Паучий престол I - Lelouch fallen 9 стр.


Об интересах Наруто тоже судить было сложно, потому как музыка в машине играла обыденная, но Учихе незнакомая, во внешнем виде он был самым, что ни на есть, обычным, и пока что сам Саске не заметил ничего такого, что бы свидетельствовало о круге того, чем мог увлекаться блондин. По сути, такого человека, как Намикадзе, могло интересовать все, от коллекционирования значков с покемонами до настырного углубления мир «доты» или от квантовой физики до изучения мертвых языков. В общем, не то чтобы вокруг Наруто ярко пульсировал ореол таинственности, но личностью он однозначно был занимательной, о чем вдобавок ко всему свидетельствовал ещё и тот факт, что сам Саске никак не мог выбросить его из головы.

- Тебе, Саске, наверное, к директору сперва нужно, - остановившись, Намикадзе развернулся, при этом вопросительно приподняв брови и засунув большие пальцы рук в карманы джинс.

- Да, ты прав, - не то чтобы блондин застал его врасплох, но все же Саске слегка дернулся, пытаясь убедить себя в том, что в его реакции не было ничего подозрительного, и в то же время настоятельно заставляя себя не отводить взгляда, при этом чувствуя, как на щеках заалел, пусть и слабый, но все-таки румянец. – Надо отдать документы, собеседование пройти, расписание взять… - подросток пожал плечами, с облечением чувствуя, что до этого учащенно трепыхающееся сердце снова начинает ритмично стучать в его груди, - ну, и что там ещё полагается по протоколу.

- Тогда тебе туда, - Наруто кивнул в сторону лестницы. – Кабинет директора на втором этаже возле актового зала.

- Спасибо. Увидимся, - брюнет в ответ махнул рукой, словно прощаясь и опять-таки надеясь на то, что этот жест не выдал его нервозности, точнее, какого-то внутреннего волнения, которое было продиктовано отнюдь не предстоящей встречей с руководством школы.

Развернувшись, Учиха начал подыматься по лестнице, понимая, что она уходит у него из-под ног, в переносном смысле, конечно же. Как бы ни странно это было признавать, но рядом с Наруто было уютно, более того, рядом с ним Саске чувствовал себя уверенно и даже отвлекся от своих мыслей по поводу того, как же его примет новый коллектив, и чего стоит ожидать от деревенщины в свой адрес. Теперь же он оказался сам, один, перед, своего рода, неизвестностью, и это, словно раскат могучего грома, оглушило подростка, который только сейчас, взглядом уткнувшись себе под ноги, осознал, что за всю свою короткую жизнь он никогда не был одинок.

Кто-то считал его привязанность к брату гипертрофированной, потому что, как бы там ни было, но у них с Итачи была существенная разница в возрасте в шесть лет, и если в детстве это не ощущалось, то с годами, особенно, когда Итачи окончил школу, такая прилипчивость «малявки» к своему брату-студенту вызывала искреннее недоумение окружающих. Вслух это, конечно же, не произносили, но все же Саске слышал, как прислуга шепталась о том, что мальчику не хватает внимания и заботы со стороны родителей, вот он и тянется к брату. Он сам, тогда ещё действительно ребёнок, только фыркал в ответ, потому что был иного мнения. Может, глупого, детского и наивного, но все же иного. И вот, теперь, оказывается, что одной из сторон его привязанности к Итачи был страх одиночества.

Возможно, какой-нибудь специалист сказал бы, что это, действительно, следствие детской психологической травмы, но сам Саске, который, вновь-таки, старался быть честным с самим собой, понимал, что он не столько боялся одиночества, сколько того, что рядом не будет человека способного его понять и поддержать. Именно поэтому, когда родители отказались от Итачи, он устроил бунт, который Микото, именовав его подростковой гормональной нестабильностью, с легкостью решила с помощью очередного психолога и месяца в санатории закрытого типа. Да, его мать прибегала к радикальным методам, которые, впрочем, всегда были действенными, потому-то Саске, понимая, что его в покое не оставят до тех пор, пока он вновь не будет соответствовать статусу наследника семьи Учиха, рано или поздно, но все равно уступал, поскольку сопротивляться было бессмысленно.

