Усаживаясь в кресло, что всегда занимал его отец, князь Петр расстегнул воротник мундира и только после этого, словно бы наконец сумев глотнуть воздуха, вновь заговорил ровно и твердо.
— Его Величество не имеют ни малейшего сомнения в вине папеньки, большей частью по причине того, что он сознался на первом же допросе. Приговор ему еще не вынесен, но вряд ли государь сохранит ему жизнь. Александр Николаевич не отличается жестокостью, но такое преступление… Нет, — князь качнул головой, разом подтверждая все опасения родных.
— Я должна увидеться с папенькой, — Катерина решительно поднялась с кушетки, будто намереваясь сейчас же отправиться в Петропавловскую крепость, не испрашивая разрешения у Императора.
— Катя, сядь, — придержав дочь за локоть, тихо попросила ее Марта Петровна, — вряд ли тебя допустят к нему.
— И ты не успеешь, — поддержал предположение матери князь Петр, — сегодня вечером прибудут жандармы, которым приказано сопроводить нас до границы.
Атмосфера, заполнившая имение, при иных обстоятельствах наверняка была бы воспринята в положительном ключе и описана как полная жизни и веселья. Но шум, коего избежать при сборах не удавалось, скорее имел природу скорбных и обеспокоенных разговоров, нежели восторженного предвкушения от предстоящего пути. И виной тому была отнюдь не длина дороги до Карлсруэ, где Марта Петровна намеревалась испросить разрешения Надежды Илларионовны — дальней родственницы ее мужа — погостить в ее доме: никому не хотелось покидать родную усадьбу и тем паче — Россию. Эта ссылка напоминала ту, что имела место быть более пятнадцати лет назад, но теперь в ней уже не было главы семьи. И надежда на скорое возвращение, когда стихнет монарший гнев, стремительно таяла, как огарок горящей свечи.
Складывая в большой сундук, заполненный платьями, одну за другой книги, что она так и не вернула в кабинет папеньки, Катерина задержала взгляд на одной из них и на миг задумалась: посетившая ее мысль была безумна, и даже в сравнении с будущим, что ее ждало, могла иметь намного более печальный конец. Но ведь сложиться все могло и лучшим для нее образом, если каким-то чудом ей удастся сначала увидеть цесаревича.
Обернувшись к висящей в красном углу иконе, княжна перекрестилась трижды.
— Царица небесная, помолись за меня Сыну своему, — глядя на мудрый лик Богородицы, тихо прошептала Катерина, — ежели и впрямь Он моей рукой отвел пистолет от Его Высочества, пусть той же рукой оградит от царского гнева.
Княжна сама еще не понимала, почему все должно случиться именно так, но привыкшая следовать знакам свыше, она чувствовала, что ее пути с цесаревичем еще должны пересечься, а значит, нельзя ей покидать Россию. Надлежало лишь обмануть жандармов, которые станут сопровождать Голицыных на пути в Карлсруэ ровно до российской границы. Катерина уповала на то, что никто из них ни разу не видел ее в лицо, и ту же Настасью, обрядив в барское платье, можно выдать за барышню. А сама она смешается со слугами да уедет в Семёновское, к Шуваловым. Вряд ли Елизавета Христофоровна откажет в крове, да и Елена рада будет подруге.
Куда сложнее оказалось уговорить саму Настасью: едва заслышав о безумном плане княжны, девица округлила глаза и замахала руками, прося ту не фантазировать — видано ли, чтобы крепостная барышней обряжалась. Да и не поверят господа в этот спектакль: манеры у нее не те, спину держать не умеет, говорит по-простому. На коварный вопрос Катерины, неужто не желает Настасья барскую волю исполнить, служанка смешалась: ослушаться приказа она бы не посмела, но то, что барышня задумала, могло вызвать гнев барыни, если ей заранее не сказаться. Дабы получить согласие Настасьи, Катерине пришлось обещать уведомить маменьку о готовящейся авантюре, и только после этого девица сдалась, и уже несколькими минутами позднее княжна затягивала на полноватом стане ленты корсета, предвкушая веселую забаву: предстояло за короткий срок научить Настасью хотя бы держаться правильно да отвечать, если спросят что.
