«Но ведь если использовать книгу с умом, ничего плохого не произойдет?»
Вопрос, которым задавался каждый владелец Книги Всезнания, вспыхнул в голове Савады Тсунаёши. Лия усмехнулась, покосилась на парня и снова закрыла глаза. Дождь начал стихать, огонь разгорался всё ярче, и наконец Тсуна принял для себя решение: не использовать знания Книги без особой нужды или если последствия использования приведут к чему-то опасному. Такой вариант показался ему наиболее безобидным, и парень довольно кивнул своим мыслям.
— Ну что, смирился с неизбежным? — подал признаки жизни дух. — Принял свою судьбу в виде Книги Всезнания?
— Пришлось, — кивнул Тсуна. — Но я попытаюсь не стать совсем уж жутким грешником, хотя кто вообще без греха-то? Нет таких, наверное.
— Отлично, значит, теперь ты полноправный Хозяин Книги, — довольным тоном прокомментировала Лия, но выражение ее лица резко контрастировало с тоном сказанного. В черных глазах промелькнула тоска. — Стража поможет в любых начинаниях, не сомневайся. И так как никто, кроме тебя, ее не видит, можешь жить спокойно. Ну а Книгу не советую показывать посторонним, хотя, если ее повредят, Стража поработает на восстановительном фронте, так что нам опасность не грозит. А вот тебе может аукнуться хранение под кроватью книги с нарисованной пентаграммой.
— А что она значит? — озадачился Савада, вспоминая звезду, вписанную в круг.
— Информация требует запроса, mon cher* Тсунаёши, — пожав плечами, ответила Лия, и парень сдался: в конце концов, об этом он мог узнать и в интернете, или же просто спросив Гокудеру, а потому смысла в том, чтобы отдавать приказ, Тсуна не видел. Ему не только не хотелось получать знания из опасной Книги — претило осознание того, что для их получения надо отдать приказ. А Тсуна, будущий десятый босс Вонголы, лидер ее Хранителей, отдавать приказы не любил. Очень не любил. Можно даже сказать, ненавидел, впрочем, это слишком громкое слово…
— Ладно, тогда завтра в интернете покопаюсь. Кстати, ты ведь скажешь, где Намимори? Ты же когда пришла, сказала, что поможешь найти ночлег и дорогу в город, так? Значит, мы выберемся отсюда?
— Я пришла, потому как ты сделал запрос на информацию о месте ночлега и пути в Намимори, поэтому да, я и без новой просьбы помогу добраться до города. Но лучше бы тебе поспать, а то завтра придется пешком преодолеть десять километров по размытой дождями земле. Не самое приятное и легкое времяпрепровождение.
— А как же костер? — растерялся парень и подкинул в огонь толстую деревяшку.
— Я дух, а потому во сне не нуждаюсь, так что за костром послежу. Если что-то пойдет не так, разбужу тебя. Смело закидывай в огонь побольше дров и ложись, я побуду на страже. Ты мне нужен живым и здоровым, это — мой приоритет, ведь если ты заболеешь, не сможешь использовать Книгу на полную, а если умрешь раньше срока, и вовсе избежишь кары. Так что, пока ты не стал грешником, для меня главное оберегать тебя. Поэтому не беспокойся за костер и возможность приближения врагов: людей не наблюдается ближе, чем в радиусе восьми километров, а хищники обычно не суются к кострам, да и погодка ныне к охоте не располагает.
— Спасибо за подробный ответ, — рассмеялся парень. — То из тебя слова не вытащишь, то читаешь целые лекции!
— Это был совет, настроение к нему располагало и необходимость. А так я могу и помолчать, — пожав плечами, ответила девушка и подобралась ближе к огню.
— Не обижайся, я же просто так сказал, — стушевался Савада и, расстелив на земле олимпийку, настороженно посмотрел на собеседницу. Но та почему-то не выглядела ни расстроенной, ни обиженной — скорее, скучающей, и ее ответ это подтвердил.
— Какой смысл мне обижаться? Во-первых, Стража всегда на стороне Хозяина Книги, даже если не одобряет его поступков или не согласна с его мыслями. А во-вторых, я вообще необидчивая: знания превратили меня в страшную зануду, так что всё, чего от меня можно дождаться — это апатия и следование указаниям. Мне скучно, Тсуна. Очень скучно. Но обиды и прочие глупости эту скуку не развеют. Так что смысла поднимать бурю в стакане я не вижу. И кстати, поясняя свои слова, скажу, что я очень разговорчивая, если настроение располагает к беседе, а потому, если надоем, смело говори, что мне лучше помолчать. Я знаю, что меня порой заносит, так что останавливай, это нормально.
