- Я, бывший веналий Десятого Фанкордума, потомок древнего рода Кастильи и один из богатейших подданных его величества, короля Ади-Шавина. Посудите сами... Разве могла поманить меня в темные пески жажда золота?
- Что же тогда поманило тебя к мертвому оазису?
- Иная жажда, ваше величество. Жажда знаний.
- О, это ответ, - прошептал Амен-Каури. - Ответ, который очень редко можно услышать от воина. Но не от ученого, или философа. Мы и сами были когда-то такими как ты. Стремились постичь непостижимое, искали встреч с тенями прошлого и призраками грядущего. И, чем больше мы получали ответов на свои вопросы, тем больше вопросов задавали старикам. Однако, ты ведь понимаешь, что даже самому преосвященному человеку не дано сравниться по мудрости с ничтожнейшим из богов?
- Я вовсе не стремлюсь уподобиться богам.
- Тем не менее, ты ищешь знания. Бродишь в тени усыпальниц, нарушая покой мертвецов.
- Но где, как не в тени старой усыпальницы можно найти тишину и безмолвие, что тянутся многими сотнями лет? - Орадо позволил себе улыбнуться. Если уж ему приходится врать, то делать это надобно так, чтобы даже у него появилось желание поверить в эту ложь
- Вы посмотрите на него! Каков наглец! - старик ударил посохом у своих ног и опять засмеялся. - Стало быть, ты искал тишину и покой, чужеземец?
- Нет, нет, что вы? Покой? На мой взгляд, это очень мрачное слово. Я не ищу покоя, государь! Я искал место для уединения и осмысления своей собственной жизни.
- Вот это отменно хорошо, - сказал старый монарх. - Если бы это было правдой.
- Не верь ему, отец! - произнесла Аки-Ваша. - Я знаю, что он хотел воскресить старого жреца, чтобы выведать у него такие тайны, которые не должны знать живые. Я видела мерзопакостный знак, что этот человек нарисовал на полу, возле саркофага... Я сама его видела его!
- Значит ты осмелилась..., - растерянно прошептал Амен-Каури. - Именно ты..., - он повернулся к Орадо, легонько ткнул его в грудь золотым посохом. - О каком знаке она говорит?
Орадо не ответил. Лишь покачал головой. Начни он говорить правду, старый монарх, возможно, приказал бы его казнить уже сегодняшним вечером. Положение казалось совсем безнадежным, однако Аки-Ваша, почувствовав близость победы, возликовала.
- Он - чернокнижник и некромант, я уже говорила вам! Я ведь узнала его. И ты, отец, тоже знаешь, что это за человек! Если что - хорошего не жди.
- Да, мы уже говорили, что слышали об Орадо Кастольском, - Амен-Каури задумчиво посмотрел на ахеронца. - Слышали о его чудачествах и упрямстве... Но никто никогда не слышал об Орадо - воскрешающем! Напротив, поговаривают, что тот глупец выдал черным колдунам Ахерона местонахождение библиотеки затерянного города, в котором хранились знания полузабытых королевств. Теперь жрецы пернатого змея творят свои обряды при помощи могущественных заклинаний колдунов прошлых эпох.
- За это светлые боги прокляли меня, - прошептал Орадо. - Заклеймили, как прокаженного знаком полумесяца.
- Твоя лживость сравнима с твоей же жесткостью! - скривив губы в усмешке, произнесла Аки-Ваша.
- Ну что ж... Во всякой лжи, подозреваю, ее высочество разбирается лучше меня, - ответил Орадо.
- Ты убил всех моих рабов, чужестранец. Ты отрицаешь это, но мы оба знаем... Девушка не договорила, поскольку ахеронец приподнялся с колен и посмотрел ей в глаза.
- Мы оба знаем..., - спокойным тоном произнес он, - Мы оба знаем, что их убило что-то другое. С позволения вашего папеньки я позволю себе сказать несколько слов в свое оправдание. Я не убивал ваших рабов. Я даже не имел возможности убить их, поскольку не располагал на то временем.
- Ты слышишь, отец? Он увертлив как змея!
