Страшилась она да знала ответ свой.
- У нас на двоих общая жизнь, - повторила девица слова вечорней клятвы, ведая, что не сможет без него видеть света белого. - Ни слово, ни радость, ни слезы, ни случай – ничто нас не разлучит.
Улыбнулся Богдан и прижался своим лбом к ее. А Яра враз почувствовала мир в сердце и успокоилась. Решение было принято. Перестало внутри всё метаться. А может, оцепенела душа ее из-за больно тяжкого груза вины и стыда, затопивших её из-за деяния, которое собиралась она сделать по велению сердца. Предать род свой.
Сговорились бежать они после Купайлы. Всю Русалию25 просидела Яра в избе рядом со счастливой сестрой, которая, как пичуга по весне, щебетала о свадьбе своей. Изредка мать поглядывала на закручинившуюся Яру, не смевшую глаз от пола поднять. Вызывала она речами своими её на разговор, не как Ворожею, а как дочь родную, да только понапрасну. Пряталась та за своими берестяными туесками, в которые складывала высушенные травы и измолотые коренья, силясь не пролить ни одной слезинки. Мысленно падая в ноги матери родной и тут же откладывая и для себя травы, дабы потом сложить их в кузовок побольше. Мало ли где придется жить им, а трав таких больше не соберешь в этом году. Всяк листочек должен быть сорван в свое время, дабы выгонять нечисть и злых духов, излечивая.
В День Купайлы все девицы селенья спозаранок собрались на сбор цветов и трав оберегающих. Сплели они венки и пучки-обереги для каждого селянина. Особо трепетно переплетала Яра травинки для суженного своего. Да только у Красы были те же чаянья.
- Ладный венок для нареченного моего получился, - оценила она работу свою, и тут же рядом сидящие девицы засмеялись знающе.
Задрожали руки Яры, с трудом удерживая крепкий, почти доделанный пучок. Знала Ворожея, что не по нраву придется это сыну кузнеца. Коли подбежит Краса первая к нему, не потерпит он и обидит её прилюдно, пусть и сговорились их отцы. Не желала она зла своей сестре, и иначе не могла поступить, как отдать ему венок свой загодя. Почуяла она ранее других, что идут парни молодые со срубленной березкой, и поднялась, дабы встретить их у кромки леса. Появились они, и кинулась она к ним, раздавая свои венки и обереги. Знала, что не откажут Ворожеи.
Лишь мельком взглянула она на суженного своего, лишь на краткий миг задержалась её рука в его, но с лихвой хватило этого, чтобы сердце девичье запело, наполняясь солнечной радостью. И глаза застеленные счастьем не заметили, как бросила наземь венок свой Краса и принялась топтать в гневе. Как сверкнули недобрым блеском глаза старого волхва. Как в подлеске расправила свою спину черная змея и шипуче засмеялась.
После купания обрядового зажгла Яра священный костер под заговор старого волхва. Тут же заиграли селяне в дудки и трещотки. Стали молодые приглядывать суженных своих. Сызнова Краса подбежала к сыну кузнеца, хлопнула по плечу его и убежала. Глянул Богдан на Яру исподлобья, но все же побежал за молодой девицей. Догнал, да, прыгая через костер, расцепил с руки с ней. Топнула Краса ногой, побежала к Яре и крикнула что есть мочи со всей злостью своей:
- Из-за тебя все! Что неймется тебе все?
Увидела Яра по глазам сестры, что разумела все та. Не смогла сдержаться и опустила взгляд. Стих весь гам. Селяне враз забыли о веселье.
Подбежала мать к сестрам.
- Не мели, Краська! – шикнула женщина. – Опомнись, бесстыжая.
- Это она бесстыжая! – не унималась младшая сестра. – Не следует она наказу богов. Видела я их милующихся в лесу.
- Мне Великая Макошь позволила! – не сдержалась Яра, обретая смелость правдивую. – Испросила я у неё позволения и получила его.
