И тут Филипп заткнул полы одеяния за пояс, снова выдернул стилет, помчался вниз огромными скачками, как-то умудряясь попадать в проходы; глаза его и конец ножа нацелились точь-в-точь в подзатылочную ямку существа, будь у него затылок. Остальные двое запрыгали бочком, по-воробьному, однако же, бойко перемахивали через плетни - чтобы успеть наперерез.
Все это происходило молча, а толстенькая фигурка ждала и, похоже, улыбалась. Потом неуловимо метнулась к куче высохшей падали и стала меньше.
- Убедили-убедили! Возьму сухую.
Филипп перепрыгнул через труп и кровавую лужу, а существо склонилось к иному телу. Кто-то, казалось, обнял себя за плечи во сне, а потом расслабил руку. Так она, левая кисть, иссохнув и вытянув длинные ногти, торчала над чьим-то ухом. Стилет жреца вроде бы ударил тварь в затылок, но та извернулась, почти исчезла и крысой юркнула меж мертвецами.
- Все, Филипп! Все! Не достанешь! - пронзительно визжал Шванк - а жрец, кажется, был намерен отбрасывать трупы и добраться-таки до добычи.
- Ай, злые силы! - это Пиктор поскользнулся в луже загустевшей крови и потерял сандалию.
- Ушла! - Филипп вытер лоб, спрятал нож и вяло подошел к своим. Пикси нашел сандалию и нес ее на отлете, двумя пальцами.
- Возьми лучше мои, - сказал Филипп, и Пикси без возражений выбросил окровавленную обувь, пошел пока босиком, нес веревочную обувку в руках.
Все трое, пять бочком, кое-как поднялись, и тут Пиктор пожаловался:
- Что-то нога болит.
- Шванк, давай бурдюк!
Филипп смыл вонючие кровь и грязь - а в стопе, оказывается, торчал тоненький обломок какой-то косточки, почти целиком ушел в мясо.
- Шванк, давай нож. Он чистый.
Надрезав место занозы, Филипп извлек ее полностью и показал Пиктору - хрупкая, не меньше сустава пальца длиной - и отбросил. Потом промыл рану еще раз и крепко перевязал еще одним лоскутом несчастной одежды покаяния, прополоскал нож и вернул. Пиктор обулся и решил, что сам идти может.
***
Первый час он сам и шел. Собак слышно не было, а лес вроде бы немного продышался и стал прохладнее. Через час Пиктор уже прыгал на одной ножке. На ногу обули что-то вроде бахилы из очередного лоскута, вырезали ему костыль и поплелись дальше. Еще через час Пиктор бредил, и его тащили на сцепленных руках. Собаки - те или другие - появились снова.
- Надо было их раньше переколоть, - решил Филипп.
Но псы пока не нападали - просто держали путников подальше от своей территории.
- Что ты наделал, мой ученик, - жаловался Пиктор Филиппу на него же самого, - Вчера ты соблазнял демона, сегодня пытался его убить. Ну разве так можно?
- Мастер Пиктор, наши предки-шаманы так и делали - заключали браки с духами или преследовали их!
- Но вы-то уже лет пятьсот как не шаманы! Ты слишком логичен, Филипп, чтобы действовать варварски. Логичные люди легко впадают в жестокость...
- Прости, учитель мой.
- То-то же.
Филипп решил не укладывать Пиктора в храмике. Нужны солнце и свет - и совершенно не нужно влияние демона. Пиктора уложили под узкий дерновый навес. Шванка Филипп погнал за водою, а сам пошел разыскивать соль - ее набралось четыре мешочка, около полуфунта. Вода после дождя была все еще чуть мутновата, но муть эта песочная, чистая. Воду пропустили через лоскут белого знамени Шванка и вскипятили на большом огне. После этого Филипп бухнул в котел всю соль и подогрел раствор еще.
Подвесив котелок на палке "во дворе". Жрец и шут предупредили, что сейчас будут снимать повязку. Пиктор заблаговременно сморщился. Ожидали увидеть гнойник - но дело оказалось много хуже. Самого гнойника не было. Ранку чуть увлажняла сукровица, уже зловонна, а к колену поднимались, бежали-бежали синюшно-красные пятнистые дорожки.
- Шванк, выпусти голубей!
- Что писать?
- Ничего, сами догадаются.
