--Не в возрасте дело, Коля.
--Может и не, но заставить человека думать нельзя...--он запнулся, Славка стоял напротив него и трясся от сдерживаемого смеха, потом не выдержал и засмеялся громко.
--Ты хоть слышишь, что говоришь. ?Нельзя заставить меня думать.?Ты считаешь меня дураком-идиотом?
--Нет, ты не правильно меня понял. Ты, как тетя Виктория, которая пыталась заставить нас принять мусульманство, помнишь? Нельзя заставлять другого человека думать так же, как и ты.
--Нельзя, я согласен.
--Ну вот,--облегченно вздохнул Коля,--слава богу не поссорились.
--Я не хочу чтобы ты думал как я, я хочу чтобы ты вообще думал.
--Ну хорошо! О чем ты хочешь чтобы я подумал?
--О жизни, о смерти, о том, что касается только тебя.
--Хорошо, на досуге подумаю.--Он улыбнулся.
Они опять замолчали и уже больше не о чем не спорили, уставились на яркую, еще видимую на черном небе Венеру, слушали дурацкую, дискотечную музыку, заглушающую тихий шум прибоя.
Глава 1
Через два года, почти в такой же жаркий июльский день, Славку провожали на войну. Бог знает, что его дернуло записаться в контрактники, может быть то, что нужны были деньги, а может смерть Виталия Дмитриевича, такая внезапная и нелепая. Славка очень изменился, его нельзя было узнать. Он оброс, отрастил бороду, ходил в каком-то дранье, он почти ни с кем не разговаривал. Николай еле-еле затащил его на кухню, закрыл тугую дверь и, сев напротив, предложил покурить.
--Не курю.--Мрачно ответил Славка.
--Что с тобой?--Николай закурил один.
--Я никогда не курил.
--Я не про это. Что с тобой случилось? Зачем тебе это нужно? Если проблемы в деньгах, я могу помочь.
--Нет не в деньгах...
--А в чем тогда?--Николай сбросил пепел и зачем-то потушил еще не докуренную сигарету.
--Помнишь два года назад я тебя спросил, сможешь ли ты меня...?
--Помню. И что?
--Ты сказал что нет, я сам тоже не смогу...
--Умирать?!--в глазах Николая скользнул ужас,--ты с ума сошел!
--Нет, Коля, просто он у меня кончился.--Он улыбнулся какой-то вымученной улыбкой и открыл дверь.-- Помнишь ты говорил, что я считаю себя человеком среди волков.Ты был прав, я не человек в стае волков, я волк в стае людей.--Он вышел.
Руки Николая вдруг затряслись, он закурил еще одну, бросил зажигалку на стол и отодвинув легкую штору выключил свет. Посмотрел в окно.
Венера, а может какая-то другая, то ли планета, то ли яркая звезда сияла на небе напротив окна. Точно так же она будет сиять завтра, через три года и через двадцать лет и через сто...Ей нет дела до того, что твориться здесь, так же как и нам что твориться с ней...Стало почему-то жутко, Николай торопливо задвинул штору и встал.
?Мать плакала, отец пожимал руку и хлопал по плечу, бабушка висела на шее, а я молчал. Мы попрощались только взглядами и все...все...все. Я почему-то знал, что это последняя наша с ним встреча, но ничего не хотел говорить. Он тоже. Хлопнула дверь, и я опять вспомнил тот вечер на море. Почувствовал себя беспомощным идиотом, дураком, захотелось закричать... Что закричать? Не знаю. Пора домой завтра на работу... Завтра... Завтра, завтра.
Как он только вышел из подъезда, пошел дождь. Небо плакало, как баба истеричка, навзрыд с пеленой перед глазами, бросая свои слезы на Славу.
?Все кончено. Что делать? Я наверное предал Виталия. А он меня не предал? Он не имел права уходить, он не досказал, я недопонял. Религия отняла его у меня. Боже, из-за тебя я запутался, из-за тебя! Все кончено, а ведь ничего и не начиналось! Деньги? Коля, как ты мог подумать? Деньги, разве мог я ради денег, пойти на такое? Нет! Нет! Просто уже ничего не имеет смысла...Я уже не могу писать, я не могу говорить, я не могу быть,--он даже закрыл глаза и остановился,--Чертова философия!?
Подъехал автобус и, приняв Славу в пассажиры поехал вдоль знакомых бело-синих домов. Он уставился в окно в свое собственное отражение. Лица почта не видно только огромные черные глаза на белом фоне.