Не заметила она, как встал рядом с ней сын кузнеца. Почувствовала только руку его крепкую, сжимающую ладонь ее. Взглянула она, как бесстрашно стоял он под косыми и порицательными взглядами селян.
- Ослушался ты завета богов, - проговорил сурово волхв. - Не тронь то, что не принадлежит тебе. Ворожея принадлежит только богам.
Сжалось сердце Яры в супротивном гневе. Ныне уже не могла она смириться с речами старика.
- Сама Макошь и Лада благословили нас, - твердо ответил Богдан. – Не людям перечить воле Великих Богинь.
- Ты смеешь говорить, как ведающий? – вскричал волхв. – Боги накажут нас. Всех нас. Все селяне будут страдать от злодеяния вашего!
- Не могут одни боги защищать, а другие наказывать, - наперекор ему опять выступил парень.
По толпе селян прокатился рокот.
- Не мальчишке говорить об этом! – осмотрел волхв тут же примолкнувших селян. – окончен пир! Ступайте по домам своим и молитесь, дабы не метнул Перун мертвые копья свои.
Глянула Яра на Богдана. Не желала она отпускать его руку. Ведала, что беда случиться, коли расстанутся они ныне.
- Ступай! – прошептал парень. – Завтра уйдем мы, коли не переменит старик решения своего.
Отпустила Яра руку его и тут же тягостная пустота проникла в душу ядом, губя все зародыши радостного упования. Не к добру были предчувствия её. Только знала она, что ни за что теперь не отступится от Богдана.
- Что же ты наделала, доченька, - тихо запричитала мать. – Говорила ведь я тебе, примирись с участью своею.
Молчала Яра всю дорогу к дому, слушая слезные уговоры старой женщины. Молчала и когда под тяжелым взглядом отца и братьев зашла в избу. Тихонько поднялась на полати и легла, крепко зажав в руке железное древо жизни. Молчаливо призывая богов заступиться за них.
Старый волхв с коварной усмешкой затоптал догорающий огонь священного костра. Все сладилось проще, чем мнилось ему. Много лет он ждал, что в избранном роду появиться та, которая надобна Великому Богу. Как пришлось ему держать её в черном теле, не давая владеть своей божественной силой. Как пришлось окружить запретами, с которыми светлая душа девицы примирилась, да не смогла против любви выстоять. Много парней молодых на Ворожею поглядывали, да ни у кого не хватало духу выступить супротив порядку богов. Только в сыне кузнеца увидал он своевольный дух. Тайными путями смог он свести их вместе, ведая, что Ворожея западет в душу его. Покрыв пеленой уснувший разум его, вселил он чаянье в душу его, как и в доверчивую Ворожею, опоил которую в День Макоши, дабы пала защита света. До цели заветной оставалась малость. И пусть уготовано погибнуть ему, но с великой радостью отдаст он жизнь свою Великому Богу…
А ночью темной наползли на селения черные гадюки и притаились в низинах под тынами да в подклетях. Поутру ребятишек малых да зазевавшихся стариков пожалили. До поздней ночи пришлось Яре выгонять хворобу мучительную, и в каждой избе встречали её безмолвным порицанием. Ведала она, что усмотрели в этом кару богов, как старый волхв предсказывал. И вина в страдании их только на ней и Богдане. Предчувствие беды неминуемой завладело ретивым. Неужто обманула её Макошь? Али почудилось ей только позволение её из-за горячего желания уверовать в это.
Не до всех изб успела дойти в тот страшный день Ворожея, и много душ отправилось к праотцам в ирий26 небесный. Воротилась она в дом родной совсем измотанная, только встретили её стены молчаливые. Защемило сердце её, почуяв недоброе. Не вышли из избы отец да мать с Красой, коли не случилось бы что-то страшное.