Шванк выломал вместе с дверцей и весь потолок. Засидевшиеся белые голуби, все трое, тут же взмыли вверх, шумя, разбрасывая перья и подстилку; скрылись.
- Ага. - ощупав заднюю строну колена, рыкнул Филипп, - Образуется бубон.
- Резать? - спросил Пикси.
- Нет, он совсем мягкий.
Немного подумав, Филипп свистнул в два пальца, да так пронзительно, как Шванку в жизни спеть не удавалось. Прискакал вороной мул, свежий и бодрый; его привязали к кустам. попрочнее.
- Шванк, запрягай его.
Шут подчинился. А жрец изорвал и белое полотнище, и запасную рубаху жонглера на широкие полосы. Потом ушел и вернулся. Промыв рану целым бурдюком ледяной воды, он замочил белые полосы в котелке и, остужая, начал повязку - от стопы к бедру, выше колена. Пиктор неподвижно терпел и казался спящим. Закончив с повязкой, Филипп принес еще один бурдюк.
- Холодная вода, для компрессов, - объяснил он, - Есть у нас что-нибудь непромокающее?
- Нет.
- Тогда придется так.
Мул тем временем стоял, впряженный в двуколку, и грыз от скуки один из кольев стены.
- Кладем.
Пиктора, кое-как уравновесив повозку, усадили. Он сполз; с очень мокрой повязки сквозь днище закапало вниз. Тогда Филипп решил, что править мулом будет Шванк; сам Филипп пойдет пешком и понесет воду. Всего остального, кроме богини, брать не нужно. Шванк послушно уселся и ухватил возжи. Филипп снова приподнял Пиктора, привязал его к Шванку чьим-то поясом, и тогда двуколка уравновесилась. Подоткнув под колено раненого валик, свернутый из синего плаща, жрец разрешил отправление.
- Богиня, демон! - забеспокоился раненый, открыл глаза. Филипп выругался, принес корзину с угольной статуэткой и вручил ему. Пиктор намертво вцепился в края и снова заговорил:
- Я, я ее держу. Она зацепилась за меня, понимаете? Я должен ее удержать! Пока есть рана, она от меня не уйдет...
- Держи, держи ее. Твои защитницы ее схватили?
- Не знаю...
Умный мул решил идти самой ровной рысью. Ни погонять его, ни сдерживать необходимости не было, и поэтому Шванк уже привычным внутренним зрением, спиною, вглядывался в Пиктора. Четкая складчатость исчезла, Пикси мерцал и казался песочно-жидким. А тело его дрожало в ознобе и обдавало спину Шванка нежным жаром поднимающейся лихорадки.
- Ты что делаешь, Шванк? - спросил Пикси.
- Тебя везу.
- Не-ет... Знаешь, я хотел сказать, именно тебе...
Мул, сберегая время, спокойно и быстро перешел лужок и выбрался на дорогу.
Мул шел себе и шел, скоро, экономно. Филипп сначала шел сзади, потом начал медленный солдатский бег. А Шванк все наблюдал лихорадку. Жар исчерпал свою нежность, стал сухим и острым, Пиктор прекратил лязгать зубами, и тогда жонглер остановил мула.
- Пикси, ты как?
- Лучше. Уже не так холодно. Не волнуйтесь, я ее не упущу.
Филипп посмотрел критически:
- Уж больно ты красный! - и вылил на "головное покрывало" больного толику холодной воды.
...
Миновали знакомое блудилище "бабушки и внучки". Там было тихо, а дети словно бы и не прекращали копаться в пыли.
- Шванк, - бормотал Пиктор, - Люди не умеют петь. У них у всех уродливые голоса, какие-то слишком мясные и деревянные. А ты звучишь прекрасно, как божий инструмент. Лучше, чем птица...
...
Через несколько сотен шагов Пиктор очнулся и заговорил:
- Филипп, мы в наших одеяниях похожи на блудниц для прокаженных.
- А что, и такие есть? - пропыхтел жрец, - Задницами не сверкаем - и ладно.
- Я не о том. Мы выйдем к основному блудилищу, там могут и напасть. Скоро вечер, им скучно.
- Что ж...
Филипп снова повесил плеть на руку и побежал чуть напряженнее.
...