- Замолчи, испорченная девчонка. Повелеваем тебе священным именем Воскрешенного! Замолчи! Если бы мы не знали о тех подлостях, на которые ты способна, то приказали бы этому черномазому пригвоздить святотатца к полу прямо здесь и сейчас. Но ты - царская дочь. Плоть от плоти нашей. Горе мне... Ты моя дочь... Его слова - вода, но твои слова подобны яду, стекающему с твоих же губ. Чему мне верить, если на улицах Луксора тебя называют девой разврата, постигшей все тайны наслаждений? Тот щенок, Тутхамон, даже не скрывает, что вовлекал тебя в свои мерзкие игрища! Он обесчестил тебя в каком-то богомерзком храме, на одном из тех алтарей, на которых приносят кровавые жертвы звероликим богам! Тебя, деву, которая пойдет замуж за царя лесных городов Пондава! О, боги! С самого твоего рождения я молил за тебя небеса. И что же сейчас?! Я с нетерпением жду того дня, когда тот потомок обезьяны увезет тебя прочь от моих глаз!
По щеке Аки-Ваши пробежала слеза.
- Это бесчестие для меня, отец. Вы не верите мне...
- Ладно, ладно, - прервал ее Амен-Каури. - Утри свои слезы. Негоже нам видеть их на твоих щеках. Но хорошим бы мы были государем, если бы верили своим подданным на слово? Верить тебе, или не верить - вопрос завтрашнего дня.
Он махнул рукой, опустился на одну из ступеней лестницы, что вела к трону.
- Скажи мне, чужеземец, какую вещь забрала моя дочь у тебя?
- Не у меня, великий царь. Не у меня.
- Чтоб отсох твой черный язык! - вскрикнула Аки-Ваша. Вытащив из ножен меч, она бросилась к Орадо. Молодой человек не сомневался, что она была полна решимости полоснуть клинком по его горлу и, несомненно, сделала бы это, если бы один из чернокожих охранников, выступив вперед, не перехватил ее руку и не сжал ее с такой силой, что меч с грохотом упал на мраморный пол. - Отпусти меня, болван! Отец, как же так?!
Амен-Каури покачал головой.
- Если он лжет, то это скоро прояснится, - он повернулся к Орадо. - Отвечай честно, чужестранец! Какую вещь она забрала из гробницы?
- Чашу Зу-Шивентари, - сказал молодой человек. - Ту чашу, из которой когда-то пил сам принц Сахима, перед тем, как растерзать собственного отца.
- Зу-Шивентари? Тот сумасшедший? Но ведь он жил еще до того, как храмы Атлантиды поглотил великий океан. Да и жил ли он когда-нибудь? Может быть, он всего лишь легенда, одна из тех, про которую рассказывают древние манускрипты.
- Про Зу-Шивентари написано в одном из свитков, найденных мной в библиотеке затерянного города. Это был юноша, который, попытавшись обмануть смерть, выпросил у темных богов чашу бессмертия, а после убил всех своих родных.
- Многие убивают родственников. Кинжалом, или ядом. Что ж тут такого?
- Вы не знаете главного, ваше величество. Испив из чаши бессмертия, Зу-Шивентари обратился существо, которое даже после своей смерти не обрело покоя. Вовсе не потому он убивал, что хотел занять место своего отца на троне. Он убивал потому, что обезумел от жажды крови. Вы, должно быть, слышали сказку о звере из Сахима, ваше величество...
- Как же, как же? Слышали. В той сказке говорится, что правитель Сахима, обретя бессмертие, вознесся к небесам.
- Это вовсе не так.
- Ты утверждаешь, что у нее есть и другой конец?
- Да, государь.
- Если ты его знаешь, то скажи мне.
- Безумца поймали сетями, словно зверя, которого выкуривают дымом из норы. Ценой многих жизней. Позже его тело сожгли, проведя ритуал очищения.
- Сжечь сына царственной особы? Словно какого-то дикаря?!
- Он уже не был ничьим сыном, владыка. Даже после того, как тело Зу-Шивентари обратилось в пепел, душа его не нашла покоя. Он стал одним из демонов, что приходят к людям в ночи, не менее опасным, чем та кровососущая тварь, в которую обратила его чаша.
Амен-Каури повернулся к своей дочери.
- Скажешь ли ты, что этот человек все еще говорит неправду?
- Я ничего не знаю ни о каком Зу-Шивентари, - насупившись ответила та. - И о чаше я не знаю ничего!
Внимательно посмотрев в глаза Аки-Ваши, старик прошептал:
- Прочь с глаз моих!
- Отец, я...
