Дух ворвался в меня теплым ночным бризом. Я ожил, член мой набух, придав жизненных сил, море жизненных сил, часть которых изверглась в уста мой спасительницы.
Я лежал и смотрел на нее. Она, довольная своей победой над судьбой и смертью, размазывала по лицу сперму, которую все женщины считают целительной, размазывала, чтобы быть лицом краше, чтобы чувствовать, что есть мужчина, который может сделать ее краше и таким особенным способом. Я чувствовал эти ее мысли, чувствовал, что попался на всю жизнь, что буду чувствовать себя обязанным ей всю оставшуюся жизнь, по-человечески думая при том, хорошо это или плохо. Она развеяла эти мысли, улегшись на меня и впившись в мои губы своими мягкими губами, на которых оставалась еще сперма. На вкус она была не хороша, но вызывала жалость к мужчинам, которые через такое не прошли и никогда не пройдут по своему малодушию.
Через некоторое время я взял ее, она стонала от счастья. Устав совершенно (ведь тонул не в шутку), я забылся от слабости и очнулся лишь от ночного холода. Ее рядом не было. Как и в прошлый раз...
- Что ты будешь делать! – сказал я себе. – Вечно исчезает…
9.
Подымаясь к себе на стоянку, я размышлял. Иметь женщину, которая живет под твоим боком, которая готовит манную кашу с изюмом по будням и гуся с яблоками под Новый год, которая ложиться с тобой в постель и которая просыпается на твоем плече – это бесспорное земное счастье. А что я имею со своей утопленницей? Что еще буду иметь? И вообще, какое это счастье? бесспорным его не назовешь, но это счастье. Космическое, может быть? И что лучше? Земное счастье или космическое? Решаем ли этот вопрос? Наверное, нет. Более того, он не решаем трагично, ведь счастье может быть только земным или только космическим.
Укладываясь спать, я мещански думал, что синица в руках лучше журавля в небе, то есть, в космосе.
Утро было тихое и теплое. Со стороны Инала ветерок приносил всполохи женского смеха, и я вспомнил Катю с Дианой. Их появление на моей стоянке, таинственное исчезновение ночью, выглядели какими-то странными событиями, вплетенными в жгут событий, тащивший меня в неведомое. Они появились в моем расположении как актеры, попавшие не в свой театр, не на свою сцену, не в свое действие. Попавшие на этот берег, они были как персонажи писателя, вдруг потерявшего путеводную нить своего романа. Да, так. Значит, и в самом деле, какие-то силы колдуют вокруг, пытаясь чего-то своего добиться или что-то привести к общему знаменателю. И потому, чтобы не стать чьим-то орудием, мне надо бы немедленно снять палатку и переселился куда-нибудь под Туапсе, под скалу Киселева. Конечно, я бы так и сделал, если бы не моя утопленница.
Моя утопленница… Мы ведь и словом не перемолвились, имени даже не знаю. Может, он немая? А я? Я ведь тоже слова ей не сказал. Скажешь тут. В таких драмах встречаемся. Нет, надо переговорить с Катей и Дианой. Выяснить, почему они сбежали от меня. Кто-то нашептал, что я маньяк? А тот парень, унесший рюкзаки? Кто он? Почему мотается по берегу? Зарежет еще ночью. Нет, надо уходить. А моя утопленница? Соберу вещи, сниму палатку, уложу рюкзак, уйду в Архипку, на автостанцию. И ведь вернусь. Не смогу уйти и на сто метров от загадочной судьбы. Значит, надо оставаться. И ждать ее. Ждать… Может, спровоцировать ее появление? Да. Надо просто переговорить с Катей или Дианой, и она появится. Появится… Появится и разберется с девушками. А их жалко, люди ведь. Значит, надо держаться от них подальше. А поговорить надо с тем парнем. Сходить, что ли в их лагерь? Может, накормят? Нет, сначала надо сходить в Архипку за продуктами…
Только я собрался иди в город за провизией и прочим, на пляже нарисовался парень, меня ударивший двумя днями назад, а день назад унесший рюкзаки девушек на соседнюю стоянку. Спустившись к нему, я ударил его в лицо, ведь долг платежом красен. Парень утер кулаком струйку крови, побежавшую из носа и сказал:
- Вот и в расчете. Может быть погутарим?
