И звуки, и краски - Климин Михаил Александрович 8 стр.

Хаско Хан сидел на чурбаке и, щурясь от дыма, ворошил прутиком костер.

Денко знал по тысячам рисунков это безбровое лицо с мешками под глазами, с квадратным тяжелым подбородком. Однако в жизни все это оказалось как бы мельче. Менее значительным оказался и взгляд его — знаменитый взгляд, с помощью которого великий Хан заставлял врагов Режима сдавать оружие без выстрела. Правда, это было еще в далекой молодости. А Хранители живут долго.

— Садись… Печеные баркусы любишь?

Денко осторожно подкатил к огню один из чурбаков, сваленных неподалеку, и сел. Вернее, присел, готовый вскочить в любой момент.

— Вас вроде двое было?

— Так точно! — Денко вскочил, вытянувшись. Военная юность Хранителя, не вовремя пришедшая на ум, сдвинула его сознание набекрень.

— Чего это ты прыгаешь? — неодобрительно покосился Хан.

— Разрешите привести его?

— Приведут без тебя. Говори, что за дело?

Денко встал и откашлялся:

— Неустанной заботой о благе Режима… — начал он заученную речь.

— Нет!.. — тихо сказал Хан, и Денко показалось, что он ослышался. — Не..! — вновь повторил Хранитель грубое площадное ругательство. — Давай суть.

Лишенный сценария Денко похватал ртом воздух, но вспомнил ежедневный тренаж и собрал волю.

— Хранитель… Парень, которого я привел, обладает уникальной способностью, которая… Он способен воздействовать на вещи, которые удалены от него и даже невидимы!

Под пристальным взглядом Хранителя Денко опять смешался. Словно загипнотизированный он поднял руку, так, словно дар, о котором он рассказывал Хранителю, лежал у него на ладони.

Глядя Хану в глаза Денко продолжил:

— Он двигает вещи, не прикасаясь к ним.

— А при чем тут я? — недоброжелательно спросил Хан. — Веди его в цирк.

— Хранитель… — с усмешкой сказал Дан, к которому вернулось самообладание. Он вдруг понял, что перед ним обыкновенный старик. Самый обыкновенный, малопонятливый старик. — А если вещь эта — планшет с оперативным планом, или пусковая кнопка… С этим тоже в цирк?

Хан заинтересованно посмотрел на Денко и стало видно, что глаза у него и впрямь старческие — белесые.

Беско, впервые увидевший живого Хранителя, впал в шок более основательно.

«Оздоравливающие» замечания Хана вроде: «Что молчишь, обделался, что ли?» — не возымели действия. Беско зачарованно глядел на Великого Хаско — Героя Войны, одного из создателей Режима и, похоже, не слышал обращенных к нему слов.

Оказаться лицом к лицу с человеком, обладающим неслыханной властью, создателем армии, воздушного и морского флота, всех мыслимых ракет, бомб, спутников, главнокомандующим всех войск, главой любого человека с погонами, всех служб сыска, осуждения и расправы!

О жизни его было сложено больше легенд, чем было дней, что прожил Беско на белом свете! Среди Хранителей Хаско Хан стоит на первом месте. Кто не учил в школе стишок:

Хаско Хан — Хранитель Покоя! Денко взял Лена за плечи, встряхнул его и, глядя в глаза, сказал:

— У нас мало времени! Ты понял меня? У нас мало времени! Покажи ему все, что можешь!

Беско, наконец, пришел в себя. Баркус, который Хан выцарапывал из золы, внезапно вынырнул и повис в воздухе.

— Ого! — ошарашенно воскликнул Хранитель и отшатнулся.

«То-то же… — не без злорадства подумал Дан. — Одно дело слова, а совсем другое — увидеть. Оказывается, и его можно удивить».

Вспомнив один из детских фокусов, Беско затих, поводя в пространстве огромными, разросшимися руками. Нащупав летящую пичугу, он аккуратно, чтобы не помять крылья, стиснул ее и через несколько секунд, посверкивая бусинками глаз, перепуганная галечница повисла в воздухе рядом с баркусом.

