Песня о море
— А потом она пошла по длинным катакомбам. И чем дальше она шла, тем ярче разгорались эти огни. Утром они опять пропадут и появятся в осеннюю полуночь, когда тучи затмят небесный свет. Говорят, это звёзды спускаются, чтобы осветить землю. А старики рассказывают, это это множество горящих глаз неведомого зверя, который смотрит и выжидает.
Не знаю, что насчет тех огоньков, но эти явно никому вреда не причинят. Просто крохотные угольки-звездочки, живущие от силу секунд 5, выбрасываемые в небо и летящие к своим небесным двойникам, чтобы затухнуть на полпути.
— И вот она идёт, завороженная этими огнями. Сирены привлекают песней, а огни привлекают светом. Он похож на свет из окон или от бенгальских огней. Но самое главное: сколько бы к ним не приближались, они всегда далеко, хотя вовсе не сдвигаются с места. Потому она шла долго, и натерла мозоли на ногах. В конце конков она обессилела и плюхнулась в сточные воды и утонула в темном омуте.
Ноги укрывает клетчатый плед. Дейл жарит для всех маршмелоу. Герман возится с кофеваркой. Трава мокрая и холодная, а земля мягкая. Вдали — равнина, уходящая в глубокую, испещренную тучами синеву, и деревья, словно нарисованные тушью. Воздух влажен и прохладен, вдали кричит ночная птица и стрекочат кузнечики.
— И в том же самом месте возник такой же огонёк. Позже он присоединился к другим.
Я вздрогнула. Шляпа слегка покосилась.
— Жуть какая! — кричит Риша, — Хватит такие вещи рассказывать, Мира!
— А ты знаешь ещё такие истории? — спрашивает Герман, — Клевые же.
— Да вы в своём уме?! — набросилась на него Риша, — На Клэр лица нет! Да и мне они не нравятся, если хочешь знать моё мнение!
— Может, я не хочу, — осклабился Герман.
— Хватит ссориться, — взмолился Дейл.
— А ты что думаешь? — оживился Герман, — Я уверен, ты просто без ума от этой страшилки!
— Честно говоря, мне вообще не нравятся страшилки, — Дейл окинул присутствующих затравленным взором, судорожно сжимая в руках пяльце, — Может, лучше поговорим о чем-нибудь хорошем? Ну, или споём…
— Агрх, какой ты скучный, — тут же скис Герман, — Такой же кайфолом, как и Риша.
Дейл вжал голову в плечи.
— Перестань на него гнать, Герман, — взбесилась Риша, — Что ещё за "кайфолом"?! Это ты без тормозов! Мы собрались здесь посидеть и отлично провести время, а не пугаться каждого шороха. Если хочешь страшилки — то идите с Мирой и уединитесь где-нибудь. А у этого костра мы будем петь хорошие и веселые песни.
Риша отобрала у Германа гитару и стала наигрывать аккорды и петь. Дейл принялся вышивать, Мира лопала маршмелоу, громко чавкая, Герман добил примус и теперь перед каждым из присутствующих дымилась чашка черного кофе. Вдали загремел гром.
— Это небо вскрикивает от того, что ему приснился кошмар, — сонным голосом сказала я.
— Да? — спросила Мира.
Она встала и задрала голову, помахав небу рукой. Её теплая шапка упала к моим ногам.
— Не бойся, небо! — закричала она, — Всё хорошо!
— Если прислушаться, то можно услышать шум моря, — сказал Дейл как бы самому себе.
— Какой ты всё-таки смешной. Где же у нас море? — язвительно спросил Герман, — У нас красная пустыня с выжженным воздухом. И люди здесь такие же выжженные. Тут морю не место.
— И где же морю место? — спросила Мира.
— У скалистых берегов и белых песочных пляжей, — сказал Герман, — Рядом с мечтающими о парусниках и трубящих в рог после полуночи. Там, где киты и пираты.
— Но ведь всё это невозможно без моря, — пробормотала Мира, — Бессмыслица какая-то получается.
— Какие вы скучные, — сказала я. И прислушалась, — А знаете, я тоже его слышу.
И правда. Вдалеке, скрываясь среди шелеста травы, воя ветра, крика птиц и шума дождя шумел океан, шелестели белогривые волны и бились о скалы. И если принюхаться, то можно почувствовать запах соли и ощутить на своей коже дуновение северного ветра.
— А? Я ничего не слышу! — сказал Герман, — Опять вы придуриваетесь? Море они слышат, с ума сойти…
Мы с Дейлом многозначительно переглянулись. Сразу стало тепло на душе. Словно прошлась босиком по пляжу.