?Глаза то же уже пустые. Глаза зеркало души, а души нет. Нет души не может не быть, просто она сжалась, ей больно, ей никогда не было так больно, а теперь хочется выть. Мужик ты или нет? Что тебя так расквасило? Прям как баба какая-то! Учитель ушел, а ты ведь без него, до него прекрасно жил, тепло, тихо и приятно.?
Глава 2
Он сел в кресло, подобрал под себя ноги.
?Сколько прошло, наверное с год, как уехал Славка. Первое время он писал. Кажется первое письмо пришло в августе, а второе в октябре. И все... Единственное что мы получали регулярно это деньги, но никто не решался их тратить. Правда, месяц что ли назад, в какой-то рубрике по ?тв? типа ?Приветы с фронта? он мелькнул, но ничего не сказал. Я только увидел перекошенный рот и услышал крик ?В пятерке "двухсотый",?--что это значило? Он изменился. Даже во втором письме это чувствовалось. Ни слова о себе, все что-то про других:?Познакомился с Виктором по кличке Архангел, он учит меня стрелять, классный парень...Вчера ходили на... улицу нашли три трупа и одну живую девчушку, Машку, так ее Виктор назвал (сама она немая, а документов, конечно нет.) Может у нас останется...В начале ноября двинемся вперед...?И только в конце зачем-то приписка: ?Коля, береги себя.? Я долго ломал голову, почему я? Почему не мать, с ее язвой? Почему не бабушка? Почему не отец? Мы ему не отвечали, он просил. А когда он перестал писать, мама все-таки послала плаксивое письмо, но то ли оно не дошло, то ли...?--Он встал, прошелся по комнате, включил телевизор.
?В последнее время все не ладилось: Жанна ушла, Виктория запретила видеть сына, что я им такое сделал??
Зазвонил телефон. Николай взял трубку, и долго совершенно не о чем болтал со старшей дочкой:
--Как дела?
--Нормально. А у тебя?
--Да тоже ничего. --И все в таком духе. Спросил про ее парня. ?Все нормально.? Бросил пару слов про приближающийся отпуск. Помолчали.
--Бабушку навести,--попросил Николай наконец.
--Хорошо. В какой она палате?
--В тридцать четвертой.
--Пока.
--Пока.
Он не любил телефон. Не видишь глаз, не видишь самого человека, поэтому и можно болтать сколько угодно, даже не догадываясь, что о тебе думает собеседник. Телевизор что-то кричал, менялась картинка и вокруг кинескопа воздух светился белым. Поставил таймер на пять тридцать и уснул.
***
Славка провел рукой по бетонной плите, положил автомат на колени. Метрах в пяти спал, накрывшись брезентом Виктор. У маленького костерка сидел Данила с Григорием,--два неразлучных брата близнеца, только у Даниила двух пальцев на левой руке нет, а так как две капли воды. Немая Машка сгорбившись ходит не находя себе места. Красивая девчонка, ей лет шестнадцать, но слабоумная, да и еще к тому же не говорит ничего. Что-то на нее упало, испугало, а лечить никто не лечил, да и сейчас никому до нее нет дела. Славка махнул рукой проходящему рядом Роману и достав из кармана помятую пачку ?Примы? сунул в рот сигарету. К плохому быстро привыкаешь, особенно там, где плохого много. Он прикурил. Левой рукой уперся в плиту, правой держал сигарету. Красное зарево растекалось по горизонту, пуская в синее небо клубы жирного черного дыма. Горел нефтеперегонный заводик, нелегал конечно, что здесь сейчас легально. По-моему, даже наши ребята его и подорвали сегодня. Машка вышла из палатки, взяв оттуда курточку цвета хаки, невыносимо ей великоватую и грязную, просаленную, прокерасиненную и нацепила ее на себя, подвернув на половину рукава, повязала зеленую косынку и пошла к крану с водой.
Медленно начиналась жизнь в лагере. Из палатки выполз Петр по кличке Пьер, посмотрел ничего не понимающим взглядом вокруг. Ему всегда казалось, что война это сон и он должен проснуться дома, и так каждое утро. Он единственный не был контрактником, он был..., да бог его знает, кем он был...Его так же как и Машку нашли, только в подвале. Он утверждал, что его там насильно удерживали, но когда группа Виктора его обнаружила, никого кроме него, не то что в подвале, в доме и ближайших окрестностях не было. Кто он и откуда он не помнил, не помнил он и номер своей части, свое имя, правда, назвал Петр Бранко...