— Да-да-да… — совсем по-стариковски приговаривая, Хан посматривал то на стоящего Беско, то на появляющиеся в воздухе перед ним предметы. Вот в крошках табака повисла трубка игломета.

Требовалось какое-то время, чтобы старик понял, что перед ним выкладывают содержимое его карманов. Укоризненно, но весело покачав головой, он водворил назад игломет — игрушка, если конечно иглы не отравлены. После чего взял лежащие в воздухе часы и засунул их в карман. Принимая правила игры, он подержал горячий баркус, подбрасывая его на ладони, после чего, размахнувшись, бросил его в просвет деревьев.

Словно скатившись с невидимой горки баркус съехал в то же самое место, откуда его взяли. Потом Хан осторожно взял в руки красногрудую галечницу. Птица забила крыльями, пытаясь освободиться. Хранитель выпустил ее.

— Та-а-ак… — удовлетворенно сказал он и поднялся. — Пределы действия?

— Не знаю… — пожал плечами Лен.

— Как не знаешь? — с подозрением спросил Хранитель.

Беско вновь пожал плечами.

— Ну вот докуда ты достанешь этим своим… — Хан неопределенно повел подбородком.

— Докуда думаю.

— Думаю… — повторил Хан. — Непонятно.

— Ну вот… — постарался объяснить Беско. — Там, на тропинке стоит охранник. И там, — он показал на кусты. — И там, и там…

— Ну, — согласился Хан.

— Ну вот я знаю, что они там…

— Ну и…

Словно камень пролетел над головой Хранителя, и в руку Лена со шлепком влип темно-синий тяжелый армейский лучемет.

Лицо Хана страдальчески сморщилось и, прикрыв глаза, он скороговоркой забормотал:

— Ой-е-е-е… Брось, брось, брось…

Беско послушно бросил лучемет. Тот, пролетев по пологой кривой, шлепнулся на траву.

Старик осторожно поднял его и засунул за пояс.

— Ну ты шутник… — вполголоса проговорил Дан. — Можно считать, второй раз родился. — Никогда ни к какому оружию в присутствии Хранителя не прикасайся. Если бы кто-то из этих, — Дан показал головой на офицера, вышедшего из кустов к Хранителю, — шлепнул тебя, то сразу бы получил чин гросс-дектора плюс еще вольный статус.

— Как это?

— Ну — пенсия сразу государственная… Особняк… Тели там разнополые… Много чего. Словом, помолись на ночь сегодня. С ложкой родился…

— Ну что же? — Хан дал понять, что аудиенция окончена.

Дан и Беско подтянулись.

— То, что я видел, пока цирк. Вы говорите, что это — оружие. — Хранитель смотрел на Денко, и тому стало холодно. — Это нужно доказать.

Воющее чудовище остановилось, выжидая. Тысячи систем танка работают сейчас на одну-единственную цель — уничтожить его, Беско. Бесчисленные бортовые ЭВМ напряглись в готовности: вот коррекция лазерных стержней… Вот, будто выдохнув, стальная черепаха качнулась с боку на бок. Полоснули по степи лучи прицелов. И вновь ожидание в напряженном вое турбин, готовых взреветь и бросить многотонную технику туда, где лежит, вжавшись в горячую землю Беско.

Пот заливает лицо, попадает в глаза, мешает сосредоточиться. Беско пытается представить себя лежащим на желтой выжженной земле южного полигона. Всего в ста метрах от него начиненное смертью чудовище. Оно было задумано, создано неуязвимым. Его нельзя взять снарядом. Сфера над черепахой контролируется быстродействующими радарами. Любой снаряд превращается в горячую дробь. Черепаха защищена от лучей лазера: два десятка точек, взятых под особый контроль вычислительных машин, уязвимы для лучеметов. Пока работают бортовые системы, машина не подставит их под удар. Дрожащие, словно в мареве грани корпуса — жидкие кристаллы — они не пропустят — отразят даже гамма-излучение. Но у Беско нет ни гамма, ни нейтронного излучения, которыми можно хотя бы задеть эту машину. А нужно не просто задеть…. Беско должен уничтожить черепаху. А иначе… Хранитель не шутит — всякое оружие прежде всего должно суметь защитить себя.