Выбежала она, не помня себя от страха. На угоре за селением, где рос старый дуб, увидела Яра толпу селян в свете яркого костра. Чуяла она, что нельзя ей идти туда, что худо будет, но не могла она иначе, ведала, что Богдану нужна её помощь. Бросилась она бежать, не упуская из виду притихшую толпу. Карабкаясь по угору крутому, падала на траве росистой, пытавшейся остановить ее, оплетая ноги босые. Да только снова Яра подымалась, не желая отступать. Подивилась она и испугалась безмолвию толпы. Лишь слышался одинокий женский плач, где-то недалече. Увидев Ворожею, расступились перед ней селяне, открывая глазам её страшное зрелище. Стоящий на коленях Богдан враз поднял голову, будто узрел её приход. Обласкал он её взглядом своим с головы до пят, улыбнулся своей игривой улыбкой и упал навзничь, пронзенный копьем от руки старого волхва. Закричала Яра не своим голосом, разбивая тягость ночной тишины. Подбежала к нему и перевернула. Все еще хранил остатки разума потухающий взгляд его, а губы улыбались ей. Гладила она его щеки, призывая все свои силы не отпускать его душу в мир Нави. Только все было бестолку. Медленно угасал огонек жизни в темных глазах его.
- Ты суженная моя, Ворожея, - тихий шепот сорвался с обескровленных губ, али почудилось ей только. – В любой жизни.
- Воротись, - шептала она, роняя слезы на его лицо, лобзая губы и щеки. – Воротись ко мне.
Попытался Богдан поднять руку, дабы погладить волосы златокудрые, но упала она недонесенная, и затих он навеки.
Только Яра, не отступая, все безумнее шептала свой заговор:
- Воротись ко мне. Заклинаю тебя. Воротись…
И никто из селян не посмел нарушить молчание. Не посмел оттащить Избранную, занимающуюся бесстыжим делом. На каждого напали тоска да грусть. Девицы, не зная отчего, заревели. Мужики и парни молодые закручинились. А женщины старые стали оплакивать сына кузнеца, как собственную кровь. Да только ни из кого не вырвалось ни звука, а ввысь уносились лишь два плача: Ворожеи да родной матери казненного.
Гладила Яра окровавленную рубаху, ощущала, как платье её становится мокрым, прилипая к ногам. Неверяще сызнова взглянула она в пустые глаза, глядящие ввысь темноты. Коснулась ладонью их и закрыла. И в миг этот закрылось в душе её все доброе и чистое.
Не зная, сильна ли она в предсказаниях, девица по наитию все же высказала заветное слово свое:
- В любой другой жизни, - повторила она тихо слова его, гладя черные спутавшиеся волосы. – Найдешь ты меня, али я разыщу тебя. Не унесем мы клятвы свои в могилы, а возьмем с собой в Ирий небесный, дабы жизнь за жизнью славной исполнять её друг для друга. Во веки веков.
Коснулась она напоследок своим лбом его чела, поцеловала губы остывшие. Поласкала пальцами своими руки неподвижные, которые еще давеча были сильными и нежными. Принес он в душу её лето красное, одарив цветами, после бесконечного холода. Цветы эти наполняли Яру нестерпимым желанием нести людям добро и исцеление. А ныне все они потонули в слезах горьких.
Подняла она глаза на опечаленный народ. Горе захлестнувшее её отступило, оставив вместо себя злость черную. Злость на род свой, страшащийся заступиться за дочь свою. Злость на всех селян, запретивших быть им счастливыми. Злость на богов, позволивших случиться такой несправедливости. И ярость жгучую на старого волхва, загубившего суженного ее.
Посмотрела она на старца взглядом безумным. Глядел он на неё смело, уверованный в правильности деяния своего. Да впервые видела в глазах его Ворожея и нечто другое. Темное и непостижимое для неё.
- За что? – тихо спросила она.
- Исполнил я наказ богов, - твердо ответил волхв. – Сам Сварог27 явился мне, требуя наказать неверного. Не тебе, девка бестолковая, требовать у меня ответов.
Черная ненависть затопила душу ее, а огонь жажды отмщения выжег последнее добро. Руки Яры сами схватились за копье тяжелое, которым пронзен был Богдан. Всей своей затемненной злобой душой желала она мести. Желала отправить старца вслед за своим нареченным.