Он ничего не имел за плечами. Несовершеннолетний, без собственного дохода, если не считать счет в банке, которым он мог воспользоваться только после своего совершеннолетия, пребывающий полностью на обеспечении родителей, Саске не мог поставить им ни один ультиматум. Может, это и глупо, но подросток не хотел терять ни свое положение, ни свой статус, ни те комфортные условия, которые были для него созданы. Он просто хотел понимания и немного свободы, что его родители считали недопустимой блажью.

Все было каким-то наигранно-приторным, даже его образ примерного мальчика. Все порой бесило до белого каления, особенно дополнительные занятия, которые ему были не по душе. Некоторое вещи были настолько отталкивающими, что лишь гордыня помогала Саске созерцать и не вмешиваться с собственной жизненной философией. Все это, бывало, лишало его сил, выворачивало его душу и наталкивало на мысль, что нужно перестать бороться и просто плыть по течению, тем более что это самое течение принадлежало золотой и сытой реке. Может, так бы он и сделал, став идеальным сыном своих безупречных родителей, вот только у него был Итачи, тот, кому подросток мог высказаться и с кем мог поделиться абсолютно всем, тот, кто не позволял ему увязнуть в грязи, которую выдавали за жемчуг, и это его разбаловало, то есть не позволило ему потерять себя как личность.

В общем, даже сейчас Саске полностью не мог понять того, почему он за столь короткое время так привязался к этому блондину, увидев в нем… нет, не Итачи, брата ему никто и никогда не заметит, но во взгляде Намикадзе было что-то такое, что не позволяло раскиснуть и сдаться, даже если при этом тебе не оказали и йоты видимой помощи.

Наверное, он все-таки поддался столь резкой смене обстоятельств, места, способа жизни, слегка захандрив, раз в первом встречном начал искать то, что помогло бы ему уцепиться и поощрило бы его упрямство, но если говорить о фактах, то Саске не хотелось, чтобы это знакомство было мимолетным. Да, Наруто говорил о том, что, возможно, они окажутся в одном классе, но это только возможно, да и не пристало ему липнуть к человеку, у которого, наверняка, уже есть устоявшийся круг общения, только для того, чтобы прийти в себя и на этой terra nova почувствовать твердую почву под ногами. В общем, как ни крути, пусть он и не сломался, но слабину дал, и это омрачало подростка, который раньше, никогда и ни при каких обстоятельствах, не сомневался в собственных силах.

- Ну, когда справишься с формальностями, приходи к нам в буфет на первом этаже, - брюнет замер на лестнице, не отваживаясь обернуться, потому что, несмотря на все положительные впечатления о Намикадзе, он не верил в то, что тот может настолько благосклонно отнестись к новичку. – Жду тебя, Саске.

Лишь по отдаляющимся шагам Учиха понял, что Наруто оставил его, а через несколько секунд общий школьный гул заглушил и эти звуки, полностью поглощая подростка. Не то чтобы он не верил людям или же не верил в людей, но все же высший свет Лос-Анджелеса, пусть и подростковый, многому его научил, в первую очередь тому, что бескорыстность нынче не в моде, поэтому он так и не обернулся, боясь столкнуться с неискренностью. Голос Намикадзе звучал ровно, уверено и спокойно, в нем не чувствовалась фальшь или же лживость, тон был обычным, словно все было в порядке вещей, и пока что Саске было достаточно и этого, чтобы хмыкнуть себе под нос, улыбнуться и, расправив плечи, двинуться дальше, а если блондин все-таки желает извлечь какую-то выгоду из их знакомства… Что ж, с таким красавцем и в «кто-кого» посоревноваться не грех. В приличном понимании этого выражения. Почти.

//-//

По большому счету, знакомство с руководством школы прошло… сносно, хотя Саске, уже спускаясь по лестнице на первый этаж, все ещё был слегка озадачен, как и говорил ему Намикадзе, колоритом, причем не только ученического, но и преподавательского состава.

