«Скажите, что это оберег, — тут как тут оказался магический голос, не слышимый никому, кроме Глеба, — именно оберег, а не амулет, скажем, или талисман. К магическим предметам у варваров не просто предубеждение, но просто-таки физиологическая ненависть. Но вот носить на себе всякие побрякушки для удачи… вещи убитых врагов, например… или части тел — это у них почему-то в порядке вещей».
Так Глеб Тулькану и ответил. Да еще присовокупил историю, что передается эта вещица в их роду от отца к сыну, а вырезана она-де по легенде аж из драконьей кости. В ответ на услышанное Черный Всадник хмыкнул — не то скептически, не то потешался над сентиментальностью и легковерностью пленника. Но больше с вопросами по этому поводу не лез.
О том же, что отправят Глеба не абы куда, но в злополучную крепость, пленник узнал пару дней спустя. После того как уже не на телеге с клеткой приехал — прошагал на своих двоих под конвоем из поредевшей группы Тулькана. Привели Глеба к стоянке целого клана: скопищу из сотен шатров и палаток.
Не будучи в курсе происходящего в крепости, подвоха Глеб не почуял и даже обрадовался. Когда еще услышал краем уха, как один из варваров обозвал крепость «твердыней Разрушителя». То есть, задумка Норенуса воплощалась как по маслу — очень скоро посланец главы Тайной канцелярии должен был оказаться близко, очень близко к треклятому покровителю и вдохновителю всего, происходящего в Империи, беспредела.
Но не зря Норенус был прозван Зорким. И его «миньоны» из Тайной канцелярии ели свой хлеб тоже не просто так.
Да, следить за «твердыней Разрушителя» было затруднительно — с помощью магии-то! Отчего наглядных свидетельств жертвоприношений, которые могли там происходить, у Норенуса и компании не было. И все же сложить дважды два ума им хватило. Проанализированные факты наводили на соответствующие выводы. Судьбу пленников, которых все захватывали и захватывали, превышая всякие потребности в подневольном труде, объяснить можно было всего двумя способами. Либо каннибализмом, коего варвары если и гнушались, то не поголовно. Либо ритуальными убийствами. Массовыми, причем.
Надо ли говорить, что ни один из этих вариантов не сулил Глебу ничего хорошего. Так что голос, прозвучавший в его голове уже по прибытии в варварское становище, поспешил с предупреждениями.
«В общем, попасть в ту крепость вам, конечно, нужно, — подытожил голос, сперва доложившись об опасениях по поводу незавидной участи захваченных варварами пленников, — но только не в качестве невольника».
— Легче сказать, чем сделать, — тихонько, чтоб его не слышали окружающие, проворчал Глеб, уже убедившийся, что благодаря волшебному шарику невидимый собеседник способен услышать его, а не только говорить сам, — когда я в битву влез… по вашей подсказке, кстати — я ведь и думал, что своим у них стану. А вон как получилось!
Получилось, собственно, как уже и было сказано: для Тулькана Черного Всадника, его незадачливой ватаги и всего их клана Глеб оказался не добровольным и пришедшимся весьма кстати союзником, но просто очередным пленником. Единственным пленником, доставшимся этой команде. Так что ни сам Черный Всадник, ни его подельники добровольно отказываться хотя бы от такого трофея не собирались. Ведь всегда лучше добыть что-то, чем хрен с маслом.
Но, как не преминул обнадежить Глеба волшебный голос, даже такое его положение не было безнадежным. В простых как лапоть обычаях варваров на сей счет имелась лазейка. Пленник, он же невольник, мог вызвать кого-нибудь из воинов клана на поединок. И в случае победы обретал свободу… а также право к оному клану присоединиться. В качестве уже не мальчика на побегушках или жертвы на заклание, но полноценного воина.
— Поединок, значит, — прошептал Глеб, и в голосе его помимо воли появились нотки мстительного злорадства, — что ж, это вы по адресу. И да… я уже даже знаю, кого лучше вызвать.
Речь, разумеется, шла о Тулькане Черном Коне.
— Обосновать будет — как два пальца… — в предвкушении бормотал Глеб, — я за него сражался… я ему жизнь спас, можно сказать. А этот… эта чертила неблагодарная меня — в невольники!