За Пьером вышел Динамо, побежал в сортир. Солнце медленно поднималось.
? Утро. Часов пять. Через полчаса завтрак, через час осмотр позиций. Сегодня, говорят, должны приехать журналисты, во второй раз за эти полгода. Мать наверное будет ждать что я что-то скажу. Нет, ничего я не буду говорить, нечего! Да еще это ее письмо,--?Миленький мой... зачем ты так с нами...? Я не с вами, я с самим собой так. Пришел умирать, а стал убивать. Если бы не Виктор, бросился бы в первый день под пули. А он сказал, что не терпит самоубийц, что не даст позорить своих парней, что у них за пол года не было ни одной потери. Стал учить меня убивать. Помню первую мою жертву,-- черная тень метров за четыреста. Она даже не знала, эта тень, что я ее... Боже мой о чем я думаю! Я же человек, я убиваю людей...Не думать, не думать...Здесь нельзя думать.?Сыночек отзовись...!? Ваш сын давно умер, вместе с той тенью.?
Он вздрогнул, кучка теплого пепла упала на штанину, прожгла дырочку.
?Как там твоя кличка?--спросил он себя смахивая пепел с коленки,--Мортель--смертельный. Да, убивать чужих и добивать смертельно раненых своих...Хотя кого я добивал?
Одного Басеньку,--собачку с двумя перебитыми задними лапами? А слухами земля полнится.?
Встал откинув брезент Виктор, подошел к Славке.
--Морт, сегодня ты на третий, пятый и второй, а я уж на остальные, ОК?
--ОК.
Вместе закурили, он присел на плиту и мечтательно посмотрел на горящий заводик, показывая на него сигаретой.
--Классно горит, а!
--Да, только зря его не потушат.
--Не надо. Пусть знают...--он улыбнулся своей непонятной улыбкой из-за того что правый уголок рта был подрезан на пару сантиметров шрамом.--Ты спал сегодня?
--Часа три.
--Это хорошо, а я что-то на свежем воздухе решил прилечь,-- на звезды любовался.
--М-да.
--Сегодня телевидение приедет.
--Надеюсь я в это время на обходе буду,--ответил Славка и встал,--возьму с собой Пьера, Марата, Ластика и братьев.
--Самых лучших,-- задумался Виктор.--Ладно я кого нибудь себе отберу...
--Возьми Мика и Генку, Динамо, Динамо троих стоит.
--Не знаю, не знаю, на четвертом вчера пятерых видели.
--Пятеро это конечно много!--воскликнул Славка
--Там где пятеро там и двадцать, тебе-то не знать!
Славка бросил потухший окурок, придавил ногой.
--"Наша Слава и опасна и нужна и на первый взгляд как будто не видна"...--пропел Виктор и тоже встав, молча ушел.
?Про меня песенка. Виктор в лесу сочинил. У меня тогда хорошая позиция была, и меня, действительно, совсем не было видно, ?эти? падали, как подкошенные...Бред...!?
***
Утро было холодным, бледным, но солнечным.
Николай отбросил одеяло и босиком по холодному полу быстро побежал в ванную, там умылся и вытеревшись шершавым, пересушенным полотенцем, пошел на кухню. Проглотил холодный кусок вчерашнего бифштекса, залил его таким же чаем и одевшись, ушел на работу.
Всю ночь снилась какая-то чушь. То кошки нападали, царапая руки и лицо, то Жанна вдруг вернулась, разделась и оказалась мужиком, то Виктория позвонила и в истерике прокричала, что Максимку в его десять забирают в армию.
Николай диагонально по тропинке пересек парк и выйдя на автостоянку, кивнул сторожу.
--Привет.
--Привет.
Подошел к своему ободранному москвиченку, открыл дверь, сел.
Приехал на работу в восемь, зашел в ординаторскую, бросил на стол куртку, одел халат. В зеркале отразилась усталая, лохматая физиономия с удивлением смотрящая на самое себя.
?М-да!--пролетело в мозгу,--хорош, ничего не скажешь.?
Он причесался и пошел на обход.
В шестой палате лежала маленькая девчушка лет двенадцати, не больше она все время вздрагивала, когда бабка на соседней кровати, скрюченная и морщинистая, вдруг вскакивала и начинала быстро ходить по скрипящему полу, что-то бормоча. Вот и сейчас эта малышка закрылась одеялом до глаз и дрожа, как загипнотизированная следила за старухой.
