При взмахе, воздух вокруг рук и чекана завибрировал, сильно нагреваясь. Это была вступительная часть заклинания. Дальше при каждом ударе следовало выкрикивать слово на древнем языке. Дословно оно могло быть переведено, как «сила». Непосредственно сила с каждым ударом и покидала мага через орудие, в которое он эту силу направлял.
И вот чекан с первым ударом вошел в камень так, что застрял в нем. Камень оказался неожиданно податливым, и тут же пустил широкие трещины. Доставать чекан пришлось с тем же заклинанием. Еще через два удара Пашин лоб покрылся потом, но и алтарь был расколот на несколько частей.
По внутренним ощущениям Паша понял, что это конец – алтарь обезврежен. Внутреннее беспокойство улетучилось, осталось лишь естественное, присущее любому человеку, попавшему на кладбище с бродячими мертвецами. Впрочем, последних нигде не было видно, но в чудеса верить не хотелось, все-таки кто-то должен был уложить трех здоровых и опытных кавалеристов, а малое число поднятых из могил мертвецов без управления малефика не опаснее беззубых котят.
Значит, где-то поблизости был либо сам некромант, устраивающий все эти непотребства, либо еще пара десятков мертвецов, бесцельно бродящих по окрестностям.
– Пора уходить, там же наши лошади, – напомнил эльф.
– Да, пойдем, – Паша взглянул на эльфа уже с некоторым уважением.
Быть может клеймо «нытика» и не смыло «кровью» мертвецов, но теперь Паша знал, что в бою на Мигэля можно положиться, а его обычное поведение обусловлено воспитанием и менталитетом эльфийского социума.
Транспорт стоял на том же месте, где и был оставлен, мирно пощипывая травку. Видимо, после разрушения алтаря животные успокоились. Для уверенности, Мигэль и Паша объехали кладбище вокруг, осматривая густые заросли, на северной стороне пристанища мертвых. Но ни мертвецов, ни темных колдунов, притаившихся за кустиком, они так и не обнаружили. Только коня одного из наемников, но вот поймать его не удалось, слишком уж он был напуган.
Вскоре они вернулись к трактиру, чтобы сообщить, что на кладбище теперь спокойно и новых мертвецов в ближайшее время там не появится. Хозяин трактира был крайне удивлен столь быстрым возвращением, но усталость и грязные разводы на доспехах Павла убедили его, что он действительно говорит правду.
– Что ж, можете проверить сами, хоть всем селом, – Паша развел руками, – мы там никого больше не нашли.
– Да они же были пьяны вусмерть! – причитал хозяин, но глаза его не выдавали никакого сочувствия, – Я говорил им ехать в объезд, но они лишь смеялись. А трупы еще там?
– Да. Мне не хотелось касаться их.
– Как же так! Не по-людски, похоронить нужно, – трактирщик потирал руки, совсем не скрывая, что его интересует совсем не обряд захоронения, а имущество наемников, – Сударь, вы торопитесь? Для сбора награды потребуется время, пока мы убедимся в правдивости ваших слов, пока соберем с каждого по монете.
– Я готов погостить здесь еще, – согласился Павел.
– Разумеется, бесплатно, – заявил хозяин.
Затем он отвел взгляд, будто чего-то застеснявшись, и снова обратился к укротителю мертвецов:
– А у вас есть разрешение на…
– Нет, нету, – Паша не дал договорить хозяину трактира, решив, что врать не стоит.
– Быть может, вы желаете его получить? – оживился тот, – Местный священник, мой двоюродный брат, имеет должный сан и может выписывать разрешения странствующим волшебникам, которые готовы работать от имени божьего, часть заработанного отдавая церкви…
– Может быть, и желаю, – не дослушивая до конца, заявил Павел, – Если вы меня проведете к этому священнику, но позже.
«Какая разница, во славу кого рубить мертвяка?»: подумал Паша, ни капли не удивившись, что магу следует иметь лицензию. Все в духе церкви, желавшей иметь свою прибыль.