Пользуясь относительной свободой действий и, как говорят, убивая одним выстрелом сразу двух зайцев, подросток, пока шел к кабинету директора, более тщательно осмотрел школу. Ремонт здания пусть и не был дорогущим, но внутри было вполне прилично, хотя и обыденно, просто, безо всяких изысков, зато чисто и светло. Бежевые стены создавали ощущение уюта, а деревянные, более темные, панели зрительно уменьшали высоченные потолки и придавали ощущение некого комфорта. Обычный дощатый пол, окрашенный темно-коричневой краской, разнообразие стендов на стенах, которые повествовали и о жизни школы, и о лучших её учениках, и уведомляли о кое-каких правилах внутреннего распорядка. Кстати, именно благодаря одному из таких стендов Саске удалось кое-что узнать о своем новом знакомом, а именно то, что тот является капитаном баскетбольной команды школы, которая в прошлом году заняла почетное третье место в играх между школами штата.

Да, информация была полезной и очень интересной, поэтому Саске и задержался возле стенда, бегло просмотрев все фотографии и сконцентрировавшись только на одной, на которой блондин в бело-оранжевой футболке держал в руках малый кубок чемпионата. В принципе, Учиха предполагал, что Наруто может заниматься каким-то видом спорта, но баскетбол… не то чтобы парень не вышел ростом, но все же мяч и кольцо предпочитают те, кто имеет сто восемьдесят пять и выше сантиметров роста. Хотя, судя по всему, в этой школе был не тот контингент учеников, из которого можно свободно выбирать и членами которого можно перебирать, а раз команда «Лисы», кстати, довольно оригинальное, как для Техаса, название, достигла таких результатов, то игроки в ней были довольно сильны.

Впрочем, не это заинтересовало Саске, пусть ему и было интересно узнать о том, как в обычной школе для детей из нескольких фермерских округов возникла баскетбольная команда, и каких вершин ей удалось достичь, а то, что на фото блондин пусть и улыбался, но его взгляд был серьезен и даже слегка грустен. Возможно, ему так только показалось, потому что он уже успел привыкнуть к улыбчивому, позитивному, неунываемому Намикадзе, но сам Саске, который уже научился замечать неискренность, сразу же понял, что эта улыбка не отражала его истинных эмоций, которые плескались в глубине глаз цвета индиго. Возможно, он бы задержался у стенда подольше, ведь, скорее всего, на нем были и фотографии тех, с кем ему придется учиться в одном классе, но подросток по своему характеру был пунктуальным человеком, поэтому позволить себе отвлечься на личное, когда его ожидало публичное, то есть директор, он себе позволить не мог.

Если пока что не обращать внимания на учеников, то школа показалась Учихе приличным заведением, тем более что, как он предполагал, никто не сидел на подоконниках, которых касался белый тюль, не мусорил в кадки с цветами и даже не пытался измываться над черепашками, которые мирно курсировали в установленном в рекреации мини-бассейне с каменно-плиточной кладкой… по крайней мере, до тех пор пока не зашел в приемную к директору.

- Ага! А вот и ты, новый ученик! Ты Учиха Саске, да?! – самого Саске аж передернуло, когда в приемную из бокового кабинета ему навстречу шагнул высокий, широкоплечий, смуглый мужчина лет тридцати пяти, приветливо хлопнув его по плечу. В принципе, оно все было бы ничего, даже густая, аккуратно подстриженная борода шла брюнету, даже джинсы ему можно было простить, даже его неординарное приветствие могло бы и не быть чудачеством, если бы при всем при этом мужчина не держал в уголке рта сигарету, дымящуюся.

- Да с утра вроде как был я… – в тот миг удивленно пролепетал он, понимая, что перед ним не просто учитель, а именно завуч, как представился сам мужчина – Асума Сарутоби, который и сопроводил его в кабинет руководителя.

Директор оказался разумным, немногословным, но умеющим слушать и делать выводы старичком лет, скорее всего, уже шестидесяти, чему Саске, после столкновения с завучем, был крайне удивлен. Впрочем, удивлен до того самого момента, пока директор сам не запыхтел длинной трубкой, и пока тот не представился, назвавшись Хирудзеном Сарутоби. Похоже, вредная привычка была делом семейным, хотя все это и не отметало тот факт, что демонстрировать свои пагубные пристрастия ученикам явно не стоило.