- Сказано тебе, убирайся! А ты..., - он повернулся к Орадо, - Ты, странствующий философ, говорил о покое и уединении? Мы покажем тебе, что такое настоящий покой и уединение! - он хлопнул в ладоши. - Мы прикажем заковать тебя в цепи и бросить в подземелье. Окажем тебе почтение, чужестранец, поскольку тебя бросят в темницу, предназначенную не для простолюдинов, а для вельмож. И, может быть тогда поймешь, как мало шагов нужно сделать от тронного зала до смрадной камеры, наполненной нечистотами. Поверь, у тебя будет время подумать над тем святотатством, которое совершил, уйдя в запретное место. Если же окажется, что слова твои лживы, то и твоя участь будет прискорбна. Тебя бросят на съеденье крокодилам, как бросают прочих осквернителей праха. Таким будет наш суд. Во имя милостивого и карающего...
7
Должно быть, прошло несколько дней после того, как старик распорядился бросить его в темницу. Впрочем, можно ли назвать темницей помещение, в котором ни на миг не гаснет свет? Ненавистный стеклянный сосуд, называемый стигийцами гальванической лампой, висел под потолком на ржавом железном крюке и напоминал маленькое солнце. Смотреть на него продолжительное время было невозможно. Несколько раз Орадо снимал светильник, пытаясь понять, что заставляет светиться внутри этой лампы тонкий стержень, погруженный в прозрачную жидкость, однако, не зная в достаточной мере физических законов природы, в конце концов оставил все попытки понять причину этого свечения. Одно было ясно: магия, если она и имела место быть в этом случае, играла очень незначительную роль.
Спать, впрочем, маленькое солнце, не мешало. Куда большее беспокойство молодому человеку доставляли кровососущие паразиты, во множестве своем обитавшие в грязной соломе и рваном тряпье, зовущемся одеялом. Это были мелкие жучки с длинными усиками, коих Орадо успел возненавидеть еще будучи виналием. Не обращая ни малейшего внимания на свет, они ползали по всей камере и чувствовали себя, должно быть, достаточно комфортно в обществе благородного узника царской темницы. Перебить их не представлялось ни малейшей возможности, а спрятаться от кровососов было негде. Смирившись со своим поражением в войне, которую он вел с насекомыми больше суток, Орадо просто попытался свыкнуться с мелкими, беспокойными сокамерниками, лишь изредка давя тех из них, которые были наиболее кусачими.
Если смириться с мерзкими насекомыми, обитавшими в гнилой соломе Орадо еще мог, то с нарастающим чувством голода сладить ему было невозможно. Конечно, ахеронцу изредка приносили еду - мерзкую, вонючую баланду, которой побрезговали бы, наверное, даже собаки. Однако, выбирать не приходилось. Чтобы поддерживать свои силы, молодой человек съедал все, что подавали тюремщики.
С того дня, как его бросили в тесную камеру, Орадо не переставал проклинать свою судьбу и собственную глупость. Как он мог довериться стигийской женщине? Ведь он не раз слышал о том, что не создали боги тварей хитрее и подлее, нежели стигийцы. Не потому ли сам змеиный бог обратил на этот народ свое внимание, что увидел в нем что-то родственное?
Не исчезала из его головы и мысль о том, что весь этот дворец был чем-то большим, чем творением человеческих рук. Но если это и правда был какой-то древний храм, то кто его построил? Когда?
Что-то невыразимо страшное вползало в его душу, заставляя ее сжиматься от предположения, что строители подземной крепости, даже сейчас обитали где-то там, за стенами темницы. Стараясь унять разыгравшиеся фантазии, в которых сквозь звучание барабанного боя слышались голоса омерзительных тварей, обитающих во тьме, Орадо часто вставал на ноги и начинал мерить шагами покрытый гнилой соломой каменный пол. Но иногда он замирал, вслушиваясь в тишину, осторожно подходил к какой-нибудь из стен и прикасался ухом к холодному камню. И тогда его охватывал безмерный, не основанный ни на чем, ужас.
Вот и теперь, сидя у каменной перегородки, отделяющей его от кошмара, что хранили в себе земные недра, Орадо рассматривал рисунки, нацарапанные каким-то узником на потемневшем от времени камне. Ахеронец слушал музыку тишины и понимал, что недалека та минута, когда рассудок покинет его. Быть может, та минута стала бы благословенной, поскольку жизнь в неизвестности, казалась невыносимой, а звучание барабанов в его голове, каждым часом было все громче и громче...