«Сами бы крестами и рубили, благо у бога сил не занимать, подсобил бы своим последователям»: Паша едва сдерживался, чтобы не начать ворчать себе под нос. После пережитого на кладбище хотелось отдохнуть, и любые вещи вызывали раздражение. Паша заказал кувшин вина, как оказалось, эльф тоже был не прочь выпить и закусить.
Паша заметил, что с каждым днем эльф обретает все больший аппетит, уже вполне схожий с человеческим. Более того, вместе с аппетитом эльф набирал и вес, это было заметно даже за те несколько дней, что они путешествовали вместе.
«Через месяц, глядишь, и на отца будет похож. Эх, Ян»: подумал Паша, вспоминая белокурого товарища, о судьбе которого он мог только догадываться.
После возлияний товарищи, слегка хмельными, поднялись в недавно покинутую комнату. Паша предпочел сон, ему нужно было восстановить силы. Мигэль же нашел Пашины тетради с записями и погрузился в чтение, Паша никак не мог взять в толк, почему эльфу понятен «современный» почерк, однако, к подобным странностям он уже привык. В конечном итоге, он же откуда-то знает греческий. Эльф же такими вопросами даже не задавался, глубоко погрузившись в чтение.
К четырем часам дня, по крайней мере, на эту цифру указывала стрелка Пашиных часов, трактирщик вернулся в компании священника в рясе и мужчины, одетого не бедно, к тому же опоясанного саблей хорошей работы. Рукоять из тонко обработанной кости выдавала в сабле ее не совсем боевое предназначение, но это лишь подчеркивало достаток владельца этого аксессуара. Этот мужчина, как и предположил Паша, являлся старостой поселения, а по совместительству и видным торговцем оружием, владельцем большой кузни с наемными кузнецами. Паше хотелось надеяться, что ко всему прочему, староста еще и просто хороший, а главное, щедрый человек.
И староста благодарил Пашу чуть ли не со слезами на глазах, сетуя на то, что проклятые мертвецы, сколько бы их не рубили, продолжали лезть из могил и таким образом сделали тракт абсолютно не привлекательным для путешествий. Вставил несколько слов о праведности дела и священник. Завершил же хвалебную оду трактирщик, вручив Паше в руки звякнувший монетами мешочек.
– Вот, наша благодарность, – слегка кланяясь, проговорил он.
Еще один мешочек красовался на поясе у самого Фемела, так звали хозяина заведения. Паша окончательно убедился в том, что интерес к телам наемников был совсем не таким благородным, как его описывал Фемел, ведь именно из этого кошелька еще вчера сыпались монеты на стол, щедро разбрасываемые главой кавалеристов. Но Паша не собирался рассуждать о морали, все-таки и в его руку попал увесистый кошелек, а это было куда важнее, чем жадность трактирщика.
– Павел, я слышал, вы работаете без разрешения Церкви, но я вижу, труды ваши идут во благо, – начал священник, – Не хотели ли вы устранить это маленькое упущение, чтобы не быть схваченным по ошибке и обвиненным колдовстве против воли Церкви?
– Конечно, – тут же согласился Павел, – Я с радостью обрету нужное разрешение.
– Позвольте поинтересоваться, а почему вы раньше не обратились к Церкви с подобным прошением, – задав неудобный вопрос, священник скрестил руки на груди.
«Потому что! Почему же я не пошел в церковь просить разрешения колдовать. Да потому что меня отправили бы в психушку»: Паша ничего не мог придумать, слишком уж незнакомым было происходящее вокруг, чтобы у него был шанс быстро придумать хоть сколько-то адекватную ложь.
– Не было удобного случая, – Паша замялся, – до сей поры я не занимался подобным, я просто странствовал.
– Ясно, – казалось, священник был вполне удовлетворен ответом, – Тогда приглашаю вас ко мне, оформим нужную бумагу и уладим этот вопрос.
Эльфу было предложено остаться в трактире, чтобы присмотреть за имуществом, а заодно и отдохнуть. Паша же пешим вышел из трактира в сопровождении священника и старосты.