— Да нет, я не против поболтать с умным человеком, — смущенно улыбнулся парень и начал подкидывать в костер дрова.
— Ну-ну, — хмыкнула девушка и смерила собеседника насмешливым взглядом. — Красивых тебе снов, Тсуна. Без кошмаров.
— И тебе того же, — ответил Савада и ойкнул, поняв, кому пожелал хороших снов. — Прости, я не подумал…
— Извиняться не стоит, — перебили его на полуслове. — Извинения лишь отнимают время, так что не трать его попусту, я не собираюсь на тебя обижаться. Восстанавливай силы, у нас впереди слишком долгий путь, который тебя измотает.
— Ладно, — вздохнул парень и улегся на импровизированную лежанку. — Хорошей ночи.
Ему не ответили. Лия смотрела в костер безразличным взглядом и прислушивалась к начавшему стихать дождю, сухие ветки весело потрескивали, умирая в огне, где-то далеко погружался в сон ночной город, не знавший, что один из его жителей оказался на распутье, которое могло привести к катастрофе. А этот самый человек мирно посапывал, свернувшись клубочком у покоренной огненной стихии, и казался безобидным милым зверьком, впавшим в спячку. Вот только Савада Тсунаёши был человеком, а людям свойственно поддаваться искушению. И искуситель смотрел на свою жертву сквозь пламя без умиления, опаски или сожаления: дух, обреченный на служение демонической книге, просто ждал развязки, не важно, станет ею победа или поражение. Потому что Стражем всё же был не демон. Сквозь багряные сполохи на Саваду Тсунаёши смотрел человек. Давно умерший, но никогда не видевший Ада. Человек, заточенный в Книге и точно знавший, что избежать искушения почти невозможно.
Но ведь «почти» — не значит «совсем», не так ли?..
========== 4) Дорога домой ==========
В воздухе висел легкий запах озона, смешанный с запахом мокрой травы, свежестью и надеждами на солнечный, теплый день. Солнце вовсю пыталось воплотить надежды в жизнь и прогревало влажную, чавкающую под лапами животных, выбравшихся из укрытий, землю. Стрекот насекомых перекрывало пение птиц, а ночная прохлада сгинула в небытие, освободив место удушливой жаре, еще более невыносимой из-за влажности и испарений. Лесная чаща пыталась вернуться к привычному ритму жизни, и ничто не могло этому помешать, разве что двое путников, составлявших компанию бродившим по лесу животным, казались лишними в этом царстве природы, но им было не до попыток превратить лес в лесопилку или выжженную пустыню: духота изматывала парня, а девушка, бросая на него ехидные взгляды, пыталась поработать группой поддержки, рассказывая, сколько им еще идти. Подбадривания получались не слишком обнадеживающими: Тсуна двигался всё медленнее, просушенные за ночь, но вновь намокшие кеды громко чавкали, проваливаясь в грязь, а пот струился по загорелой коже, обезвоживая и без того усталый организм. Лия проложила путь с учетом потребностей смертного, и дважды за полтора часа они оказывались у ручья, но жара была настолько удушливой, что жажда накрепко сковала горло Савады. А вот Лие, скользившей по воздуху и лишь делавшей вид, что идет, как живой человек, погода неприятностей не доставляла, и девушка лишь изредка чихала или заходилась в болезненном кашле — в остальном ее, казалось бы, всё устраивало.
Наконец, Тсуна окончательно выдохся, и привал у третьего ручья растянулся на целых полчаса, за которые парень успел выяснить интересную деталь о своей спутнице, а именно: Лия панически боялась мышей. Стоило лишь им устроить привал, как девушка вдруг занервничала и начала поторапливать спутника, но Тсуна настолько устал, что о дальнейшем продвижении речи быть не могло, а потому Лия нехотя проворчала:
— Тогда ты, как настоящий мужчина и истинный рыцарь, просто обязан меня спасти!
— От чего? — подавив испуг, уточнил парень, сидевший у ручья и смывавший с лица пот. Настороженно воззрившись на спутницу, он ожидал новостей о приближении тайфуна, страшных врагов, мистических чудовищ — да чего угодно, но не того, что прозвучало в ответ.