— Не время театры устраивать, — прервал девичье веселье голос вошедшей в спальню Ирины. Хмурясь, княжна окинула тяжелым взглядом замерших перед ней девушек: с Настасьи взять нечего, та прихотям младших барышень вечно потакает, возраст сказывается, но Катерине бы не мешало серьезнее быть, тем более в такой день. Вечером они уже с родовой усадьбой простятся, а она все шутки какие-то выдумывает.
— Похожа я на крепостную? — крутанувшись на носках, обратилась Катерина к сестре: та, нисколько не задумываясь, отрицательно качнула головой.
Даже стоя рядом с одетой в барское платье Настасьей, чьи русые волосы впервые были убраны в пучок, открывая вид на необыкновенно изящную шею, княжна в скромном сарафане и переднике, со спущенной на грудь косой выглядела более благородно. Выдавали ее руки, не знающие грубой работы, посадка головы, не привыкшей склоняться перед господами, прямой и бесстрашный взгляд. Спутать Катерину с дворовой девицей удалось бы, пожалуй, только во сне.
— Барышня, я же говорила, что из этой затеи ничего не выйдет,— робко подала голос Настасья, готовая ухватиться за возможность прекратить все, пока не стало слишком поздно. Однако судя по задорным огонькам в глазах княжны, все чаяния ей стоило схоронить глубоко в себе: ежели Катерина что задумала, отступать не станет.
— Главное, чтобы жандармы поверили, будто ты — это я, — не терпящим возражений тоном произнесла княжна, — и маменьку предупредить надобно.
— Что за глупость ты вновь вбила себе в голову? — последние слова сестры убедили Ирину в том, что все это — отнюдь не безобидный прощальный спектакль, и он грозится выйти за пределы девичьей спальни. Воодушевление на лице Катерины лишь подтверждало эти догадки, и Ирина ничуть уже не верила в то, что сумеет прекратить этот фарс, пока он не достиг своего апогея.
Посвящая сестру в свою задумку, Катерина и не надеялась на понимание: вот будь среди ее причин желание увидеться с Дмитрием или же остаться с ним в России вопреки приказу Императора, пожалуй, Ирина бы пошла навстречу, восхитившись силой чувств к молодому графу. Но стремление дознаться до истины в деле о покушении на цесаревича грозило обернуться нешуточной опасностью и не стоило тех жертв, на которые была готова пойти княжна. Ирина не приняла государево решение и не поверила в вину папеньки, но оспаривать царский приказ бы не посмела: жизнь, пусть даже и вдали от России, во стократ была привлекательнее застенков Петропавловской крепости.
И всё же, зная непокорный характер младшей сестры, она лишь неодобрительно вздохнула, оборачиваясь к застенчиво разглядывающей себя в зеркало Настасье: задача, что встала перед княжной, могла исполниться лишь чудом.
***
Когда за окнами сгустились сумерки, в поместье стало тише обычного: почти все слуги покинули усадьбу, получив от хозяев расчет, а те, что остались, решились сопровождать господ в Карлсруэ. Как ни увещевала их Марта Петровна, но ни Глафира, прислуживающая Голицыным уже половину века, ни Дарина, выросшая с барскими детьми, ни Гришка, питающий к последней нежные чувства, не согласились уйти. Помимо них осталась лишь Настасья, сейчас обряженная в платье Катерины: девица страшилась даже заговорить с кем-либо из господ, чувствуя себя так, словно при всём честном народе объявила, будто является их законной дочерью. Сидя рядом с Ольгой, она крутила в пальцах сложенный веер, порой забывая даже делать полноценные вдохи и выдохи. Молчание, коим была наполнена гостиная, собравшая всех домочадцев, тяжелым грузом ложилось на плечи. Потому, когда распахнулись дверные створки, все, кто находился здесь, вздрогнули, оборачиваясь к гостю: вопреки ожиданиям им оказался не жандарм Третьего Отделения, а всего лишь молодой граф Шувалов, которому утром доставили письмо от невесты. Он успел только поприветствовать хозяев имения согласно этикету, как все внимание на себя отвлекла причина его визита.
— Дмитрий! — вскочившая на ноги Катерина бросилась к жениху, порывисто его обнимая, пока тот пытался взять в толк причины ее странного наряда и прически: княжна еще никогда не представала перед ним в столь простом платье и с косой.
— Кати, что стряслось?