На обычном месте стояли сразу и блудницы, и мальчики - вяло спорили о том, кому где стоять. Чуть поодаль три "пастуха" придирчиво считали монетки. И тут раздалось такое "хихихи!", после которого, и это знал Гебхардт Шванк, в актера летят тухлые яйца, палки, а то и камни. "Хихихи" продолжалось, перетекало от мальчиков к девицами и обратно, но в истерику от скуки пока никто не впал. Потом какой-то юнец показал неприличный жест, вытянул указующий перст и по-настоящему заржал, несколько удивив даже мула:
- Смотри-ка! - заорал он, - Этот придурок умирает второй раз! И могильники его не берут!
Его спутники как по приказу согнулись пополам и завизжали, а девушки начали хлопать их веерами по ягодицам.
Пиктор слаб хмыкнул тоже.
- Ну, они у меня попомнят! - громко, внятно и мстительно заявил шут, - Вот вернусь сюда и заставлю их всех играть в неприличных комедиях с утра и до вечера. Больно уж ленивы. И в постели, наверное.
Тут порочная компания разом прекратила хохотать и приняла самые развратные позы. "Пастухи" поделили деньги, отозвали своих и увели, а двуколка, запряженная вороным мулом, катилась уже ох как далеко.
Когда дорога и деревья принялись отдавать тепло, в состоянии Пиктора что-то изменилось. Он обмяк, взмокла колючая голова - и стала липкой и сальной. Потом холод потек дальше, вдоль спины Шванка. И в конце концов Филипп подхватил на бегу падающую корзину.
- Ах ты, злые силы! Он же почти не пил!
Мула остановили, больного попытались напоить сквозь стиснутые зубы; Филипп намочил и повязку, утверждая, что соль все равно остается на месте. Пиктор застонал, но в себя так и не пришел.
Тогда Шванк ударил мула вожжами. Тот молча обернулся, подпрыгнул и пустился вскачь. Филипп трусил позади с корзиною в руках и отстал очень быстро, его загородила плотная пелена бледной пыли.
Шванка ударило под зад, много раз, а вместе с ним подскакивал и обмякший Пиктор. Видимо, валик сместился - больной очнулся и заорал:
- Не надо! Больно!
Мул, не дожидаясь поводьев, пошел мягким и легким шагом.
На повороте двуколку догнал и Филии, совсем потерявший дар речи. Пиктор беспокоился, все искал и вскрикивал:
- Где она? Неужели? Где...
Филипп, что-то прошипев, откашливаясь, отдал корзину, и Пиктор снова вцепился в края.
В город скоро опустятся сумерки. Филипп говорит:
- Наши врачи не справятся - они из школы Салерно. Давай к купеческим кварталам. К базару - там есть большое белое здание с колоннами. Там все почти так или иначе связаны с островом Кос, они предпочитают решительно...
Шванк так и сделал. Выбрался почти сразу - может быть, один-два лишних поворота, но все они там широкие и прямые...
Здание и в самом деле огромное, занимает целый квартал в длину. Возница направил мула прямо к центральному входу - узорчатым синим воротам между колонн.
- Погоди, нет! - остановил его Филипп, - Нам нужен вон тот торец.
- А почему? - спросил Шванк, поворачивая.
- Понимаешь, здесь лечатся купцы. Это сразу видно... по воротам - кто еще делает приморские колонны... при мавританских дверях? Купцы любят... лечение быстрое и приятное. А жрецы болеют долго... и упорно - пока не умрут, не поправятся.. или не приспособятся к болезни... так, что она перестанет им мешать. Купцы вообще.. придумывают себе болячки... или живут как попало, но салернских врачей не любят - те им делают... замечания...
- А жрецы неприхотливы, послушны и болеют тяжело?
- Да.
- Но он же раб!
- И что тут... такого?! Не понимаю...
За разговором Филипп дыхания так и не восстановил. У широкой боковой двери мула перехватил старый привратник и велел нести больного вниз; крикнул:
- Принима-ай!
***
Слава богам, лестница вниз была невысока.
- Прохладно...
Пикси опять потерял сознание. Его тащили на весу, под локти, все так же цепко и ровно держал вместилище богини, но как-то водянисто, словно бурдюк, все валился на низенького Шванка...
Сразу начинался серый коридор и залы - в них вели широкие арки, не двери. В зале чуть поодаль молодой голос вещал:
- ... а потом этот пьяный идиот берет и наставляет на него лук. Так и держал, а Бага все пытался и пытался оживить труп. Только когда я выбросил сумку в окно, прибежали ребята...