Так, накручивая себя, пленник немного забылся. Отчего последние слова произнес уже на полтона выше, чем следовало. Немногочисленные соседи Глеба по невольничьему загону лишь опасливо покосились в его сторону — догадываясь, что связываться с этим человеком выйдет себе дороже. Но на бормотание нового невольника на сей раз обратил внимание и варвар, стерегший загон.
— Что пробурчал-то? — окликнул воин Глеба, — больной… не в себе что ли — сам с собой разговариваешь?
— За базаром следи, шестерка, — процедил сквозь зубы пленник, подходя вплотную к кольям загона и уставившись варвару в лицо, — лучше метнись и Тулькана сюда приведи. Ну, того козла, который еще на черного коня часто залазит… любовь у них, по ходу. Перетереть, в общем, хочу с ним кое-чего.
— «Хочу», — с выражением подчеркнутой презрительности передразнил варвар, подкрепив затем такое свое отношение к словам Глеба смачным плевком на землю, — а я вот хочу, чтобы жратва сегодняшняя дерьмом не воняла. А еще хочу, чтобы… вот ты, например, в красивую бабу превратился. Как думаешь, что раньше случится?
— Да мне по хрену, — за этими словами пленника последовал и ответный плевок, — я одно знаю: чтобы не чалиться, нужно одному из ваших бросить вызов и победить. Скажешь, нет?
На последний, сугубо риторический, вопрос варвар не нашел, что ответить… словами. Но его взгляд — слегка удивленный, а чуточку даже пристыженный, оказался в этом смысле не менее выразительным.
— Так вот, — продолжал Глеб, — вызвать я хочу этого черта Тулькана. Есть за что, если ты не просек. Но раз до Тулькана не дозваться… что ж, я думаю, ты тоже для вызова сойдешь. А че — вон с бабой меня сравнил? Сравни-и-ил. Так что ответить придется.
На последних словах пленник еще сомкнул руки в замок и хрустнул костяшками.
Варвар растерялся. Не иначе, он уже был наслышан о взбунтовавшемся арестанте имперцев и о том, каким солидным, даром, что неожиданным подспорьем тот оказался для группы Черного Всадника. Такой человек точно не был безобидным землепашцем или трусливым торгашом. Умелый, опытный боец — против такого выходить было чревато. Тем более, если сам ты воин молодой, не слишком умелый… и именно поэтому поставленный лишь стеречь беззащитных пленников. Не самая почетная миссия для воителя-варвара.
С другой стороны, оставлять какой ни на есть пост не годилось — по головке не погладят. Даже если в его отсутствие обитатели загона не разбегутся. А уж как не хотелось варвару-стражу связываться с Тульканом! Тот хоть и неудачником оказался в роли ловца, но как боец один из сильнейших в клане.
Дилемма… разрешить которую помог мимо пробегавший сородич. Совсем еще подросток, тощий и даже щуплый какой-то. Не воин точно… пока еще. Вряд ли он хотя бы в силах был меч поднять. А значит, в клане варварском его статус был не намного выше, чем у невольника.
— Эй, малый! — окликнул варвар-страж подростка, — сгоняй-ка и позови сюда Тулькана Черного Всадника. Понял?
— Чего? — не понял тот… а может, понял, но струхнул, услышав имя, а трусость свою попытался замаскировать наглостью, — позвать? А с чего это?
— Вали… зови уже! — рявкнул из загона Глеб и хищно усмехнулся, — мне-то все равно, кому башку сносить. А ты, малой, только жить начинаешь.
10
— Тулькан! Падла ты неблагодарная! — вещал Глеб, обращаясь не столько к Черному Всаднику, сколько к его сородичам, столпившимся вокруг места, отведенного для поединка, — я дрался за тебя! Мы вместе проливали кровь имперских ублюдков. Я сражался, когда ты едва не свалился с коня… когда висел вниз головой! Без меня ты бы уже кормил ворон, Тулькан! И чем ты отплатил мне за все это? Ты приказал мне бросить меч. Хотя знал, что бросивший оружие не достоин зваться мужчиной! И ты привел меня сюда, как бесправного пленника… это по твоей милости меня держали в загоне, будто скотину! Только кровью можно смыть оскорбления, которые ты нанес мне, Тулькан! И я бросаю вызов тебе, Тулькан… хочу, чтобы кровь сегодня пролилась!