— А ведь было бы здорово, если бы у нас было море, — сказала Риша, — Хотя бы крохотное.
— Ага! И пляж с пальмами, — подхватила Мира, — И пляжный продавец, и коктейли, и кафе-терасса, и буйки, и бананы, катера, парусники, водные лыжи, сёрфинг, дайвинг, и дельфины на фоне заката, и медузы, обжигающие ногу…
— И акулы, кусающие за задницу, — загоготал Герман.
— Кто ещё из нас кайфолом, — хмыкнула Риша.
— Да ну вас, — сказала я, — Я спать.
— Да ты чего? Сейчас же самый кайф, — затормошила меня Мира, — Скоро рассвет будет. Это всегда так!
— Рассвет лучше встречать на вершине горы, — сказала я, — Укрытой пледом, с кленовым сиропом в руках, глядя на простирающиеся внизу лес. Вот там рассвет — само доказательство того, что ты жив. А на здешние рассветы я насмотрелась.
— И много ты на них смотрела? — спросил Дейл.
— Почти каждую ночь, — махнула рукой я, — Всегда ждала его с замиранием сердца как избавление.
Символ наш — рассвет, а гимн — вечерняя песнь соловья.
Откуда я знаю эти строчки? Кто-то нашептал мне их ночью, стоя у изголовья кровати. Или не у изголовья кровати? В любом случае, этот кто-то очень хотел, чтобы я их услышала и запомнила.
— Гляди, уже небо вдали светлеет, — сказала Риша, — Я с самого детства смешивала краски, пытаясь получить такой же цвет. Но у меня ничего не получалось. Всегда какой-то мутный выходил.
— Что поделать, природа не наградила тебя истинным гением художника, — подтрунил над ней Герман.
— Не бывает неталантливых художников, — сказал Дейл, — Бывают просто криворукие. Или уникальные. Но всем нам есть, что сказать и показать.
— Пожалуй, ты меня вдохновил нарисовать картину. Я давно хотел осуществить этот замысел, — с комичной серьёзностью сказал Герман.
— Правда? — обрадовался Дейл.
— Да. Я нарисую сортир и чпокающихся… — начал было Герман, но тут же схлопотал подзатыльник от Риши.
— Хватит ахинею нести, — прошипела она, — Ты хоть когда-нибудь бываешь серьёзным?!
— Чего? — опешил Герман, — Обижаешь! Я?! Да никогда!
Я встала и отошла от других, застегнув отлетевший ремень запога. Вдали занимался рассвет. Запел соловей. Стало светло и тепло. Тучи ушли к другому концу гнеба, туда, где всё ещё ночь. Вдали колыхались деревья. а за ними что? Вот бы превратиться в одну из птиц, прямо сейчас пролетающих у меня над головой, и посмотреть, что там, далеко-далеко, куда не достает мой взор.
Я раскинула руки в стороны и закрыла глаза. Как по команде, поднялся ветер, хлопая плащом, развевая подол юбки и волосы, он огибал моё тело, заставляя кожу покрываться мурашками от холода. Холодный, мокрый осенний ветер, несущий в себе дыхание пока ещё спящей зимы. Я не чувствовала своих ног. Быть может, я уже стала птицей, и если я взмахну своими руками-крыльями, то поднимусь в воздух?
БОЛЬ
Запульсировало в висках. Всё стало красным. Превращение неудачное. Может, я превратилась в пробегающую мимо бродячую собачку? Или…
Сорок ног и размывающаяся граница между светом тенью. Ни глаз, ни ушей, ни кожи, ни волос, только тело-гармошка. А вокруг всё такое огромное и непонятное. Тёплая земля, сладкие корешки, гиганская трава и множество муравьёв, снующих куда-то и не замечающих меня. Они не слышат меня, потому что говорят на языке ароматов. А я не слышу их. Не слыжу и крылатых злобных жуков, и слепых бездумных червей, и мерзких мух. Я не слышу ничего, чувствую только сотрясение земли и смертельную опасность. Надвигается что-то непостижимое, топая ногами и сотрясая воздух. Я бегу. Куда бегу? Ноги путаются. Пытаюсь закричать, но как я могу? Ни зубов, ни я зыка, ни гортани. Только жалкие подобия челюстей. Хитиновая нелепость. Ха! Я всего лишь сороконожка — что же ещё?!
— Ну ты и дебил! И что нам теперь делать?!
