Ирина Ивановна брезгливо сморщила свое ухоженное личико.
– Да... Ты это хорошо сказал, – вздохнул Борис. – Гарпун, сволочь, обвился вокруг кабелей, и никак не освобождается, хоть плачь. Дохлое дело... Надо что-то другое придумывать...
В это время к нам подошел Шура и, не обратив ни малейшего внимания на Ирину Ивановну, предложил идти обедать.
За обедом (рассольник, жареные в тесте кабачки, нежные кабаньи отбивные и три неизвестно откуда появившиеся бутылки коллекционного "Киндзмараули") я рассказал о наших приключениях в шахте. Рассказывая о записке, послужившей причиной появления Ирины Ивановны и ее соседа на шахте, я внимательно смотрел на Шуру, но он отвечал мне открытыми, простодушными улыбками.
После моего рассказа мы начали обсуждать, как все же вынуть из зумпфа злополучный ящик. И пришли к мнению, что надо продолжить попытки с новым гарпуном, предварительно прижав кабели от телекамеры к какой-нибудь стенке. Но когда мы уже поднимались из-за стола, Ольга воскликнула:
– Стойте! Есть идея!
– Резинками от бигудей доставать? – усмехнулся Коля. – Или поясом для чулок?
– Понимаете, я вспомнила... – продолжила Ольга, не обратив ровно никакого внимания на слова Баламута. – У дяди Толика в одном ящике со снаряжением я видела металлический баллон размером с большой китайский термос... А к горловине баллона была прикреплена какая-то резинка, ну, что-то наподобие большой присоски. Я у дяди спрашивала, что это такое, но он отмахнулся...
– Присоска... – задумался Коля. – И баллон... Наверняка, вакуумный, для откачки воздуха из присоски...
– Не воздуха, а воды... – поправил я. – Но вряд ли в воде присоска пристанет... Сомневаюсь...
– А в этом же ящике еще был красный тюбик с каким-то клеем, – перебила меня Ольга, явно обрадованная тем, что может помочь нам. – Я, любопытства ради, капельку его на пальчик выдавила и потом едва отмыла... Он даже в воде ко всему прилипал... Наверное, его взяли, чтобы края присоски смазать...
– Тады надо сейчас же ехать за этим барахлом, – сказал Коля и, обернувшись к стоявшему сзади Шуре, попросил:
– Пошлешь Ваню?
– А чего не послать? Он с удовольствием поедет, – ответил Шура и пошел искать куда-то исчезнувшего Елкина.
На этот раз на запасной ствол с Елкиным поехал Борис. Пока их не было, мы попили чаю с рыбными пирогами. С огромным удовольствием расправившись с необъятным куском пирога, я подсел к Шуре и, стараясь казаться невозмутимым, спросил:
– Ты написал записку Ирине Ивановне? С приглашением на презентацию долларов в восстающем?
– Какую записку? Какая презентация? – как мне показалось, искренне удивился он. – Ты что, братан, манией окутался? Какой мне резон было ее писать? Мне на шахте лишних людей не надо...
– Свихнешься тут с вами... – покачал я головой. – А если не ты, то кто их тогда пишет? Юдолинскому брату, Шалому, Ирине?.. Да и сам Юдолин собственной персоной как здесь появился?
– Хачик это! – уверенно, с удовольствием изрек Шура. – На сто процентов уверен, что это Хачик. Я ведь тебе все рассказывал, Фома Неверующий...
– Хачик... – с сомнением в голосе протянул я...
– Беда твоя, что не веришь мне... Не веришь, что Хачик существует в нынешней природе, хоть и завалило его землетрясением... За психа меня держишь...
– А почему он, Хачик, сам сюда не придет?
– А он... он боится... Но этого ты не поймешь... Пока...
– Загадками говоришь... Ты его боишься, а он тебя... Он, что, тоже из Харитоновки?
Шура с обидой посмотрел на меня, затем тяжело вздохнул, встал и, понурившись, вышел из кают-компании.
Гонцы вернулись без приключений часа через два и привезли присоску с баллоном. Это приспособление и в самом деле было изготовлено для подъема из воды предметов с твердыми гладкими поверхностями. Более того – для подъема предметов из глубоких, но ограниченных в объеме водоемов, а именно – шахт.
– Да... – разглядывая приспособление, восторженно протянул Николай. – Твой дядя Толик веников не вязал... Отнюдь...