В кабинете директора пробыл он от силы минут пятнадцать, отдав свои документы, коротко рассказав о себе, получив расписание и краткий инструктаж. Исходя из слов того же завуча, в связи с расписанием школьного автобуса, уроки в школе начинались в девять утра и длились сорок пять минут, после каждого - пятиминутная перемена, а после четвертого - большая, обеденная, длительностью в те же сорок пять минут, а после снова уроки, которые, вновь-таки будучи привязанными к автобусу, заканчивались около четырех дня. Да, общее расписание Саске не понравилось, и даже не потому, что он было насыщенным, а этих пятиминуток было явно мало для того, чтобы как следует подготовиться к следующему уроку, а потому, что оно было сумятным и не позволяло нормально расслабиться.

- Автобусы у нас, Саске, пусть и школьные, но все-таки платит за их обслуживание государство, - вот что сказал ему завуч, он же преподаватель математики, он же заядлый курильщик, который только в его присутствии истлел две сигареты, - так что, какие графики нам выставляют, под такие мы и подстраиваем расписание.

По сути, даже несмотря на то, что придется ломать свой привычный распорядок и учиться справлять нужду за пару минут, ведь ещё нужно повторить предыдущий материал, Саске мог смириться с таким положением вещей, хотя и не понимал, как в США, стране благополучия и социальной защищенности, государство может диктовать какие-то условия учебным заведениям. Вообще-то, Саске понимал, но верить отказывался, ведь «Harvard School» была частной школой, платной школой, точнее, школой для детей богатых родителей, которые умели оценить результаты работы преподавательского и руководящего состава щедрыми пожертвованиями, а государство, пусть Америка и была богатой страной, все же имело определенные финансовые ограничения и лимиты. В общем, надежду вселяло ещё и то, что все это было временным, вполне даже возможно – кратковременным, ведь, как бы там ни было, а Микото за него глотку кому угодно перегрызет, что уж говорить о том, что во время дежурного звонка родителям он собирался упомянуть о том, насколько деструктивно смена обстановки влияет на его здоровье и успеваемость.

Кроме общего графика ему выдали и расписание, при этом определив в класс 11-А, классным руководителем которого был учитель физкультуры Умино Ирука. То ли его кругозор был слишком узким для, так сказать, деревенских форматов, то ли действительно программы для школ разного уровня аккредитации сильно отличалась, но сперва Саске не мог понять, что означает это самое «11-А». В «Harvard School» все было предельно ясно и просто: четыре класса младшей школы, четыре средней и три старшей, причем каждый класс имел свой порядковый номер и букву в зависимости от тех предметов, которые изучался углубленно. Например, он сам учился в классе 1-1-М, то есть в первой группе последнего года обучения с углубленным изучением математических дисциплин, и о том, что в системе образование могло означать «11-А», подросток мог только догадываться.

Впрочем, это были не единственные догадки и сомнения, которые оккупировали мысли Учихи, тем более что миссия по его адаптации к школьному режиму и правилам была возложена на классного руководителя, которого сам Саске ещё и не видел-то, а с ним самим пусть и вежливо, но спешно распрощались, при этом напомнив, чтобы до конца дня он не забыл получить учебники. Короче говоря, из кабинета директора он вышел озадаченным, сжимая в руках расписание и ключ от личного шкафчика и будучи предоставлен сам себе.

Не то чтобы было обидно, все-таки, по сути, все, что от неё требовалось, администрация выполнила, а дальше забота о нем, и правда, ложилась на плечи классного руководителя, но все же у Саске сложилось такое впечатление, что его хотели побыстрее выпроводить из кабинета, при этом спрятав его личное дело в общей картотеке поглубже, чтобы даже случайно на него не наткнуться. Скорее всего, директор и завуч были осведомлены о его происхождении, возможно даже, и о ситуации в целом, хотя… что-то во взгляде Хирудзена Сарутоби было такое, из-за чего сам Саске долго не мог смотреть ему в глаза. Нет, не жалость или сочувствие. Скорее, родительское понимание и молчаливое обещание того, что время все расставит на свои места.

Назад Дальше