Он вернулся в суету душного зала, занял, на всякий случай, очередь и снова уставился на часы. Когда стрелка перевалила за четверть шестого, он вышел на улицу и набрал номер продавца. За несколькими длинными гудками последовал механический ответ оператора. Слава терпеть не мог эти сообщения: «Абонент недоступен», «Абонент не отвечает». Равнодушный голос безжалостно обрубал нить надежды, и каждый раз казалось, что вот еще бы чуть-чуть, и абонент бы ответил. Но продавец не отзывался ни на второй звонок, ни на третий.
– Мужчина, ваша очередь прошла, – сварливо заявила ему толстая тетка, едва он вернулся обратно.
– Я пока не буду стоять, – спокойно отозвался он.
В шесть часов Славе казалось, что уже не первую неделю он торчит в этом зале, заполненном людьми, что перед ним прошли сотни, тысячи лиц, а сам он находится внутри кокона, в котором время и пространство замерли раз и навсегда. Он запретил себе нервничать. Что он, баба какая, чтобы психовать? Задержался человек, а телефон дома забыл. Мало ли, бывает. Расписку от продавца в получении денег банк будет ждать три рабочих дня, у него еще есть время. Но пальцы непослушно выбивали на сумке неровный ритм, и в голову закрадывалось подозрение: а если с ним что-то случилось? Как тогда быть со сделкой? И тут же ему становилось стыдно: если с человеком произошло несчастье, надо ему сочувствовать, а не думать о своих проблемах. Дом – это всего лишь дом, это меньше, чем жизнь.
В половине седьмого он подумал, что надо бы положить деньги обратно в банк, чтобы не мотаться с ними по городу на объект заказчика, да и вообще, не держать их у себя. С одной стороны, отдавать деньги все равно здесь придется, почему бы не открыть счет и в этом банке? С другой стороны, зачем платить за открытие счета, и зачем он ему потом будет нужен? К тому же, Слава не очень-то доверял банкам вообще, а конкретно про этот не знал совсем ничего. Да и очередь вон какая длинная, он может не успеть. Слава еще раз набрал номер продавца, в очередной раз выслушал равнодушный механический ответ и вернулся в машину – решил положить деньги обратно на счет в своем банке. Когда он свернул на проспект, то понял, что лучше было остаться. Вечер пятницы – то самое время, когда особенно хочется жить за городом, и работать там же. На улицах города становится слишком тесно для обычных человеческих желаний конца рабочей недели. Но разворачиваться было уже поздно – он оказался взаперти в плотном потоке машин. Через полчаса черепашьего движения он понял, что не успеет добраться в банк до закрытия.
Может быть, поехать по адресу продавца, который указан в договоре? И вручить ему деньги на месте? И словно в ответ на его мысли зазвонил телефон – Хомин наконец-то отозвался.
– Я прошу прощения, но сегодня никак не могу встретиться, – голос в трубке был торопливый и взволнованный.
– Я уже деньги получил, – сказал Слава.
Некоторое время в трубке царило молчание…
– Алло… Алло, вас не слышно, – громко произнес Слава и почти сразу услышал тихий ответ Хомина:
– Мама… Она только что умерла.
– Понял. Мои соболезнования.
– Спасибо! Как смогу, я позвоню.
Слава бросил взгляд на сиденье – с черного бока сумки на него смотрела козлиная морда с бородой и рогами. Сумку привез знакомый из Штатов, когда-то под мордой было название какой-то спортивной команды, но буквы давно стерлись, а морда держалась крепко. Славе даже показалось, будто бы козел ехидно ухмыляется. Сзади раздался нетерпеливый гудок автомобиля, Слава выругался и переключил сцепление, чтобы продвинуться еще на десяток метров вперед.
К понедельнику нужно закончить ванную. Ехать на объект с деньгами? Вернуться домой и спрятать их под матрас? Слава вздохнул и включил поворотник, чтобы перестроиться в левый ряд. Чего зря суетиться? Поедет домой, дома ничего с деньгами до понедельника не случится. А утром, часов в пять, рванет на объект и успеет все сдать в срок.
Дорога заняла у него добрых два часа. И только когда Слава стоял перед своей дверью и ощупывал карманы, он понял, что забыл ключи дома. Он встал рано, когда Карина еще не ушла в школу, и, посмотрев на градусник, надел другую куртку. А ключи забыл переложить из кармана. Стоять перед дверью родной квартирки-раковины, как бездомная улитка, и понимать, что никто не ждет внутри, было странно и неприятно. Он вернулся в машину – придется поехать в больницу за ключом.