— Дмитрий Константинович, может хоть Вам удастся образумить Катерину, — не удержалась от того, чтобы посетовать на очередную авантюру дочери Марта Петровна: княгиня всерьез уповала на молодого графа, поскольку более никого Катерина слушать бы не стала.
— Маменька, прошу Вас! — отмахнулась от нее княжна, тут же возвращая все свое внимание жениху: сжимая его пальцы в своих ладонях, она с надеждой заглянула Дмитрию в глаза. — Мне нужна твоя помощь.
Рассказ был настолько коротким и спутанным, что молодой граф Шувалов смог понять лишь то, что князь Алексей Петрович сейчас находится в Петропавловской крепости, а его семья приказом государя отправляется за пределы Российской Империи, и ни с одним из этих монарших решений его невеста смириться не желает. Сказать по правде, он и сам не был рад предстоящей разлуке, но идея Катерины с тайным ее пребыванием в Семёновском всё же вызвала с его стороны пусть и не активный, но протест: если об этом прознает Император, ничем хорошим такое своеволие для княжны не обернется. Только в зеленых глазах было столько мольбы, что Дмитрий, не желающий спорить с Катериной, сумел лишь единожды воспротивиться, уже после первой же попытки уговора сдавшись.
То, что она идет вопреки всем правилам этикета, не дозволявшим незамужней девице проживать в не отеческом доме, ничуть не волновало ее. Крепко обнимая маменьку, целуя сестер и принимая из рук брата маленькую икону, княжна не удержалась от слез: мысль об их расставании, пусть и хотелось верить, что недолгом, разрывала на части ее сердце. Повязывая на голове платок, она пыталась подбодрить Настасью, еще сильнее сжавшуюся от осознания неотвратимости исполнения ее роли: сейчас барышня исчезнет за высокими дверями, изукрашенными позолоченной резьбой, и вскоре прибудут жандармы, коих надлежит обмануть. И ежели что пойдет не так, не сдобровать и ей, и господам. Оборачиваясь в последний раз, чтобы отпечатать в своей памяти родные лица, Катерина невольно задержала дыхание, словно перед погружением в воду, и, подала руку Дмитрию, следуя за ним прочь из гостиной.
За спиной оставалось родовое поместье, а в домашней церкви теплилась свеча у иконы Николая Чудотворца, и казалось, будто святой одобрительно улыбается принятому княжной решению.
***
Российская Империя, Семёновское, год 1863, октябрь, 1.
У ворот графского имения крытая повозка остановилась спустя пару томительных часов, за которые Катерина ничуть не расслабилась. Напротив, тревожные мысли в ее голове множились без конца, и потому не сразу княжна смогла осознать, что поданную женихом руку следует принять, пока с его стороны не последовало неоправданное беспокойство. Неизвестный княжне слуга занялся извлечением саквояжей, и увлекаемая Дмитрием вперед по аллее Катерина попыталась хоть на миг позабыть о способах проникновения в камеру к папеньке: она отчаянно желала с ним увидеться и поговорить.
На контрасте с тишиной, встретившей ее по прибытии в Карабиху, жизнь, коей было наполнено поместье Шуваловых, показалась княжне чересчур кипучей. С кухни доносились ароматы пирогов, явно готовых податься к вечернему чаепитию, из-за дверей, ведущих в гостиную, лились звуки клавикордов: наверняка Елена вновь разучивала переписанные у кого-то ноты. Дмитрий предложил невесте отужинать с ним, поскольку с этими сборами у нее наверняка и маковой росинки во рту не было, но сославшаяся на усталость Катерина попросила сопроводить ее до гостевой спальни и предоставить возможность отдохнуть с дороги. Этикет от нее боле никаких действий сегодня не требовал: Елизавета Христофоровна все еще пребывала в Таганроге, а Константин Павлович пока не вернулся из Петербурга, куда утром уехал с докладом. Елена же простит подруге, что оная не заглянула в гостиную и не поздоровалась с ней. Единственное, о чем запамятовала уставшая княжна — инициативность младшей графини Шуваловой: прознав про то, что Катерина в поместье, она не преминула навестить гостью, хоть и Дмитрий просил сестру отложить все разговоры на утро.
— Кому возносить хвалу за твой ранний визит? — начисто игнорируя тот факт, что подруга уже устроилась в постели и отнюдь не ради чтения книги, Елена улыбнулась и притворила дверь. — С Алексея Михайловича сняли обвинения?