Формулу вызова на поединок, принятую у варваров, Глебу, разумеется, подсказывал магический голос.
— Готов ли ты умереть сегодня, как подобает мужчине и воину? — дошел он, наконец, до этой, ключевой фразы, венчающей вызов.
— Готов, — Тулькан холодно усмехнулся, — вы все здесь меня знаете — я всегда готов к смерти в бою. Только сейчас я уверен: умереть придется не мне. Будь ты, имперская шавка, вполовину так же хорош, как рассказываешь — ни к нам бы в плен не попал, ни в клетку ту… пал бы с оружием в руках, но неволи избежал.
— Так и будем разговаривать? — с напускным недовольством и подчеркнутым нетерпением вопрошал Глеб, вскидывая острием вверх выданный ему для поединка меч, — я спрашиваю, ты готов?
А сам уже по привычке присматривался к очередному противнику в далеко не первом для себя поединке. Слабые места высматривал. И придумывал, как обратить их себе на пользу.
На первый взгляд увиденное не слишком обнадеживало. Если на Глебе была лишь повседневная одежда (оружие выдали — хоть на том спасибо), то Тулькан вышел на бой… добро, не на коне хотя бы. Но и без того был защищен неплохо. Кольчуга, рогатый шлем, в котором варвар казался даже выше, чем был на самом деле. Тот же Глеб, будучи сам далеко не маленького роста, смотрелся не слишком внушительно рядом с этой ходячей мини-крепостью. А клинок, который Глебу предоставили на время поединка, и вовсе выглядел жалко рядом с двуручным мечом, который Тулькан в этой схватке решил предпочесть топору.
Но вот с другой стороны…
Уже то, что Тулькан предпочитал сражаться не пешим, а конным, говорило о многом. Едва ли дело было лишь в привилегированном положении Черного Всадника. Что если на своих двоих ему передвигаться трудно… ну или хотя бы не слишком удобно? А тот факт, что коня Тулькан выбрал себе не абы какого, но огромного объяснялся тем, конечно же, что другой конь такую тушу не выдержит. Особенно в доспехах.
Именно так — тушу, а никакую не крепость. Неповоротливого громилу, таскающего на себе груду железа, вдобавок. Чтобы победить такого, Глебу надлежало Тулькана для начала измотать. А самому при этом беречь силы и не дать до себя добраться.
…Не было ни удара гонга, ни любимой жеманными дворянчиками из пушкинских времен фразы «Не угодно ли вам примириться?» Взревев и держа перед собой меч обеими руками, Тулькан ринулся на своего противника. Вернее засеменил, тяжело переступая и топая огромными как кирзачи сапогами. Еще он, кажется, покачивался при этом… пошатывался? Или даже прихрамывал? Если последняя догадка была верна, шансы Глеба возрастали.
Хотя вообще-то ни на что кроме победы «несравненный Рокки» и не рассчитывал.
Приблизившись на расстояние удара, Тулькан обрушил на противника меч… точнее, обрушил на то место, где Глеб находился мгновение назад. Но тот уже успел податься в сторону. А затем короткой перебежкой отдалился от Тулькана на несколько шагов.
Судя по недовольным возгласам, такое поведение варварам решительно не нравилось. Восприняли как проявление трусости, не иначе.
Ну да Глеба не шибко волновали их чувства. Хуже было, что вместо широкой арены в его распоряжении оказалась лишь небольшая площадка посреди становища. Да и ту ради поединка варварам пришлось освобождать, переставив пару палаток. В общем, пространства для маневров у Глеба почти не имелось, что вроде было на руку его противнику. Но с другой стороны, ведь и противник этот — не автоматон железный и не элементаль. То есть, пострашнее видали.
Вместо того чтобы упражняться в беге, Глебу пришлось снова подпустить Тулькана поближе. Новый взмах тяжелой железяки — и тот, кому предназначался ее удар, снова отскочил. Ровно настолько, чтобы под оный удар не попасть.
— Трус! — прорычал Тулькан, — ты биться собираешься или нет? Только время тратить на твои ужимки!
«Время, как же, — не без злорадства подумал Глеб, — силы ты тратишь, баклан неуклюжий! Видать, почуял уже, как они тебя покидают!»