До церкви они дошли быстро, благо она была совсем недалеко, возвышаясь на холмике близ самого селения. Маленький божий дом был сложен из мастерски отесанного камня, а куполок украшал небольшой деревянный крест. Войдя внутрь, оба осенили себя крестом и прошли по просторному залу за алтарь, в покои священника.
Далее пошли формальности, которые никак не влияли на Пашу, но помогали Никодиму убедиться, что ведьмак не в ссоре с Богом, что злого умысла он не имеет и, в целом, является хорошим человеком. Паше пришлось помолиться, благо текст молитвы можно было подсмотреть. Несколько десятков раз перекреститься, целовать серебряный крест, есть и пить освященную воду и пищу. Паша был готов станцевать польку голым и на торговой площади, лишь бы дотошный поп прекратил свои издевательства. Может Никодим и почувствовал Пашину раздраженность, поэтому наконец-то оставил проверки и принялся писать заветную бумагу.
В документе говорилось, что Павел Странник, а с ним его немой помощник Михаил могут на землях Византии использовать волшбу, пригодную для изгнания нечисти. Подробное описание внешности двух охотников на нечисть прилагалось, все это было заверено печатью и именем выписавшего разрешение священника.
Сразу же из кошелька, полученного за успокоение кладбища, была вынута десятая часть и передана в руки священнику. Тот быстренько спрятал все монеты, заверяя, что все пойдет на благо Церкви, а значит и народа. С этим он отпустил Пашу, чему тот был безмерно рад.
С довольным видом он вышел из церкви, и пошел в направлении трактира. Ребятишки с опаской смотрели на вооруженного странника, о чем-то шептались и, прячась, следовали за ним. Взрослое же население приветствовало Павла, в лице каждого виделась неподдельная радость и благодарность. Было видно, что молва о его подвиге разошлась мгновенно, и Паша впервые почувствовал себя действительно ценным человеком, нужным человеком. Быть может, где-то в деревне и остались не симпатизирующие Паше люди, от зависти, или любви к порубленным мертвецам. Но таких людей он не встретил, должно быть, они прятались и не желали видеть Пашу, если, конечно, они вообще существовали.
Уже на подходах к трактиру Пашина прогулка превратилась в торжественное шествие. Дети перестали бояться и бежали за ним шумной гурьбой, люди же не только вышли на улицу, но и встречали Пашу приветствующими криками. Не хватало разве что лепестков роз, которыми бы осыпали героя и выкладывали ему дорогу. До трактира дойти так и не удалось, ему загородили дорогу посланники поселения, две милые девушки в сопровождении двух молодых ребят. Под одобрительные крики Павлу на голову водрузили венок и пригласили на празднество, что планировалось провести вечером. Не согласиться Павел попросту не мог, да и вовсе не желал отказываться, недвусмысленные взгляды местных молодиц лишь укрепляли Пашино желание остаться.
«Нужно отдохнуть»: с этой мыслью Паша принял приглашение, аккуратно протиснулся сквозь собравшуюся толпу и вошел в трактир, чтобы предупредить Мигэля, что выдвинутся они никак не раньше, чем через день. Эльф отнесся к этой новости положительно, очевидно, ему было некуда торопиться, к тому же ему уже понравилось в людском обществе.
Уединившись в комнате, Паша решил пересчитать свои сбережения, в том числе и то, что удалось заработать за поход на кладбище. Стараниями старосты было собрано целых две золотых монеты в серебряном и бронзовом эквиваленте. Даже за вычетом церковной десятины это было достойной оплатой, учитывая, что платили обыкновенные сельчане. К тому же Паша отделался всего лишь легким испугом, все-таки, основную часть мертвецов зарубили кавалеристы.
Вместе с уже нажитым, капитал составил чуть более шести золотых монет, и это радовало Павла. От трактирщика ему удалось узнать, что на севере их ждут кочевые племена, за землями которых и лежат разрозненные княжества, в которые стремился попасть Павел. И такие проблемы с кладбищами совсем не редкость в этих местах, Фемел считал, что это проделки языческих варваров и их богов.
– И давно это началось? – как бы невзначай спросил Паша.