Бортовые вычислители проанализировали данные сканеров. Турбины слегка изменили обороты, и чудище поползло к Лену.

Сердце Беско сжалось от ужаса. Хранитель обещал, что с танка будут сняты всякие анализаторы, позволяющие увидеть неподвижную цель.

Почему не приходит чувство? Беско вновь представил себя лежащим на земле, на пути машины. Захотелось вскочить и броситься прочь от этого ужаса. Но сознание сопротивлялось этому, идущему от живота ужасу. Он уже видел, что делает с бегущим и живым такая машина.

Тела животных взрывались словно паровые котлы. Мерно урча, танк только поворачивался на месте, выслеживая мечущихся по полю овец. Вспышка! Видимый даже на фоне неба белый шнур протягивается, словно нехотя, к очередной жертве. В доли секунды сообщенная тепловая энергия превращает тело животного в газ, пахнущий кровью и дымом. Ошалелая овца (как остро животные чувствуют смерть) вбежала внутрь круга электромагнитных вешек. Комиссия, нехотя взиравшая на результаты работы танка (все делалось ради Беско — остальным все успело наскучить), оживилась. Молоденький обер-дектор, красуясь собственной удалью (подходить к вешкам — самоубийство!), подошел к овце и вытолкнул ее за пределы мертвой зоны. Танк ударил сразу же. Толчок воздуха, пахнущего гарью и кровью — и дымящаяся нога овцы упала перед Беско.

Впоследствии обер-дектора уже не было в комиссии. Совершил ошибку — близкий взрыв забрызгал кровью стоящих.

Беско в сотый раз принялся за одно и то же — представлять себя лежащим на выжженной земле… Ну почему, почему не проходит чувство? Если бы хоть наполовину того, что было в тюрьме…

Вот оно! Руки Беско начали распухать… Он весь сосредоточился на этом чувстве. Вот они уже гигантские — его руки… А сам он — уже не только лежит на земле, но и занимает огромное пространство. Руки Беско нащупали танк. Как мешает эта штука — кристаллическое покрытие! Руки буквально вязнут в нем. Беско, задыхаясь от усилия, наваливается на башню. Продавив руки сквозь вязкое покрытие, начинает шарить внутри танка. Он уже не чувствует себя лежащим на земле… Его там уже нет! Он весь в своих огромных руках. Вот в них — турбина танка. Лопасти, словно зажатые в ладони мухи — зудят. Где этот чертов блок? Сообразил… Ищу не в той стороне. Танк идет на меня, значит где-то тут… Защитная коробка. Сорвать, смять! Уже ходит ходуном земля. О Кратос! Какие бесчувственные эти гигантские руки. Вот она — тонкая пластинка, на которой выращены цепи управления всей этой гигантской машиной-убийцей. Еще одно усилие! Ну!.. Хруст… Сладостный хруст сотен тысяч миллионов нервных волокон оптоэлектроники…

Дернувшись словно от попадания снаряда, танк в смертной истоме потянулся, выпуская воздух из пневматической подвески, и обмяк.

Беско, чувствуя, что еще немного и он бы потерял сознание от усталости, не сразу поднял голову.

Танк стоял в двух десятках метров. Приборы, даже лишенные способности видеть Беско, вели танк совершенно правильно; колея пришлась бы как раз по телу Лена.