– А тут еще фиксатор есть, – просиял Борис, вынимая из ящика, ажурную металлическую конструкцию. – Смотрите, у него тут четыре лапы раскладные, полтора метра длиной каждая. Дергаете за это ушко лапы распахиваются, дергаете второй раз – захлопываются. С этой штучкой делать нечего этот термос к ящику прикрепить!
Было уже поздно и нам пришлось отложить работы по выемке ящика на следующий день. Подведя кабели телекамеры к стене ствола шахты, мы ушли ужинать и спать. Перед уходом ко мне подошел Борис и, имея в виду запасной ствол, сказал:
– Не было там никаких Иркиных шмоток. Я все обшарил.
И поскакал в Инкину спальню.
Утром следующего дня мы, минуя столовую, стали по одному собираться у ствола. Когда набрался кворум, Николай, взявший на себя общее руководство операцией, начал распределять обязанности. Ирину Ивановну (спесиво вздернувшую брови) и Инессу, несказанно расстроенную нашим отказом от завтрака, он отослал на кухню приготовить к обеду что-нибудь потрясающе праздничное, Борису с Шурой поручил поймать ящик, Елкину – поднять его с помощью "Жигуленка" к девятому горизонту. А сам решил вместе со мной идти вниз, чтобы этот ящик, как только он вынырнет, перехватить и втащить из ствола на твердую почву. Появившийся последним заспанный Худосоков остался без дела. Недолго думая, Коля приставил его ординарцем к Шуре.
Решая что делать с новоявленным подчиненным, Шура начал его озабоченно разглядывать. В это время к нему подошел Смоктуновский и что-то зашептал на ухо. Выслушав Смоктуновского, Шура одобрительно похлопал его по плечу, затем нашел глазами Елкина, подозвал к его себе и тихо сказал ему несколько слов.
– Хорошо, начальник, как скажешь, – пожал плечами клептоман и пошел к машине.
Путь его лежал мимо Худосокова. Поравнявшись с ним, Елкин резко ударил его в печень и Худосоков, согнувшись вдвое, упал и начал кататься по земле. Елкин, не изменившись в лице, пнул его несколько раз ногой и, когда бедняга затих, нагнулся и вытащил у него из-за пазухи пистолет.
– Замочить нас хотел, ублюдочный! – поморщился он, протягивая оружие подошедшему Шуре. И, углядев, что Худосоков приходит в себя, с размаху ударил его ногой в пах.
Проверив у пистолета обойму, Шура засунул его себе за пояс и попросил Елкина немедленно запереть Худосокова в клоповнике, а Смоктуновского – постеречь заключенного до обеда. Лишь только Елкин вернулся, мы немедленно приступили к делу.
Вода на девятом горизонте стояла по пояс. Мы с Колей подошли к стволу и, открыв дверь в клетьевое отделение, подали сигнал наверх о своей готовности и стали ждать. Прошло около сорока минут и, вот, наш звездный час настал: на расстоянии полутора метров от меня из воды появился "термос"! Коля, стоявший у звонка, тут же подал сигнал о прекращении подъема и бросился ко мне. Когда подъем прекратился, блестящий верх ящика был на десять сантиметров выше уровня воды.
– Вот, блин, если сейчас он отцепится и утонет! – сказал он, ткнув меня локтем в бок. – Вот хохма будет!
– Не отцепится! – решительно ответил я и, взяв заранее подготовленную веревку, полез в ствол.
Подплыв к ящику, я осторожно обвязал его веревкой, потуже завязал узлы и вернулся к Коле. Едва я встал на ноги и отдышался, он подал наверх два сигнала, означавших, что ящик можно опускать на метр. Лишь только ящик опустился, мы подтянули его к себе... Он оказался невероятно тяжелым – даже в воде мы с трудом его передвигали.
– Золото там! Точно! – возбужденно сверкая глазами, начал говорить Коля. – Килограммов пятьдесят, не меньше!
– Да уж точно... – согласился я, отсоединяя фиксатор. – Придется теперь его продавать... А это лишние приключения на наши с тобой потрепанные задницы.
Освободив ящик от фиксатора и присоски, мы позвонили наверх три раза. По этому сигналу наши товарищи должны были начать вытаскивать наверх кабели и затем спустить клеть. Но вместо подъема кабелей они просто сбросили их в шахту.
– Это Борька торопиться ящик увидеть! – догадался Николай, наблюдая за тем, как кабели стремительной струйкой вливаются в воду. – Даже камеру свою не пожалел!