А в следующий миг Глеб… побежал. Потрусил, нарочно не напрягаясь, вдоль самой границы импровизированного ристалища. Тулькан, погнавшись, было следом, к чести своей, впрочем, быстро сообразил, что в его положении лучше всего настичь противника, бросившись ему наперерез.
И ведь настиг… другое дело, что Глеб отнюдь не в догонялки играть собирался. Улучив момент, он подался в сторону, уходя с пути Тулькана. Тот не успел ни остановиться, ни тем более развернуться, а Глеб уже подставил ему подножку. И варвар, не ожидавший такой напасти, шлепнулся на траву точно мешок с дерьмом. Несколько его сородичей, стоявших ближе всех, едва успели попятиться, дабы эта бронированная туша не рухнула на них.
Глеб торжествующе ухмыльнулся — видели, мол? Толпа зрителей ответила глухим ропотом. Вроде бы не струсил чужак, уже не в бегство обратился, но даже удар нанес. Долгожданный. Но какой-то подлый оказался этот удар. По варварским понятиям.
Что ж. После воплей недовольства и такую реакцию можно считать шагом вперед. Победителей же, как известно, и вовсе не судят. Оставалось только, времени не теряя, стать победителем. Закрепить успех.
Но не тут-то было! Глеб только и успел, что занести над поверженным противником меч. Удар нанести ему уже не удалось: в последний миг Тулькан успел поднять собственное оружие. И встречным ударом смог не только отразить атаку Глеба, но и буквально отшвырнул чужака от себя. Смахнул, как муху свернутой газетой.
Отлетев на несколько шагов, Глеб лишь за долю мгновения худо-бедно сгруппировался, чтобы приземлиться на траву поаккуратнее. А не рухнуть, что-нибудь себе при этом сломав. Меча он тоже из руки не выпустил, хотя под ударом Тулькана смог удержать его на пределе сил.
Тяжело поднявшись — с глубоким вздохом то ли перетрудившегося человека, то ли страдающего одышкой — могучий варвар зашагал к Глебу… уже нацелившемуся для ответного удара.
Пронзить грудь и живот Тулькана, защищенные кольчугой, наверное, можно было… но сложно. Как и ноги подрубить, за что отдельное спасибо высоченным сапогам. Впрочем, небольшую зону поражения Глеб все же высмотрел. Между сапогами и кольчугой, на ногах чуть повыше колен. Всей защиты там было — штаны из грубой ткани.
Определившись с направлением атаки, Глеб не торопился подниматься с земли. Во-первых, снизу атаковать было удобнее. А во-вторых, он надеялся своим положением (полулежа на траве, опершись на одну руку) усыпить бдительность противника.
А когда Тулькан оказался на расстоянии удара, и когда клинок Глеба метнулся в его сторону… оказалось, что надежда та была напрасной. Меч варвара буквально обрушился наперерез оружию его противника. Тяжелый навесной удар едва не выбил меч из руки Глеба. И то, что оружие свое Глеб вновь сумел удержать, утешало, увы, на сей раз слабо. Тяжеленный двуручный клинок буквально прижал, пригвоздил его более легкий меч к земле.
— Что, добегался? — злорадно вопрошал варвар, склонив над Глебом заросшее бородой лицо и щерясь ртом, из которого пованивало и в котором не хватало нескольких зубов, — только бегать, я смотрю, ты и горазд. Надо было не мечами с тобой махаться, а… поохотиться. Погонять тебя с собаками. Как зайца. Вот тогда бы побегал, ага!
Но торжествовал Тулькан недолго. Резким и едва уловимым движением свободной руки Глеб подхватил горсть земли и швырнул ее варвару в лицо. Нечленораздельно рыкнув, Тулькан отпрянул. Давление клинка на клинок ослабло — и Глеб, рывком высвободив свое оружие, почти одновременно подскочил на ноги.
Ударить, впрочем, он опять не успел. Выпад бойца с арены его противник-варвар сумел парировать: металл со звоном ударился о металл. Потом еще раз… причем атаковал Тулькан уже с большей силой. Настолько, что едва не выбил меч из руки Глеба.
«Когда ж ты выдохнешься, наконец, зараза!» — с досадой подумал тот.
Новый удар Тулькана Глеб едва отразил. Еще и попятиться пришлось на несколько шагов. Варвары-зрители при этом одобрительно загомонили — болели-то они, само собой, за сородича.