Выезжая со двора, Слава заметил, что машина как-то непривычно дергается. Стоило ему повернуть на улицу, круто забирающую вверх, как двигатель неожиданно заглох. Слава повернул ключ зажигания туда и обратно – безрезультатно. Стрелка на приборной панели показывала – бензин на нуле. Вот блин! Слава стукнул кулаком по рулю. От расстройства совсем забыл заправиться. Он включил аварийку, скатился задом к обочине и задумался.
Ехать в автобусе поздно ночью с такой суммой в руках совсем не хотелось, а вызывать такси – нет привычки тратить деньги по пустякам. Слава скрючился на сиденье и попробовал подремать, но нексия – не та машина, в которой можно уютно устроиться. Вскоре его начал пробирать холод, ведь не май месяц на дворе – середина сентября. Гуля давно намекала, что неплохо бы поменять машину на другую, получше, но Слава отмахивался – верная рабочая лошадка, бегает и бегает. Лучше эти деньги на дом отложить. Он встряхнулся, вышел из машины и достал из багажника ящик с инструментами. В конце концов, строитель он или нет? Что, не откроет какую-то дверь?
Слава вернулся к дому, поднялся на свой этаж, открыл ящик, оглядел инструменты. С какой стороны взяться за дверь? Можно попытаться вырезать или выломать из замков цилиндры, но тогда придется утром бежать в магазин за новыми замками. Можно принести из машины болгарку и попробовать срезать петли, но на площадке нет розетки, да и соседей разбудит. Выломать всю коробку? Нет, это никуда не годится. Надо сделать так, чтобы дверь можно было потом легко починить и закрыть обратно. Слава задумался.
– Здорово, чувак, – из соседской двери высунулась взлохмаченная рыжая башка.
Значит, новый сосед ему не приснился. Парень вышел на площадку и заглянул в ящик:
– Чувак, а ты чего делать-то собрался?
– Ключи дома забыл, – вздохнул Слава. – А жена в больнице с ребенком.
– Заходи, у меня переночуешь.
Слава вспомнил продавленный диван и пелену дыма, без которой соседскую квартиру было так же трудно представить, как без стен или потолка.
– Нет, спасибо. Я сейчас с дверью разберусь.
– Да заходи! Одному пить скучно. Я тебе ремонт покажу. Ты, похоже, в этом сечешь, а у меня как раз одна стена не доделана.
– Я вообще-то по плитке, – сказал Слава. – Может, тебе ванную надо сделать? Или там фартук на кухне.
– Фартук? Белый в красную клеточку и с оборками? Нет уж, если панк готовит еду, ей надо пропитаться насквозь. Пусть будут пятна, и брызги, и кровавые подтеки, но мы с моей жратвой должны быть одним целым.
Лошарик скрылся в квартире, и не подумав закрыть за собой дверь. Слава вздохнул, взял сумку, ящик с инструментами и последовал за ним. Все лучше, чем в машине мерзнуть, скрючившись. Да и выпить не помешает после такого неудачного дня.
Он прошел в комнату и обалдел. Сказать, что квартира Петровича преобразилась – ничего не сказать. Славе случалось работать и в коттеджах, больше похожих на сказочные замки, и в элитных домах, и в ресторанчиках, претендующих на оригинальность, и сталкиваться с самыми чудными полетами дизайнерских фантазий, но ничего подобного ему раньше видеть не приходилось. И когда он только успел, этот новый сосед? Неужели Слава так уставал, что совсем ничего не слышал и не замечал?
– Чего стоишь, чувак? Садись, будь как дома.
Слава поставил ящик с инструментами на пол и снял куртку.
Глава шестая. Сумка
Слава с трудом открыл опухшие глаза, но тут же снова зажмурился. Или это сон, или он проснулся в каком-то модном музее. Однажды он видел по телевизору музей современного искусства: показывали стол, прибитый к потолку, скульптуру из смятого автомобиля, гигантскую туфлю с членом внутри и живописные кучи мусора. То, что он наблюдал сейчас, приоткрыв один глаз, было ничуть не лучше. Прямо перед собой он видел смятое постельное белье, черное и блестящее, как тойота Тяпкина. Провел рукой – гладкое, похоже, шелковое. У Гули была ночная сорочка из такого материала, она ее очень берегла. Гигантская кровать, как будто увеличенная под лупой, кончалась в каком-нибудь полуметре от стены, а рядом с ней стояла железная урна, неровно выкрашенная в ядовито-желтый цвет и проржавевшая изнутри. Слава бы не удивился, увидев такую мусорку в парке рядом со скамейкой или возле входа в продуктовый магазин, но черный шелк и мятое железо отказывались существовать в его сознании друг рядом с другом. На стене над урной было нарисовано нечто трудно вообразимое, белое с желтым, таких причудливых форм, как будто кого-то стошнило на стену после поедания апельсинов вперемешку с деталями детского конструктора.