Не дождавшись ответа, он уселся у камня, любезно согласившегося сыграть роль столика, вынул из сумки сигареты с зажигалкой, две литровые банки третьей «Балтики», пакет сушеной корюшки.
- Погутарим, - сказал я, усевшись напротив.
- Вот и ладненько, - открыв банку с пивом, он протянул ее мне. – Ты вообще понимаешь, что тут происходит, и как с этим бороться?
Парень выглядел дружелюбно, так дружелюбно, как не мог выглядеть человек, только что получивший в лицо. «Значит, он действительно нуждается в сведениях, которыми, по его мнению, я располагаю», - подумал я, прежде чем рассказать ему, как недавно спас девушку посредством искусственного дыхания. И как она этой ночью отплатила мне той же монетой. Потом рассказал о ночном визите Кати с Дианой и их таинственном исчезновении.
Виктор, послушав меня, сказал.
- Дело в том, что она моя девушка, по крайней мере, я имею основания так полагать.
- А как ее зовут?
- У нее чудесное имя. Настя…
- Кстати, тебя как зовут?
- Витя. А тебя?
- Меня - Женей.
- Очень приятно, - мы пожали друг другу руки.
- Ты с ней жил? – спросил я, закурив «Парламент» Виктора.
- Не знаю. Все что у нас происходило, происходило как во сне. Иногда я даже сомневаюсь, что она существует наяву. Хотя запах помню, смех, наши диалоги помню.
- А я был с ней… Два раза. После того, как ее спас, и после того, как она меня спасла.
- Ты уверен, что это было? – не изменился в лице Виктор.
- Не совсем. Она исчезала, а у меня оставалось только удовлетворение. Моральное и физическое.
- Какие-нибудь физические приметы помнишь? Родинка, шрамик, еще что-нибудь замечал?
- Нет. Она идеальна, - вздохнул я мечтательно. - Никаких примет, изюминок, скелетных изменений. А ты ведь мент, да?
- Да, - пристально посмотрел он мне в глаза. – Но к делу это не относится.
- Но к делу относится то, что я тебе рассказал все, что знаю о девушке Насте, а ты - нет. Так что рассказывай, как вы на трех джипах приехали в устье щели Темной, и что потом случилось.
Виктор молчал, разглядывая водную гладь.
- Вон, смотри, дельфины! – указательный его палец уткнулся в место, где только была крутая дельфинья голова. Их целых пять!
- А вас было семеро. Трое фактических хозяев одной большой станицы, трое их девушек и ты, мент для порядка. Правильно?
- Правильно. Все было хорошо. Девушки нажрались, как и было задумано, оставалось их чпокнуть, но с Настей что-то случилось, не пошла она под… под суд, то есть под судью, а после скандала, упреков и пощечин пошла в море и пропала. Ну, станичный голова поручил мне разобраться, оставил машину и Катю с Дианой, как свидетелей и помощников, и они уехали, сказав, что их и близко не было. Персонал кемпинга в Темной под ними ходит, потому их точно здесь не было…
- А что потом?
- Потом я прошелся почти до Инала, тебя встретил, еще кое-кого, никто Насти не видел. Наутро Катя с Дианой пошли с тобой поговорить, потому как к тому времени я был уверен, что ты с Настей общался и знаешь, где она и что собирается делать.
- А с Катей с Дианой? Почему они от меня сбежали?
- Я их недавно расспрашивал, когда они в себя пришли.
- В себя пришли?!
- Ну да. В лагерь ведь явились чумные, говорить не могли, заикались. Кто-то их сильно напугал.
- Наверное, на Настю напоролись, - засмеялся я. - Она ведь утонула, я ее откачал, и с тех пор вокруг меня ходит, но не показывается.
- Я так и знал, что утопилась! Вот дура! Судья нормальный человек, постонала бы часок, и все бы были бы довольны и смеялись! Так говоришь, она где-то рядом ошивается?..
- Да. И возможно нас сейчас видит.
- Здесь ошивается… - задумался Виктор.
- А где же еще. И мне почему-то кажется, что тебе надо опасаться. С ней что-то произошло.
- Что?