– Уже несколько лет, – хозяин трактира задумчиво посмотрел на потолок, будто пытаясь вспомнить точную дату, – И ведь мы много воевали, никак эти нехристи не хотят подчиниться, будто они одержимы бесами.
– Это да, – протянул Паша в ответ, чтобы не выдать в себе «нехристя».
Гуляния в селении планировались не слишком масштабными, но приготовления к ним велись едва ли не с самого утра. Уже к восьми часам вечера разожгли костры и факелы, чтобы осветить дорогу, прорезающую селение насквозь. Здесь же, прямо около тракта, селяне накрыли столы, там же были организованы пляски, благо места хватало. К этому моменту Паша уже успел выпить, хоть и зарекался. Но отказать он был не в силах, местные жители любили вино, и этим вином, чуть разбавленным и кисловатым, они, во что бы то ни стало, решили напоить и Пашу. Каждый стремился попотчевать своего спасителя, и, выпивая всего по глотку из каждой чаши, Павел рисковал напиться в стельку еще в самом начале празднества.
В целом, толпа не очень-то походила на собрание истинных рабов божьих, что ни секунды не проводили без молитвы и божьего имени на устах. Они были обыкновенными людьми, которым не чуждо чревоугодие и прочие прелести свободной от предрассудков жизни. Вели они себя, быть может, даже несколько разнузданнее, чем такие же сельчане в Княжестве, впрочем, Пашу это не очень волновало, ему не хотелось сравнивать. По крайней мере, сейчас.
Он расслабился, отдавшись в руки веселью и воле судьбы. Одна из встречавших его с приглашением девушек уже мелькала рядом, будто стесняясь подойти первой. Сама обстановка располагала тому, чтобы Павел схватил ее, исполняя ее собственное желание. И он сделал это, благо в его крови было достаточно эликсира храбрости. Возле костров они надолго не задержались, похоть овладела обоими, и, казалось, белокурая незнакомка вожделела Пашу даже больше, чем любая другая девушка, встреченная им на жизненном пути. Сверкая в темноте голубыми глазами, она вела Пашу за собой куда-то вглубь поселения.
Грешить пришлось, как и предполагал Павел, в каком-то сарае, где было заготовлено сено. Страсть охватила Пашу, сдержаться он бы не смог, даже если бы вдруг захотел этого. В тусклом свете луны, едва пробивающимся сквозь щели, тело, истекающей половой истомой, селянки выглядело особенно желанным. И Паша взял его. Взял так, будто в последний раз. И сколь бы ни был короток миг плотской любви, в нем Павел утопил всю горечь последних дней, все свои переживания и усталость. А потом он просто уснул, крепко прижимая к себе случайную незнакомку. Она так и осталась незнакомкой для него, но ей он отдал всю нежность, которую только мог себе позволить в данный момент. Ему было абсолютно безразлично, кто она и как ее зовут. Она являла собой образ. Той женщины, ради которой мужчины вершат свои подвиги, словно дети, надеясь на похвалу. И женщины потакают этому, то ли ради забавы, то ли из реальной нужды человечества. Как бы то ни было, но Паша получил награду за свой подвиг.
Наутро незнакомки рядом не оказалось. Двойственные ощущения терзали Пашу, ему было обидно, что она ушла, ничего не сказав, ничего не спросив. С другой стороны, ему так было проще, ведь он боялся этих вопросов, да и самому спросить было нечего. Но все же. Оставил не он, оставили его, хоть и не было никаких причин, как и обязательств, остаться.
Паша постарался быстро справиться с нахлынувшей меланхолией и оделся. Из экипировки он брал с собой только меч и тот мирно почивал рядом, слегка провалившись в мягкое сено.
«И это славно»: подумал Паша, беря в руки ножны. Похмелья не было, чему Павел тоже был рад, ведь это был редкий случай, чтобы подняв бокал, он не перебрал.
В трактире его ждал Мигэль, который самостоятельно вернулся из деревни. Как выяснилось, тоже утром. Он, в отличие от Паши, умудрился потерять свой короткий меч. Где и при каких обстоятельствах, эльф предпочел не говорить, отмалчиваясь на задаваемые Павлом вопросы.
Конец ознакомительного фрагмента.