Он лежал на спине и смотрел в небо. Каким огромным может быть небо в степи! Какая тишина стоит в мире. Только где-то в утробе танка со стоном умирает турбина, рокочет поисковый аэрокар. Сейчас бросить бы все… Как устал Беско от бесконечных занятий. Каждый день, каждый день одно и то же: системы оружия нашего, системы их оружия, способы защиты, уязвимые места, тактика боя, стратегия обороны, стратегия нападения, виды оружия, системы поражения, виды документации, приемы конспирации… И тренировки, тренировки, тренировки… Куда меня готовят? — думал Беско. И почему вообще так складывается жизнь? Точнее, не складывается? Спроси его еще две-три зимы назад, кем он хочет стать, не смог бы ответить точно. Но достаточно точно мог бы сказать, кем не хотел быть. Военным Лен никогда не хотел быть. Эта непрерывная муштра… Огромная система армии, как оказалось, направлена лишь на одно: лишить человека индивидуальности, не позволить ему быть личностью. Конечно, в сущности это необходимо. Разве можно приказать индивидуальности и личности убить другого человека? С танком Беско расправился без сожаления. Все эти сотни машин и аппаратов, уничтоженных, взорванных им за последние полгода, не нашли в его душе сочувствия. Но ведь армия создана не только для того, чтобы выводить из строя технику противника…

Особенно тяжелы для Беско физические упражнения на уничтожение противника… Как им еще в голову не пришло применить способности Беско против людей? Конечно, нет худа без добра: Беско стал подтянутым, мускулистым. Разве раньше он смог бы бежать несколько часов без перерыва по жаре? Упаси бог… Но как хочется, как когда-то давным-давно спрятаться от всех и вся на крыше сарая, и лежать, растворяясь в небе. Хотя бы даже как сейчас, но без контроля, без соглядатаев, без телохранителей — так их растак! Кто кого и зачем охраняет, Беско не мог понять. Телохранители дежурят ночью у его кровати и провожают Беско даже тогда, когда ему нужно сходить по малой нужде. Если охраняют Беско и его жизнь так ценна, то стоит ли бросать его под гусеницы танка?

Аэрокар, не снижаясь, курлычет и описывает круги. Там, наверху, его видят на экранах мониторов. Какое счастье, что еще не читают мыслей. Хотя следят и слушают ежесекундно. Ему надоело собирать «клопов». Время от времени он собирает очередной урожай и распоряжается им по-своему с истинно армейским юмором. Пару оставил в гулком дивизионном сортире, один прицепил к шерсти полкового пса, еще один в воротнике обер-дектора — командира строевой части. Беско представил себе, как слухачи собирают информацию о нем: «Ать-два! Трах-бах!! Гав-гав!» — и ему стало легче.

«Что же они не едут? Скорее всего боятся, что я что-нибудь не доломал в танке. Осторожные… Еще бы… Если незаряженные ружья стреляют, это ничего. А если ахнет „недоломанный“ танк? Неплохо бы так и сделать».

Может тогда в отпуск отпустят? Как хочется увидеть Лийю. Когда он видел ее в последний раз? Когда это было? И было ли вообще? Был ли университет, или всегда существовал только продектор О Тун? «Кур-рсант Лен! Вы стоите в кар-рауле и видите, как к вам приближается Хр-ранитель… Ваша р-реакция?.. Не пр-равильно! Павтар-ряю для дур-раков!»

Беско вспомнил свой последний визит в университет. Как хотел он увидеть Тылко, последнего родного человека в городе… Он давно простил предательство «сопливому Тылко»… Слаб человек. Уж что, что, но эту-то истину Беско познал полной мерой. Известие о том, что Тылко погиб потрясло Лена. Он даже пытался оправдаться перед сокурсниками за то, что «они-то думали… а он-то оказывается… И одет как „функ“, и машина у него, и что так долго не давал о себе знать, хотя, как видно и жил, будто сын удельного головы…»

«Тылко погиб… — не отпускала Лена единственная мысль. — Что могло заставить его поехать на эту дурацкую станцию, где у него никого никогда не было? Как он мог попасть под поезд? А я-то посылал на голову друга столько проклятий там, в тюрьме!»

Курлыканье аэрокара приближалось. Горячий ветер турбин погнал пыль и пригнул травы.