- Утопление как-то не человечески на нее повлияло…
Как только я это сказал, со скал покатился камень килограммов в десять. Путь он завершил недалеко от Виктора. Виктор занервничал, закурил, попил пива, глядя на скалы, густо поросшие сосной.
- Пойдем, поищем? – предложил я, уверенный в отказе.
- Надо сначала все хорошенько обдумать… - сказал он.
- Кто тут третий лишний?
- Я бы на твоем месте не ****ел, Женя. Ты тут живешь одиноко, там, в лагере, - махнул в сторону Инала, - удивляются, как это ты лихих людей не боишься и ночами спокойно спишь. Так что не надо тебе ни с кем ссориться, а то ведь…
- Ты меня не пугай, меня Настя бережет, давеча вот с того света вытащила.
- А я не пугаю, - то, что со мной случилось ночью, его никак не интересовало. - Боюсь только, как бы с обоими вами что-нибудь не случилось. Понял или по буквам повторить?
- Понял, - ответил я кисло. – То есть подумаю.
- Подумаешь?! А это видел? Он весьма способствует процессу мышления, – он приоткрыл сумку, и я увидел зев «Макара», заинтересованно на меня смотревший.
Если бы он все это не сказал, я бы продолжал верить, что Настя утопилась в добром уме и здравии, а не как результат какой-то дикой выходки зарвавшихся станичных голов. Но в принципе это дела не меняло, и я сказал:
- Знаешь, я уверен, что трупов никому не надо. И потому вам Настю бояться надо, потому что ни вы, ни я, не знаем, что она сейчас такое есть.
- Не понял. Ты что думаешь, что не человек она теперь?!
- Не знаю. Но одно могу сказать точно – она живая утопленница. И вполне возможно обладает какими-то особенными свойствами, возможно, сверхъестественными.
- Заливаешь, - не поверил Виктор.
Я действительно заливал, но в этой «заливке» была доля правды, и я ее эту долю выложил.
- Я ведь утонул, был на небе и вернулся. И она утонула или была утоплена, но не умерла…
= Сумасшедший дом… - только и мог сказать Виктор. - Может, и мне утонуть?
- А ты уверен, что она тебя спасать станет? Вот. Не уверен. И потому будь спокоен и не дергайся.
- Да я не дергаюсь. А эти девки, Диана с Катей, злые на нее, видимо круто Настя с ними обошлась.
- Ну, они не опасные, - махнул я рукой.
- Не опасных женщин не бывает. Эти суки детей своих в детских домах держат, чтобы всегда быть в сексуальной форме, а надо будет кого зарезать – зарежут.
- Заливаешь. Не дали что ли? Отказала мне два раза, на хочу, сказала ты?
- Да я к ним близко не подойду.
- Бог с ними. Чувствую я, сегодня ночью все решиться. И жирные коты будут сыты, и кошки целы...
- Нет, мне кажется, ты не все понимаешь, - покачал головой Виктор.
- Понимаю. Все понимаю. Если нарисуется полиция с родителями Насти, я клятвенно заверю их, что она – моя невеста, и что проблем ни у нас, ни у них нет никаких. Такой поворот событий тебя устраивает?
Как только я это сказал, мир вокруг изменился в чудесную сторону. Я изменился, Виктор изменился, даже моя палатка, казалось, расправила плечи и стала голубее.
- Это Настя колдует! – подумал я, ликуя. – Приняла мое предложение!
- Дурак, совсем тронулся, - сказал Виктор и удалился.
10.
Ночью, а точнее ранним утром, все действительно решилось. После того, как Виктор ушел в свой лагерь, мне захотелось есть, и пришлось-таки идти в Архипку. Дошел по дикой жаре, купил там разных консервов, овощей с фруктами, литруху виски (и что меня на него потянуло?), поел чебуреков с пивом и вернулся к себе – был уже вечер, и темнело. Разложив покупки по схронам (подальше от наглых енотов, наивно считавших себя членом моей семьи), я взял бутылку и спустился на берег. Уселся там на выброшенном морем чурбане, другой, побольше, пристроившийся рядом, послужил мне столиком; он принял на себя бутылку «Красного лейбла», кружок колбасы, большой, готовившийся перезреть помидор и половину среднеазиатской лепешки, к сожалению, уже остывшей. Пропустив стопарик, я любовался закатом и радовался, что не буду ставить на ночь закидушку, потому что ее нет, а новую будет изготовлена, в лучшем случае, дня через два.