— Сюда идут целых три мыши! Огромных! Если ты их не прогонишь, береги уши — я буду кричать. Громко. Они уже тут…
Девушка попятилась и вдруг, оторвавшись от земли, зависла в воздухе, метрах в двух над землей, а затем, зажмурившись, указала на небольшой куст:
— Они там! Сейчас выбегут! Убери их, Тсуна! Ненавижу мышей!
Парень опешил, а затем беззвучно рассмеялся, но направился к указанному пристанищу серых монстров. Стоило лишь ему приблизиться, как на поляну выскочили три небольших ушастых зверька, а лес огласил визг, полный ужаса и паники. Тсуна удивленно покосился на зависшую в воздухе девушку в монашеском рубище, сжавшуюся в комок и поднявшуюся к кронам деревьев, а затем, стараясь подавить смех, погнал мышей прочь от своего временного пристанища. Грызуны разбежались, испугано пища и изо всех сил перебирая крохотными лапками, а Тсуна крикнул:
— Всё нормально, они ушли, спускайся!
— Гадость… — пробормотал дух и пошел на снижение, а Савада рухнул в траву и, опустив ладони в воду, простонал:
— Когда же мы дойдем? И чего эта дорога всё никак не закончится?
— Если идти напрямик, можно добраться до города гораздо быстрее, но ты не выдержишь: по пути не будет ни единого ручья, а из-за того, что этот путь идет в низине, там сейчас чуть ли не болото — идти по нему будет каторгой. Поэтому пришлось прокладывать путь по возвышенности, с заходами к источникам воды. И кстати, ты даже не выскажешь всё, что думаешь о моей боязни этих мерзких, гадких грызунов? — Лия передернулась от воспоминания о мышах, а Тсуна чуть удивленно на нее посмотрел и, рассмеявшись, ответил:
— Я сам часто чего-то боюсь, почему я должен тебя в трусости обвинять? Мне, конечно, смешно было, что ты так мышек испугалась, они же милые, — девушка снова передернулась, — но мало ли, кто чего боится? Издеваться я не буду точно, извини, что рассмеялся.
— «Смелость — это сопротивление страху и контроль над страхом, а не отсутствие страха». Это сказал Марк Твен, — устало вздохнув, сказала девушка и присела у ручья. — Нет людей, которые вообще ничего не боятся, но трусами можно назвать лишь тех, кто не пытается взять верх над страхами, а потворствует им. Я трусиха, потому как не могу и не хочу бороться с этим страхом: мыши — это единственное, что меня вгоняет в панику, и перебороть ее я не в состоянии. Моя бы воля — истребила их всех, чтоб ни единой твари не осталось, — в голосе девушки проскользнула странная, беспощадная нотка, и Тсуна удивленно на нее покосился. — Но я ничего не могу поделать ни с этими гадкими грызунами, ни со своим страхом. Да и не горю желанием от него избавляться: для этого придется столкнуться со страхом лицом к лицу, причем не один раз, а я на это не согласна. С тобой всё иначе: ты хоть и боишься, но перебарываешь себя и делаешь то, что нужно, по крайней мере, по большей части. Так что трусом тебя назвать с точки зрения Марка Твена нельзя, ведь ты умеешь преодолевать свои страхи. Только знаешь, страх преодолеть куда проще, чем искушение, но это так, лирическое отступление.
— Не знаю, я как-то о таком не задумывался, — пробормотал Савада, уставившись на воду. Краска, прилившая к щекам, сходить не желала, и Страж усмехнулась — она прекрасно знала о любви Тсуны к самокопанию и попыткам поверить в характеристики Реборна, кои тот щедро сыпал на голову ученика. Вот только еще Лия знала, что Савада отчаянно не желает быть «бесполезным глупым тунцом», а потому смущенный румянец и растерянный ответ на похвалу говорили ей не о том, что Тсуна и впрямь не задумывался, трус он или храбрец, а о том, что ему льстят озвученные кем-то слова поддержки и одобрения. И Страж усмехалась. Не реакции Савады на ее длинную речь, а отсутствию таковой на куда более важное дополнение — на слова о том, что искушения порой слишком сильны, чтобы их преодолеть…
— А ты подумай, мозг человеку для того и дан, чтоб размышлять. Отчасти, конечно, но и пренебрегать одной из основных функций не стоит — порой удивительные результаты получаются.