Едва Слава об этом подумал, как к горлу подступил мучительный спазм. Он облизнул пересохшие губы. Вкус во рту наводил на мысль о том, что накануне он поужинал собачьим дерьмом.
– Господи, – пробормотал он. – Лучше бы я умер вчера.
События вчерашнего дня восстанавливались в голове постепенно и неохотно. Первым почему-то вернулось воспоминание о том, что дикая настенная живопись называется «Яичница в пятом измерении». Слава приподнялся, сморщился и приложил руку к голове. Когда комната вокруг перестала качаться, он разглядел в противоположном углу огромной кровати, которая занимала почти все пространство комнаты, тело в джинсах и рваной футболке. Тело смачно храпело. До того, как он перевел взгляд выше, ему казалось, что хуже он себя чувствовать уже не может. Теперь ему перестало хватать воздуха.
Через всю стену – надо полагать, несущую – проходила огромная трещина. Преодолев сиюминутное желание выскочить из квартиры и бежать из нее, куда подальше, Слава подошел ближе, потрогал пальцем. Нарисовано! Но, елки-палки, до чего здорово нарисовано! Как настоящая. От сердца отлегло, но вдохнуть полной грудью он все равно не смог. Тогда он подошел к окну и распахнул форточку. На небе рваной простыней висели унылые тучи, в легкие ворвался свежий влажный воздух и принес с собой четкую мысль: вчера он пришел сюда с деньгами. Слава огляделся вокруг: в углу у изголовья кровати стояла гитара и валялись несколько книжек, возле окна возвышалась куча мятых шмоток, рядом примостился славин ящик с инструментом. И больше, кроме желтой урны, совершенно ничего. А где же сумка с деньгами? Слава попытался сглотнуть, но горло пронзила саднящая боль. Он метнулся в ванную, повернул кран и жадно, большими глотками напился из ладоней невкусной, тепловатой водой.
Всю квартиру Слава обыскал за какую-нибудь минуту. Перевернул постель, заглянул под кровать, посветил туда мобильником. Возле кровати валялись два пухлых томика: Библия и «Сергей Есенин. Избранное». Слава заглянул в свой ящик с инструментами и даже в гитару. Прошелся и проверил каждый угол: кухня, в старом, советских еще времен холодильнике мышь повесилась, ванная, почерневший унитаз, рваная душевая занавеска, прихожая, пустая антресоль с выломанными дверцами, перетряхнул кучу одежды в углу – сумки нигде не было.
Он выглянул на площадку, дернул ручку своей двери, несколько раз позвонил. Никто не отвечал. Слава вернулся в соседскую квартиру, потряс за плечо Лошарика:
– Слышь, парень!
– Отвали, чувак, – проворчал тот и перевернулся на другой бок. – Еще среднее утро.
– Просыпайся!
Парень засунул рыжую голову под подушку и попытался пнуть его ногой. Слава нашел в ванной тазик, наполнил его доверху холодной водой, принес в спальню и одним махом вылил Лошарику на голову.
– Фррррр!
К удивлению Славы, парень не произнес ни единого матерного слова, а только фыркал, тряс головой и плевался во все стороны, как морские котики, которых он однажды видел в цирке с дочками.
– Ну ты даешь, чувак! Прямо по-нашему, по-панковски, – уважительно сказал Лошарик, вытирая голову шелковой простыней.
– Где моя сумка? – спросил Слава.
– Какая еще сумка?
– Обычная черная спортивная сумка, сбоку козел нарисован.
– Чувак, ты же ее подарил.
– Кому? Ииик! – от неожиданности Слава икнул.
– Ну, ты вчера бил себя в грудь и кричал, что ты очень добрый человек, и тебе для ближнего ничего не жалко.
– К-к-кому всем? Ик! К-к-кому подарил? Ик! – Слава поверить не мог его словам.
– Ван Гогу.
– Кому? Ик!
– Я бы уточнил, но ни хрена не понимаю в живописи.
Слава взревел и сжал кулаки.
– Быстро говори, кому я отдал сумку?
– Да чуваку одному. У него полуха нет, и он любит картинки картинки малевать, поэтому мы его Ван Гогом зовем.
– Где он живет, этот твой Ван Гог? Имя у него есть нормальное?