У самой большой арки сидела полная матрона, клевала носом и медленно чинила белье. Волосы матрона убрала надо лбом очень сложными твердыми кудряшками, наподобие диадемы. Она подняла глаза, развернулась и громко крикнула в арку, на свет:
- Максен, Скопас, Ллир! К вам больного!
Этот коридор и залы звучали как-то чересчур внятно.
Почти сразу выскочил очень толстый рослый мужчина, за ним подтянулись юноши, все трое в белых туниках. Мужчина лысый, ярко блестит головой, а волосы юношей повязаны косынками по самые глаза. Один хихикнул и тут же прикусил ноготь - как же, ведь толстый и тонкий притащили третьего, похожего на летучую мышь в обмороке - смешно и страшно.
Врач зашел сзади и перехватил Пиктора под мышки.
- Отцепитесь оба.
Шванк и Филипп отцепились. Руки врача такие волосатые, что кажется: Пикси схватил огромный паук и сейчас утащит в нору, к себе. На самом деле утащит. А Пиктор не выпускает корзины... Дождавшись чего-то, Шванк осторожно извлек богиню за талию.
Юноши подскочили справа и слева, подхватили задницу и ноги Пиктора, он открыл глаза и охнул.
- Хорошо, - сказал врач, - Потащили.
Пиктора унесли, а Шванк прикрыл глаза да так чуть и не уснул стоя.
- Что с ним случилось? - крикнул кто-то над его головой.
- А?! - черная чуть не упала на каменный пол, - Наступил на гнилую кость.
- Ага. Вивиан, лентяйка - ну-ка быстро лед и соль, много!
Матрона отложила белье и удалилась
- Ну тарантул! - Шванк слышал, она прохихикала это у самого поворота.
Тарантул шагнул куда-то за Шванка. Тот обернулся и увидел: Филипп, с лицом багрово-синим, вывалив сухой язык, согнулся и опирается руками о колени. Врач хлопнул его по плечу.
- Ты, жердь! Сядь на корточки, быстро. Голову меж колен!
Филипп послушно сел, как приказали. Врач опять убежал, а Гебхардт Шванк все стоит.
Вернулась Вивиан с полными сосудами на плечах, исчезла в арке. Потом заорал Пиктор, прикрикнул на него врач. Наверное, отнимали уже пустую корзину.
- Вивиан! - опять этот громкий Тарантул, - Вылей там тощему холодной воды на голову.
- А?
- Дава-ай! А то будет нам еще один больной!
Вивиан вышла и обильно полила Филиппа. Тот, кажется, и не заметил.
Вскоре Тарантул вышел сам, вытирая белым полотенцем волосатые лапы.
- Тощий! Головы не поднимать! А ты, толстый, слушай.
- Ой, да кто бы говорил про толстых, - шут закатил поросячьи глазки и еще крепче прижал богиню к груди.
- О, так мы еще и педерасты! Ни за что бы не догадался, вон ты как ее тискаешь... Но все-таки слушай. Дела не очень хорошо, хотя лечили его правильно. Когда он поранился?
- Сегодня поздним утром.
- А где?
- На могильниках.
- Жаль, жаль. Вот почему зараза уже поднялась до паха.
- Зараза? - поднял голову Филипп, и она удержалась на шее, - Я думал, это трупный яд.
- Нет. Опасная зараза. Поэтому я оставлю его в одиночке, а вас к нему не пущу.
Филипп успел подняться из лужи по стене и спросил:
- Как его лечить?
- Надо ждать, пока не созреет гнойник, это дня три или неделя. Потом вскроем и выпустим гной. Пока, наверное, сделаем разрезы вдоль по ноге, чтобы текло... Пока надо холод и покой - а потом - вот, смотри!
Врач махнул темной лапищей, и целью его оказалась небольшая бочка, вся - до самого верха - набитая зелеными заплесневелыми корками.
- Плесень? - удивился Филипп, - Разве она не заразная?
- Нет. Когда вскроем гнойник, будем сыпать ее на рану, она очищает гнойники. Жаль, что ее нельзя есть, не помогает. Так что молитесь за него, жрецы. А ты, тощий, пей. Пей, сказал!
Филипп присосался к бурдюку.
Прибежал юноша в косынке, тряпкой насухо вытер пол. Пришел второй, вернул корзину с обломанным краем.
- Так! - командовал Тарантул дальше, - Теперь раздевайтесь. Тряпки - в корзину! Носки и обувь снимай, поросенок!
Оба так и сделали.