Савада на язвительные слова лишь горестно вздохнул и, пошлепав ладонями по холодной ключевой воде, встряхнулся. Ледяные брызги привели его в состояние относительной боевой готовности, но отправляться в путь прямо сейчас он не хотел: усталость пересиливала желание оказаться дома. А потому еще пятнадцать минут парень отдыхал, перекидываясь с духом ничего незначащими фразами, и лишь набравшись сил, двинулся в путь.
Солнце вошло в зенит и нещадно жгло землю, а заодно и всех живых существ, и Савада даже слегка позавидовал спутнице, не ощущавшей ни духоты, ни усталости, но ее бледное, осунувшееся лицо, выпирающие кости и запавшие глаза, под которыми залегали страшные тени, прогоняли это глупое чувство и заставляли парня сочувствовать странному, почти живому существу, постоянно мучившемуся от голода и неспособному его утолить.
Наконец лес начал редеть, непроходимая чаща превратилась в светлую рощу, а земля, прежде напоминавшая непролазную трясину, стала плотнее и уже не пыталась стащить кеды с ног путника. Лия сосредоточенно хмурилась, и минут через десять шествия по относительно просохшему лесу скомандовала:
— Поворот налево, в ста метрах отсюда твои знакомые. Они начали поиски с самого утра, и если хочешь осчастливить их победой, сворачивай.
— Еще лишние сто метров! — простонал Тсуна, а лес вдруг огласил крик:
— Джудайме! Где Вы?! Отзовитесь!
Знакомый прокуренный голос «Правой руки» заставил Саваду забыть о только что расстроивших его ста метрах, и парень, собрав последние силы, со всех ног кинулся к другу, крича:
— Гокудера! Мы тут! В смысле, я тут! Я в порядке!
— Ну да, ну да, ценное уточнение, — прокомментировала Лия, плывя по воздуху рядом с пытающимся бежать Хозяином. — А то это твое «мы» вызвало бы кучу вопросов. Вот только, боюсь, оговорочка может еще дать о себе знать: Гокудера Хаято вряд ли обратит на нее внимание, но если о ней узнает твой репетитор — вцепится в нее, как энцефалитный клещ.
— А может, обойдется? — со смущенной улыбкой спросил Тсуна, едва переводя дыхание.
— «Надейся на лучшее, но готовься к худшему», — процитировала Лия. Тяжкий вздох был ей ответом.
Издалека доносились крики Хранителей Вонголы, отправившихся на поиски друга, а по совместительству еще и босса, Тсуна старался отвечать, держась за бок и спеша на голоса друзей, и вскоре светлая, залитая лучами послеполуденного солнца поляна встретила целую делегацию. Пепельный блондин среднего роста с дымившейся сигаретой в зубах бежал впереди остальных — в серо-зеленых глазах застыла надежда и чувство вины, а перепачканная белая рубашка с короткими рукавами, накинутая поверх темно-синей футболки, насквозь пропитавшейся потом, говорила о том, что парень бродил по лесу с самого утра. Следом за курильщиком — явно европейцем — бежал высокий японец, на губах которого застыла напряженная улыбка. Короткие черные волосы были растрепаны, а джинсы и белая рубашка явно недавно познакомились с землей — судя по пятнам, парень около часа назад упал на колени. Последним бежал еще один японец, коротко стриженные пепельные волосы и желтые глаза которого давали повод усомниться в его национальности, причем он был единственными из этой странной троицы, кто избежал падений во время поисковой операции: темно-бордовый спортивный костюм хоть и был пропитан потом, но следов земли на нем видно не было. Тсуна же выбежал навстречу друзьям, и курильщик, мгновенно ускорившись, оказался рядом с ним.
— Джудайме! Простите, я зашел в гости только этим утром, а Реборн сказал, что Вы упали в реку! Он велел не беспокоиться, сказал, что Вы выберетесь, но всю ночь шел дождь…
— Гокудера, не паникуй, я в порядке! Только устал…
Савада улыбнулся и буквально рухнул на землю. Опершись на руки за спиной, он посмотрел на небо, и улыбка стала еще шире. Белые перистые облака лениво плыли по небосводу, пронзительная синева которого пленяла взгляд. Солнце пекло нещадно, но сейчас даже палящий зной не мог испортить настроение Тсунаёши: он встретил друзей и был счастлив, что наконец-то испытание закончилось.