– Не знаю я! И адреса не знаю. Но могу показать, – миролюбиво ответил Лошарик.
– Пошли, – Слава потянул его за мокрую футболку.
– Подожди! Мне надо принять ванну, выпить чашечку кофе… и потом, мне надо переодеться. Я, конечно, в июле запросто бы и так пошел, но мы, панки, любим, когда тепло.
Слава сполз по стене и закрыл голову руками. У него внезапно кончились силы. Лошарик стянул мокрую футболку и принялся увлеченно копаться в куче одежды.
– Как можно так напиться, чтобы даже не помнить, что вчера было? – спросил Слава риторически вслух у самого себя.
– Очень просто! Когда чувствуешь, что больше не можешь, надо выпить еще столько же, – сообщил Лошарик, отшвыривая в сторону ядовито-зеленую футболку.
– Блин, ну я же никогда не пью больше половины бутылки. Ну, в крайнем случае, грамм триста… – пробормотал Слава про себя.
– Слушай, чувак, а чего ты весь на измене из-за этой сумки? Что у тебя там?
– Деньги, – честно ответил Слава.
Какой смысл теперь скрывать? Этот Ван Гог теперь ни в жизни не признается, что ему подарили сумку с деньгами. Если только он сам не нажрался до такой же степени, и тогда есть шанс, что он ее еще не открывал. Лишь бы только не выкинул и не потерял!
– Ты можешь быстрее, а? – Славе захотелось самому напялить на парня первые попавшиеся штаны. Ну чего он такой медлительный? А еще панком себя называет.
– Много, что ли, денег? – из самого низа кучи на свет появились красные брюки в клетку.
– Я собирался дом купить…
Лошарик присвистнул.
– На фига тебе дом? Геморрой один и скукотища. Всю жизнь, как привязанный к одному месту.
– Слушай, я же тебя не спрашиваю, зачем тебе черная простыня и красные штаны!
– Красные штаны под цвет портвешка, – пояснил Лошарик, а потом примирительно махнул рукой:
– Да ладно. Ты, чувак, не расстраивайся. Ты теперь богатый. Заработаешь себе на три дома.
– Ты это о чем? – с подозрением спросил Слава.
Про себя он выматерился. Чего он такого еще мог вчера натворить? Может быть, лучше даже и не спрашивать, не знать?
Лошарик, наконец-то, сделал выбор – напялил узкие черные кожаные штаны, рваные красные носки и футболку с фотографией каких-то лохматых парней.
– Секс Пистолз, – сказал он, проследив за взглядом Славы. – Самая панковская группа.
– Так почему я теперь богатый? – все-таки спросил Слава.
– У тебя золотые руки! Сейчас покажу.
Слава вздохнул. Он и так знал, что руки у него золотые, но сколько лет надо вкалывать, чтобы заработать такую сумму? Судя по голым стенам на кухне и в ванной, плитку он здесь вчера не выкладывал.
– Нет уж, пойдем к твоему Ван Гогу, по дороге расскажешь.
– По дороге не получится. Уф, башка трещит, самое время пивка принять. Я бы, конечно, предпочел портвешку, но чего нет, того нет.
Лошарик вытащил из старого советского холодильника бутылку пива, вылил половину в грязный граненный стакан. Пена с шипением перелилась через край, он шумными глотками выпил все до дна и протянул бутылку Славе:
– Налей мне еще.
– Да иди ты! Сам налей и пошли.
Смотреть на пиво было трудно, как на дешевый уродливый кафель, за укладку которого обещают хорошо заплатить. С одной стороны, противно, а с другой, Слава прекрасно знал, что если сейчас выпить бутылочку, жить станет легче, тупое нытье в затылке утихнет, и голова начнет лучше соображать. Он зажмурился, протер лицо рукой, помотал головой и стряхнул с себя желание, как кошка – воду. Похмеляются только алкоголики.
– Налей, чувак. Посмотришь, что будет, – настаивал Лошарик. – Никуда не пойду, пока не нальешь.
У Славы зачесались кулаки, но он все-таки взял бутылку и вылил остатки пива.
– Во! Видал, чувак? – Лошарик с довольным видом отпил из стакана.
– Ну, что еще?
– Смотри! – он поднял бутылку и помахал у Славы перед носом.
Внутри по-прежнему плескалось чуть меньше половины.
– Попробуй еще!
Слава налил еще раз, и еще, но в бутылке оставалось ровно столько же, сколько и было.
– Что это за приколы? – недоуменно спросил Слава. – Бутылка с двойными стенками? Какого черта ты надо мной издеваешься?