Однако, вместе с тем послышался и другой звук. Кто-то подошел к двери тюремной камеры, открыл ее ключом. Потом, в сопровождении раба, в помещение вошел хорошо одетый, смуглый человек. Он некоторое время рассматривал узника, после чего произнес на непонятном языке несколько фраз. Тут же, в камеру протиснулись бритоголовые стражники его величества, царя Амен-Каури. Не церемонясь, они выволокли Орадо в коридор, после чего повели его по лестнице, наверх, к тому этажу дворца- муравейника, где совершалось вечное празднество.
С мешками под глазами от недосыпания, голодный, пропахший потом и разного рода нечистотами, молодой человек побрел по уже знакомым коридорам. К своему удивлению, он не слышал веселых речей и не видел хищных зверей, которых для забавы подданных его величества приковывали цепями к полам и стенам. В залах дворца, Орадо видел только напуганных чем-то, переговаривавшихся шепотом людей. Мимо него быстрым шагом проходили неулыбчивые подданные Царя Царей, один вид которых нагонял на молодого человека тоску. У статуй неизвестных ему богов и богинь, Орадо видел молящихся жрецов, а в маленьких комнатках, наполненных ароматами от курительных смесей, замечал обнаженных белокожих оракулов, бездумно взиравших на потолок.
- Что случилось? - спросил Орадо у одного из своих сопровождающих, приостанавливаясь у приоткрытых дверей какого-то крохотного помещения, из которого слышалось пение молитвы на малопонятном ключнику языке. Тот смерил молодого человека презрительным взглядом и, не удосужившись ответить, толкнул его вперед. Не задавая больше вопросов, Орадо двинулся по коридору, тяжело переступая непослушными ногами по холодному полу.
"По крайней мере, - думал он, - здесь нет никаких светящихся кувшинов."
И, все-таки, что-то серьезное произошло во дворце за то время, что Орадо провел в темнице. Что-то, что вынудило правителя Кеми снова вспомнить об ахеронце и пожелать встречи с ним. Сердце молодого человека сжалось, когда он увидел темнокожих охранников вседержащего царя, встретивших пленника в приемной комнате. Эти верные рабы дряхлого тирана всего несколько дней назад, готовы были перерезать Орадо глотку за одно лишь неучтивое слово, которое он имел неосторожность произнести в присутствии их государя.
"Акт второй. Милости просим, дорогой Орадо Кастильский... Но интересно, чего еще от меня хочет этот старик?"
Двери в тронный зал открылись и молодого человека подвели к возвышению, на котором располагался высокий, укрытый бархатом трон. Возле трона, опираясь на золотую трость, стоял сам дряхлый вседержитель.
- Ступайте прочь, - приказал он великанам, махнув тощей рукой.
Послушно, те удалились из зала. Орадо же остался со стариком наедине. Впрочем, нет... В тени одной из массивных колонн звенело цепями какое-то крупное животное, разглядеть которое, ахеронец не мог. Должно быть, там находился один из хищных зверей, которых он видел накануне, в пиршественных залах.
- Как видишь, снова Змеиный трон пожелал увидеть тебя, - произнес Амен-Каури, приблизившись к Орадо. - Ты, наверное, уже начинаешь догадываться, почему?
- Я предполагаю, что случилось что-то, что потребовало от вас этой встречи.
- Случилось, - резко сказал старик, ударив длинным золотым посохом об пол. - Ты солгал, говоря, что не заходил в старую усыпальницу. Мы приказали бы вырвать твой лживый язык прямо сейчас!
- Вы вольны поступить со мной как вам заблагорассудится. Но вижу, что есть какое-то обстоятельство, которое не позволяет вам принимать неосторожные решения. Если позволите, я бы хотел узнать, намерены ли вы меня казнить сейчас? И что заставляет вас сейчас сомневаться в моей нечестивости?
- Тот рисунок, который Стражи Пустыни обнаружили на полу, возле саркофага... Скажи нам, кто научил тебя рисовать его?
- Полагаю, что вы уже знаете ответ на этот вопрос, государь.
- Догадываюсь, - прошептал Амен-Каури. - Наше возлюбленное солнце пустыни называло тебя некромантом. Однако, мы теперь видим, что ты, всего лишь, блоха, которая прыгает с места на место посредством старинных магических обрядов и заклинаний. В сущности, безобидное насекомое. Мы не станем спрашивать о том, что тебе еще рассказали те истлевшие свитки. Время слов прошло... Скажи, впрочем, неужели та чаша, ради которой ты убил рабов дочери Владыки блистательного города, так важна для тебя?