Мы уселись спина к спине на ящик и стали ждать. Через десять минут подошла клеть с Борькой и Шурой и, осторожно втащив в нее ящик, мы поехали наверх.
На-гора нас ожидало все население шахты. Радостные сверх всякой меры, мы выгрузили ящик из клети и, взявшись вчетвером (Я с Колей с одной стороны, Шура с Борисом – с другой), понесли его в контору. Но не пронесли мы его и десяти метров, как сзади раздался жесткий и спокойный приказ... Ольги:
– Стой! Бросай ящик и руки вверх!!!
Мы все враз обернулись и увидели стоящих рядом Ольгу и Елкина. У них были каменные лица и у каждого в руках чернели по два нацеленных в нас пистолета...
– Ты что, свихнулась? – участливо спросил я девушку. – Попку нашлепать или просто в угол?
– Заткнись, папаша! – коротко ответила она и тут же, сразу с обоих рук пальнула нам под ноги.
– Не ерепеньтесь. Положьте ящик и к стене идите! – шмыгая носом, посоветовал нам полный жизнью Елкин.
Безмолвные и растерянные, мы столпились у ближайшей стены. Презрительно нас оглядев и, видимо, вспомнив телевизионные репортажи о захватах бандитов на московских рынках, Ольга злорадно усмехнулась и приказала:
– Руки на стену, ноги отставить и раздвинуть!
Мы, ошарашено оглядываясь друг на друга, выполнили приказ. А что нам было делать? Судя по виду Ольги, она не шутила. Но стояли у стены мы не долго. Когда Елкин подогнал "Уазик", Ольга поняла, что вдвоем с напарником они ящика не погрузят. И приказала нам это сделать.
Через несколько минут мы растерянно провожали глазами все наши мечты о светлом и безбедном будущем...
– Она и доллары из восстающего прихватила... – чуть ли не со слезами на глазах проговорил Борис, когда "Уазик" скрылся за поворотом. – Вот стерва!!! Сучка... Встречу где-нибудь прибью...
– Встретишь... – внимательно посмотрев на него, сказал Шурик. – Встретишь, никуда не денется... Пошлите, господа хорошие, хавать.
В кают-компании мы расселись по своим местам. Судя по унылым лицам моих товарищей, они воочию представляли себе свое безрадостное возвращение домой с пустыми карманами, чемоданами и кошельками...
– На билеты-то нам хватит? – подрагивающим голосом спросил Коля, стараясь не глядеть мне в глаза.
– Нет. У меня рублей шестьсот всего... Ну, может быть, лимон, – ответил я. – Юдолинские доллары и деньги Шалого я в рюкзак к остальным сунул...
– Куплю я вам билеты, не беспокойтесь! – сказал Шура и мягко улыбнулся. – Отправим вас по первому разряду... С розами и Советским шампанским...
– Ну, ну... И ногами вперед под музыку, естественно? – усмехнулся я, принимая от Инессы тарелку живописнейшего борща. Поставив ее перед собой, я уставился в предводителя сумасшедших и спросил:
– Слушай Шурик... Мы после обеда уезжаем... Давай, напоследок ты нам все, наконец, расскажешь...
– Что расскажу? – спросил Шура, сосредоточенно размешивая сметану в борще.
– Мне эти записки покоя не дают... Не верю я, что их Хачик писал. Вот, хоть убей – не верю... И друзья мои не верят...
– А кто же их писал?
– Ты, Шура, ты! Давай колись!
Шура задумался, склонив голову набок и уставившись в колени сидевшей рядом Ирины Ивановны... Подумав с минуту, он вздохнул и начал быстро есть... Съев почти полтарелки, он отер губы ладонью, поднял на меня сиявшие дружелюбием глаза и, насмотревшись, мягко сказал:
– Ты же сам говорил...
– Что говорил?
– Что не интересно тебе деньги в банке чистеньком получать... Что хотел бы сначала за ними побегать, попотеть, побояться немного, в морду кому-нибудь дать... Вот я, по доброте своей душевной и устроил вам представление с догонялками и отнималками... Но я только Юдолинского брата пригласил и Ирину Ивановну с Петром Ильичом, да еще для хохмы ради вас из Кавалерова похитил... Как же без похищения. Ну, еще кое-что по мелочи... Клещики, там, сауна, русская рулетка... А Шалому не я записку писал... Не я...