— Увы, — отрицательный кивок подкрепил короткий ответ, — государь велел нам покинуть Россию.
— Когда?
— Сегодня. Я сбежала.
— Что ты задумала? — сей вопрос, казалось, Катерина за прошедший день услышала бесчисленное количество раз. И несмотря на то — ответ дать не могла.
— Мне бы очень хотелось в красках расписать тебе старательно составленный план действий, но я совершенно запуталась, Эллен, — растерянно покачала головой княжна, рассматривая икону, полученную от брата на прощанье.
— Ты не государственная преступница, но ежели Император узнает, что его приказа ослушались…
— Я уповаю на его милость и защиту цесаревича: мне нужна лишь одна аудиенция и встреча с папенькой. После я готова покинуть Россию.
В спальне повисло молчание, не нарушаемое даже шумом дыхания: казалось, само время замедлило свой бег, и теперь каждая секунда превратилась в бесконечность. Катерина осторожно выводила линии на раме, в которую была заключена икона, Елена — смотрела перед собой и пыталась решить, как ей помочь подруге. О том, чтобы отправить ее обратно, не шло и речи.
— Подожди немного, — мягко заговорила младшая графиня Шувалова, — пусть гнев государя утихнет. Александр Николаевич справедлив и великодушен: мне думается, ты сможешь побеседовать с ним и добиться свидания с папенькой.
— А что, если папеньку казнят, пока я буду медлить? — тогда все попытки княжны оказались бы тщетны. И это было во стократ хуже возможного царского гнева.
Вновь накрывший спальню купол тишины давал возможность каждой из барышень погрузиться в свои раздумья. И пока одна из них старалась найти правильные слова для ответа на замерший в воздухе вопрос, другая уже твердо решила для себя, что не станет ждать.
Через несколько дней она так или иначе предстанет перед Императором.
***
Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1863, октябрь, 9.
Петербург не зря когда-то стал столицей огромной Империи: свой громкий статус он оправдывал более чем полностью. Достаточно было одного взгляда на эти наполненные жизнью улицы, архитектурные сооружения, среди коих, бесспорно, выделялся Зимний Дворец, чтобы понять — именно здесь находилось сердце России. Горячее, непокорное и умеющее любить. Наверное, такое же, какое билось в груди княжны Голицыной, тайно покинувшей поместье Шуваловых в мундире брата, дабы удостоиться аудиенции у Императора. Катерина точно знала, что Елена предпримет попытку воспрепятствовать ее решению, особливо сейчас, когда она едва встала на ноги после лихорадки: волнения прошедших дней ослабили ее здоровье, и как бы ни старалась княжна сокрыть свое недомогание, на третьи сутки пришлось вызвать доктора. Как только недуг отступил, былые идеи тут же были воплощены в реальность, но из-за слуг, что с излишним рвением выполняли приказы Дмитрия, пришлось вновь пойти на переодевание. Сменить платье на достойное Дворца она намеревалась в петербургской квартире дядюшки Бориса Петровича, куда и держала сейчас путь.
Надвинув козырек посильнее, так, чтобы он почти полностью прикрыл невысокий лоб, Катерина свернула в узкий проулок, с улыбкой изучая каменную кладку под своими ногами. Настроение, как и стоило ожидать, улучшилось уже в момент, когда пейзаж за окном кареты сменился, и замелькали лица прохожих, коих после полудня становилось на улицах все больше. Воодушевленной княжне чудилось, что даже копыта лошади цокают куда более жизнерадостно, будто бы и животное счастливо вновь очутиться в столице. Безусловно, это было не более чем игрой воображения девушки, однако как нельзя лучше описывало ее почти эйфорическое состояние.
Катерина до сих пор не могла взять в толк, отчего папенька когда-то спешно покинул Петербург, уехав с едва прижившейся в столице маменькой, маленькими Ириной с Петром и годовалой Ольгой сначала в село Карабиха, где от дедушки Михаила осталась большая усадьба, а потом и вовсе в Карлсруэ, к не так давно вышедшей замуж тетушке Елизавете. Когда же Катерине исполнилось семь, Алексей Михайлович решил вернуться в Россию, правда, Петербургская квартира продолжила пустовать: князь отчего-то пожелал остаться в поместье.