--Привет, Машенька.--Николай присел на край ее кровати,--Валерия Максимовна сядьте, пожалуйста,--Старушка послушно опустилась на свою кровать.
--Здравствуйте, Николай Семенович,--шепотом ответила Машенька.--Почему же она все время вскакивает и ходит?
--Это болезнь такая, Машенька, тут уж ничего не сделаешь,--он провернулся к Валерии Максимовне,--Ноги то у вас сегодня не болят?
--Да нет,--охнула старушка,--мне бы таблеточку какую.
--Рано еще Валерия Максимовна. Вы лягте поспите немного, а когда проснетесь вам дадут ваши таблетки.
Эта бабулька любила есть всякие разноцветные пилюли, - так она их сама называла, и чаше всего не успокаивалась пока их не получит, но Николай как-то сумел найти к ней подход...Если бы не ее прогрессирующий ревматоидный полиартрит она сидела бы сейчас дома, под наблюдением психиатра из районного психдиспансера... Иногда Валерия Максимовна вставала ночью и выходя из палаты, ходила по коридорам, разбрасывая гостинцы, принесенные внучкой. А однажды пришла в ординаторскую и включив телевизор и свет, заснула на кушетке.?
Валерия Максимовна закрыла глаза и отвернувшись от Машеной кровати задремала.
--Ну Машенька, а у тебя, как?
--Все нормально, Николай Семенович.
--Все у тебя всегда нормально, Машенька, все бы пациенты такими, как ты были. Дай руку.--Пощупал пульс, тыльной стороной ладони пощупал лоб.--Да действительно, все хорошо.
Девушка улыбнулась. Чистая, ясная, удивительно красивая детская улыбка.
--Голова, побаливает?
--Немного, но терпимо,--она глубоко вздохнула.
--Ну давай теперь послушаю.
***
Больная Машка сидела на земле и перебирала камушки. Станислав, врач из госпиталя, сидел рядом с ней и что-то говорил.
?Увезут её, увезут. Да и правильно, что ей с нами. А там может, вылечат, хотя вряд ли. Стас говорил, что слишком все запущено, но у нее нашлась тетка в Москве и хочет ее удочерить, там ей будет хорошо.?
Машка подняла голову и вопросительно посмотрела на него. Он зачем-то кивнул. Подошел Станислав.
--Как она жива-то осталась?
--Это отдельная история.--Ответил Славка.
--Говорят у вас еще один с амнезией есть?
--Пьер? Он сейчас на зачистке. Хороший парень. Его Виктор нашел. Сначала сдать хотели, но Машка к нему привязалась, плакать начала.
--Эх, ребята, погорите вы когда -нибудь.--покачал головой Стас.
--Знаю...Если бы я Пьера нашел, он бы в живых не значился, прям там в подвале бы и положил, а вот девчушку я пожалел...Во-первых она маленькая еще, во-вторых среди трупов не меньше трех дней пролежала, в-третьих очень на мою племянницу похожа.--Он помолчал.
--М-да...А здоровье у вас у всех бычье.
--И совесть такая же!--ответил Славка,--ты когда уезжаешь?
--От вас завтра, а домой еще только через полгода.
--А мы с этой позиции через неделю снимаемся...в горы пойдем,--достал из кармана помятую пачку сигарет, постучал по ней, вывалилась одна, изломанная, помятая. Недовольно хмыкнул.
-- И домой не хочется?
-- Нет. Нет у меня дома...У тебя сигареты есть? А то ?Прима? сам понимаешь?
Стас улыбнулся, достал красную с белым пачку ?LM? протянул Вячеславу.
-- На кури,--отмахнулся от пролетевшей рядом с лицом мухи.--Тихо тут у вас.
-- Угу.
?Тишина самый злобный враг. Во время боя тишина означает, что на той стороне готовятся, а когда пробираешься в темноте чтобы занять позицию тишина выдает тебя, то ветка хрустнет, то камушек зашуршит.
?Дядя, Слава, а почему когда темно, тихо?? вспомнился вопрос Максимки, три года ребенку было.
?Это Максик потому, что люди и зверюшки, боятся на что небудь наткнуться.?--В общем каков вопрос, таков ответ.
Дурацкие вопросы, еще более дурацкие ответы и так всю жизнь. Помню, задал вопрос географичке Эмилии Петровне, толстая такая, но это к делу не относится. Я в седьмом классе учился. Она говорила.
--Москва,--сердце России.
Я поднял руку.