Мы с товарищами остолбенело уставились в простецкое лицо смущенно улыбавшегося сумасшедшего...
– "Устроил представление"! Трагедию ты нам устроил!!! – прокричал Борис, с трудом проглотив застрявший в горле кусок мяса. – Ну, ты и сукин сын! Давай, хватай его, ребята! У меня руки чешутся его перезомбировать! Тоже мне режиссер! Ату его!
– Погодите, ребята! – сказал Шура, спокойно принимаясь за второе. – Представление ведь еще не кончилось... Все еще впереди...
– Как не кончилось???
– А так. Последний акт только начинается. Слышите? – кивнул сумасшедший в сторону приоткрытого окна.
Мы все, как один, повернули к нему головы и услышали слабый, но отчетливый шум приближавшейся к шахте машины.
– Шалого люди!!! – крикнул Коля и, опрокинув стул, стремглав кинулся к окну.
За ним бросились и мы с Борисом. А Шура не спешил. Он спокойно съел котлеты с картофельным пюре, вымазал с тарелки мякишем остатки подливы, поблагодарил Инессу за вкусный обед и лишь потом присоединился к нам. Как только я почувствовал его за своей спиной, из-за поворота дороги вынырнул... "Уазик"!!! Наш "Уазик" с невозмутимым Елкиным за рулем!
Глава третья. Хрен с винтом
1. Кирпич, стружка... – Канкан на столе. – В густой траве и в стогу. – На асфальте вниз лицом.
В "Уазике" была и Ольга. Мы обнаружили ее сидящей в кузове рядом с ящиком. Нахохлившаяся, заплаканная, она, ища прощения, ловила наши взгляды... Не обращая на нее внимания, мы бросились к ящику и сняли уже отвинченную крышку. И увидели переложенные сосновой стружкой... кирпичи из красной глины. Первым пришедший в себя Коля сжал кулаки и, сверкая глазами, подался к Ольге.
– Не было там ничего! – закричала девушка, испуганно отодвигаясь в глубь кузова. – Ничего не было! Вот ваши доллары, возьмите!
И, вытащив из-под скамейки рюкзак, бросила мне. Я поймал его, пощупал – внутри действительно были пачки денег. Борис вырвал рюкзак из моих рук и вышел из машины. Мы с Колей вышли вслед за ним и направились к зданию конторы.
– Давай, нажремся что ли? – предложил Коля, хмуро взглянув мне в глаза. – По-моему, самое время нажраться, да поблевать...
– Давай! – пробормотал я в ответ. – Мне эта стерва в душу написала! С ними всегда так – расшевелят бархатными попками и преданными глазками, влюбят до посинения, а потом писают в душу...
– Прости, папочка, прости! – услышал я сзади плачущий голос плетущейся за нами Ольги. – Я больше не буду! Прости...
– Слышишь? – ткнул меня Коля локтем в бок. – Похоже, она не дописала...
И, довольный своей шуткой, расхохотался.
– Ты должен, должен меня простить! – продолжала канючить Ольга. – А если не простишь я... я...
– Что – я!!? – почувствовав в словах девушки угрозу, обернулся я к ней.
– Не забывай – я знаю все о тебе, твоем сыне и... теще!!! – кинула мне в лицо Ольга.
– Может, замочим ее? – деловито предложил Коля, поняв, что речь идет о серьезном. – Сейчас я вполне способен...
– Да ну ее в задницу! – отмахнулся я. – Если ее мочить, то со всеми бабами вместе – они все такие. Я лучше разжалую ее из дочек в рядовые женщины...
– Давай, разжалуй! – мгновенно расцвела Ольга и, бросившись мне на грудь, начала целовать мои щетинистые щеки.
Сначала я отстранялся, но губы девушки были такими нежными и чувственными, что я не выдержал, обнял ее за талию и начал целовать все, что было не прикрыто ее летней кофточкой...
– Иди, приведи себя в порядок! – нацеловавшись вволю, приказал я и пошел за друзьями, не пожелавшими наблюдать любовную сцену, только что умело поставленную Ольгой.
В кают-компании мы сразу взяли быка за рога. Попросив Инессу выдать нам все наличное спиртное, мы уселись за стол. Как только Инесса явилась с подносом, уставленном пятью или шестью полупустыми бутылками, мы составили из их содержимого коктейль и, мгновенно проглотив его, уставились друг на друга...