— Я-то тут причем?! Сказал же, что ничего ей не давал!
— Ну да, ну да, конечно! Оправдывайся!
— Знаешь что?! Мне уже надоело, что ты мешаешь меня с грязью!
— Кто ж тебе виноват, что ты меня постоянно провоцируешь?!
Я не выдерживаю.
— Заткнитесь! — кричу я.
Они в изумлении уставились на меня. Розовые косички, рваное каре, конский хвост и черные лохмы. На меня обрушивается град вопросов.
— Ты в порядке?
— Что это было?
— Ты что-то приняла?
— Ты идиот! Она ничего не принимает!
— Может, отвести тебя к врачу?
— Ага, в психушку, ещё скажи, сдать!
— Я не…
— Шляпа.
Четыре пары глаз вопросительно уставились на меня.
— Дайте мне мою шляпу.
— Ты в душ тоже ходишь с этой шляпой? — хмыкнул Герман, но всё-таки подал мне её.
— Спасибо, — сказала я, надев её, — Какой сегодня день недели?
— Понедельник, — удивленно сказала Риша, — Ты точно в порядке, Клэр?
— А разве я говорила, что в порядке? — огрызнулась я, — Значит, сегодня в школу…
— То есть ты только что отрубилась с блаженным выражением лица, и первое, что тебя волнует — это школа? — ехидно спросила Мира, скрывая нотки беспокойства.
— Пойдёшь? — спросила Риша.
— Прогуляю, — сказала я, — Нет ни сил, ни желания туда идти.
— Я тебя отмажу, — сказал Дейл.
— Нет уж, — оскалилась я, — Ты пойдёшь со мной.
— Ну, тогда я пошла, — сказала Риша, — Спать хочу ужасно. Если что-то нужно — звони.
— Мне не с чего, — усмехнулась я.
— Тогда приходи, — замялась Риша, — Адрес помнишь? Ну вот… Если что, у меня депрессанты есть. Брат может рецепт палёный достать.
Риша ушла, махнув на прощание рукой. Герман и Мира тоже разбрелись в противоположные стороны.
— Эта компания кажется крепкой, но, если приглядеться, то не такая уж, — заметил Дейл.
— Как и большинство компаний вокруг, — ответила я, — Есть клей, держащий их вместе. В данном случае я этот клей.
— Не надоело? — участливо спросил Дейл.
— Надоело, — нехотя согласилась я.
Мы взялись за руки и пошли по проселочной дороге. Вдали просыпался город в тумане. Горящие осенним цветом деревья и лужи с отражающим и исходящим волнами солнцем. И кошки, греющиеся на теплой поверхности машин и камней, и молодёжь, сидящая на крыше, и ряд аккуратных домов, и птицы, рядком сидящие на проводах. Мост, перекинутый через журчащую речку, девушка в белом, кормящая птиц. Очаровательная блондинка и олицетворение невинного девичества и озортва. Не её ли зовут Талый Снег, Апрель и Семь Часов Утра? Мы встали рядышком, кормя плавающих в воде уточек. Те хлопали крыльями, плескались и крякали, а мы с девушкой смеялись. Дейл стоял в стронке, деликатно помалкивая. Когда я оторвалась от дивного зрелища, чтобы посмотреть на него, девушка исчезла. Показалось, что ли?
Мы сидели на перилах и болтали ногами. Холодный ветер всё пытался сдуть с меня шляпу. Мимо изредка проходили люди, чтобы зайти в сквер, сесть в тени деревьев и почитать книжку. Всё пыталась почитать на улице, но то солнце слепило глаза, то ветер пытался перелистнуть странички. В общем, не судьба.
На улице ходил какой-то загорелый человек и разносил на подносе жареный каштан. Многие подходили, брали, хрустели, смеялись, такие румяные и довольные. Кто-то играл на гармони. Детишки лет 13-ти перекидывались мячом. Две девочки лазали по деревьям. Художник продавал картины. Я купила одну — натюрморт с персиками, апельсинами и вишнёвым соком. Так он и назывался.
— Зачем? — удивился Дейл, когда мы отошли на приличное расстояние.
— Я не в первый раз его вижу и у него редко кто что-либо покупает, — объяснила я, — А мне его жалко, старается ведь.
— Транжиришь? — усмехнулся Дейл, — Учись у гуру.
Мы пошли в палатку с сувенирами и купили браслеты дружбы. Там ещё продавались яркие ниточки, тесемки, подвески и подобные кусочки лета.