Когда закат слинял за горизонт, я достал из рюкзачка садовый светильник, работавший от встроенной в него солнечной батареи, воткнул его в полулитровую бутылку с песком и налил себе еще виски, но побольше, чем в первый раз, чтобы обстоятельно закусить. Все было хорошо и вкусно, портила мой душевный микроклимат лишь мысль, что может появиться Виктор со своими разговорами и «Макаром».
Скоро бутылка стала наполовину полной (или наполовину пустой, в момент посещения моей головы мыслей о Насте), я увидел, что метрах в двадцати от меня в прибое что-то продолговатое катается. Допив виски, остававшееся в стакане, я подошел к тому месту и увидел… свою утопленницу. На ее обнаженном теле было несколько колотых ран, сочившихся сукровицей. Вытащив девушку на берег, я очистил ее от берегового мусора, затем побежал за виски, чтобы обработать раны. Насколько они серьезны, я установить не мог, как и наличие дыхания с сердцебиением, совершенно не определявшиеся в том состоянии, в котором я пребывал. Обработав раны виски, я стал думать, что делать дальше. Ничего не придумав, понес девушку наверх, на свою стоянку. Руки, ноги и голова у нее безжизненно болтались, но в смерть ее я не верил или не хотел верить.
У себя я положил Настю на спальный мешок, тут же растолок в кружке несколько таблеток антибиотиков; разбавив водой, влил мешанину в горло, стараясь не попасть в легкие. Затем обработал раны йодом, смывая его водой, чтобы не ожечь ткани. Ран было семь. Нанесены они были ножом с небольшой силой – орудовала, скорее всего, женщина средней комплекции или псих. Именно потому раны были не проникающими, и смерть, скорее всего, наступила от обильной кровопотери. Подумав, я решил, что надо немедленно звонить в милицию, и тут она дернулась!
- Жива!!! – обрадовался я и стал щупать пульс. Его не было. Зеркало, которое я поднес к ее дыхательным путям, не запотело. Девушка была мертва, движение ее было всего лишь конвульсией мертвеца.
Я снова взял телефон, набрал номер, сказал ответившему оператору:
- Алло, - и тут девушка снова дернулась, не тело ее дернулась, но рука, ощутимо ударив меня в бедро. Сказав оператору, что набрал номер ошибочно, я задумался. Придумав в который раз, что Настя вообще-то не совсем человек, но утопленница, со своей, может быть, хитрой утопленницкой физиологией, крикнул ей в лицо:
- Дай знак! Хоть какой-нибудь знак!!!
Она снова дернулась, и тут я испугался вконец. Одно дело утопленница, а другое дело неизвестный науке организм с неизвестными свойствами. Закурив сигарету, я успокоился, то есть захохотал:
- Точно организм, возможно, секретный. Секретный инвентарь военно-морского флота. И Катя с Дианой, и Витя, недаром вокруг него ошиваются. А может, ей вискаря налить? И очухается от неприятия?
Это пришло мне в голову, вероятно, потому что самому захотелось выпить для разрядки. Или просто от нее разило виски, ведь на обработку ран ушло граммов триста. Опрометью сбежав к морю, я вернулся с заморским самогоном и влил ей чуток в горло прямо из бутылки. Остаток, посетовав на его мизерность, выпил сам.
Виски ей не помог, как и мне. Я пригорюнился, посидев рядом с ней, возбуждавшей во мне море чувств, решил снова звонить в МЧС. И только нашел мобильный телефон, как сзади, от костра раздался замогильный голос:
- Не надо никуда звонить…
Резко обернувшись, я увидел Виктора. Он тяжело дышал, видимо подъем на площадку нелегко ему дался. Его пистолет был направлен на меня. В зеве ствола чернела решимость немедленно покончить со мной.
- Почему не надо? Все равно все вскроется… - промямлил я, чувствуя приближение смерти.
- Полчаса назад я спал. И увидел Настю. Она умоляла прислать тебя к ней. Как можно скорее… прислать. Повернись спиной!