— С ума сойти! — сказала я, — Сувениры! Да разве кто-то приезжает сюда? Назовите мне хоть одного такого полоумного туриста!
— Ты, например, — усмехнулся Дейл.
— Справедливо, — сдавленно сказала я.
Потом мы безцельно слонялись по городу, натыкаясь на знакомых, многие из которых в нашей школе и тоже прогуливают занятия. Гуляли по заброшенной железной дороге. Остановка со стеклянной крышей с многолетним слоем листьев и веток, пол, устланный лепестками, и полуразрушенная перрона. Гуляли по рельсам, стараясь не ступать на шпалы, воображали, что нашли заброшенный поезд и даже смогли пробраться внутрь, обнаружив там теплое купе, зашторенные окна и полутемные коридоры.
— Кстати, почему эту железную дорогу не достроили? — спросил Дейл.
— Не знаю, вроде, финансов не хватило, — пожала я плечами, — Да и зачем нам ещё одна? У нас есть одна, которая ведет в город на берегу океана. А остальные пускай на машине сюда добираются.
— Или пешком, — губы Дейла растянулись в широкой улыбке.
— Ну, это уже совсем жестоко, — сказала я.
— Скоро сезон дождей, — вдруг сказал Дейл.
— У нас не тропический климат, — сказала я, — Так что у нас лето, а потом осень, осень и весна…
— Знаю, но звучит красиво, согласись, — сказал Дейл.
— И правда, — кивнула я.
И правда, повторила я про себя, глядя на самолёт, оставляющий после себя белую полоску на фоне ярко-голубого неба.
Песня об одиноких
— Дождь?
— Похоже на то.
Барабанная дробь воды за окном. Склоняющиеся к земле ветви деревьев. спешащие в класс ученики с урока физкультуры — одинаковые белые футболки и черные шорты до середины бедра. Уходящие с крыльца старшеклассники, прячущие от дождя еду.
— Подай сахар.
— У тебя ничего не слипнется? Уже 5 кубик кладешь.
— Ну, я-то буду ртом есть, в отличии от некоторых…
На крыльце стоит блондинка и черлидерша. Черлидерша трясет помпонами. Её черные волосы вьются от воды. Парень пьёт пиво из банки. Другой парень с хвостиком разглядывает блондинку. В сторонке стоит девочка с короткими русыми волосами. Нетрудно догадаться, какие отношения между этими пятью. По крайней мере мне.
— Скорей бы выпуск. Тогда я уеду поступать в Лос-Анжелес.
— Ха-ха! Мечтай дальше!
— Мой папа оплатит! А ты до конца жизни просидишь здесь.
— А вот и нет!
Укрываясь дождевиком, бежит кудрявая девочка и смеётся. У неё джинсовые шорты и резиновые сапоги до колен. За ней бежит мальчик в бежевых бриджах, доедая на ходу буритто.
— Ты слышала историю о Майке?
— Майк?
— Ну… Он в соседней школе учился. И в год выпуска разбился в овраге.
— В том самом?
— Я знала Майкла. Он боялся выпуска, потому что тогда Нелли уедет. И Рейчел и Раймондом тоже.
— Тогда почему он не мог уехать с ними?
— У его родителей нет денег. Их зарплаты едва хватает на то, чтобы прокормить всех. Да и отец против.
— Да уж, обидно…
— Но самое главная причина: он боялся перемен и неизвестности. Он был не из тех, кто бросался в путь по большой дороге. и не из тех, кого незнакомые города встречали с распростертыми объятиями.
— Фига, Эми, ты говоришь, как поэтесса!
— Не перебивай! Дай ей досказать!
— Все знали, что это будет неизбежно. Нелли уедет поступать в консерваторию. Рейчел и Раймонд — на север, посвятить себя судебному делу. Раймонд всегда говорил, что никогда не любил юг. А Майк бы не смог прожить на севере. Он всегда легко простужался и мерз даже при нуле.
— Тоже мне, проблема! А СМС? А скайп? А вайбер?
— Ну ты же понимаешь, что это всё не то… Да и когда это у нас сеть ловила нормально?
— Понимаешь, для него это было большой проблемой. Мир рушился на куски. Рейчел и Раймонд были его первыми и единственными друзьями, которые спасли его от травли и ввели в круг популярных. Без них его ничто не связывало бы с той шайкой. Они общались с ним только ради Рэйчел и Раймонда. А Нелли… Нелли его не защищала, не смешила, не выводила в люди. она была на него похожа — и потому понимала больше остальных.