Подняла она руку, чуя в себе силу могучую.
Да так и застыла…
Остановило её что-то. То ли тихо шептавший внутренний голос. То ли жаждущий взгляд старика. Враз стало слишком тяжелым копье в руках её, и выпустила она его, разумея, что не только старый волхв был виновен. Устремила Яра взгляд яростный ввысь темную.
- Нет больше для меня богов! – воскликнула она. – Отрекаюсь я от каждого из вас.
В высоком небе глянул гром, да не остановило это Яру.
- Нет больше для меня рода! – взглянула она в сторону своей семьи. – Нет больше для меня людей! – вновь глаза её воротились к небу. - Будьте все прокляты!
Не ведала она, какая сила таится в ней, готовая вот-вот пробудиться…
Тут же развернулось небо, и метнулась в высокий дуб яркая молния. Запылало древо калиновым огнем, задул ветер, раздувая его еще жарче.
Волхв и все селяне упали на колени, уткнувшись челом свои в землю. Осталась Яра одна стоять и глядела, не отворачиваясь, хоть и жгло её лицо, а глаза иссыхали от слез. Готова была она принять кару свою. Ничего не было у нее кроме жизни, подаренной ей родом, из которого она изверглась. Да и жизнь, как ныне уразумела она, не принадлежала ей.
Кто из селян хоть краем глаза подглядывал, видел, как спустился с неба рыжий конь, несущий на своей спине старика с огненной бородой. Остановился всадник перед дубом и враз огонь погас. Обомлеть бы Яре пред Великим Сварогом, упасть и вымаливать прощение, да только не желала она этого. Не собиралась от своих страшных слов отказываться.
Слышал ли отец богов, как стонало от боли рядом с ним мощное дерево? Затрепетала в душе Яры жалось к замученному исполину, но не двинулась она с места, глядя в суровое лицо Сварога.
Тут же землю поразили молнии и гром. Сам златовласый Перун28 спустился с неба, оказавшись рядом с отцом своим. Держал он в могучих руках свой топор и гневно глядел на молодую девицу. Не один он пришел вслед за отцом. Увидела Яра третьего – седовласого старика с золотым луком в руках. Каждый знал Стрибога29 – бога ветров.
Молчали три старца, сурово глядя на Ворожею.
- Кто ты? Почему мы явились на зов твой? – раздался в мыслях Яры громовой голос.
- Никто я вам! – ответила она, пытаясь перекричать раскаты грома. – И вы мне никто! Отрекаюсь я от богов, которые не ведают справедливости. Забрали вы жизнь суженного моего, отняли у рода единственного сына. Макошь и Лада благословили нас, а опосля отвернулись.
Глянул Сварог на лежащего у ног ее сына кузнеца. Нахмурился. Ужели глупая девка будет попрекать его жизнью людской.
- Коли свершен был суд от моего имени, значит, виновен был он. Не тебе судить веление богов.
- Не должны боги менять своих решений, - разозлилась Яра, забывая, кто перед ней. – Али не боги вы вовсе.
Золотые брови Перуна свелись вместе. Бросил он топор свой в обгоревший дуб и расколол его пополам. Рассмеялась Яра безумно.
- Не боюсь я вас, - голос её охрип. – Не страшусь умирать. Все равно жизни мне нет без него. Иную проживем вместе, когда души наши вновь воротятся на землю, - вымолвила она, клятвенно пообещав это самим стоящим перед ней богам.
Рассмеялся раскатисто Сварог, и конь под ним заржал, заходив и застучав копытами.
- Никогда вы не будете счастливы. Весь ваш род сгинет, мучаясь от любви вашей. Тебе не жить без него. Ему не будет жизни с тобой. И не видать вам небесного Ирия. Во веки веков!
Ударил он копьем о землю, и вылетела огненная искра из него. Прямиком попала в ретивое сердце Яры. Подкосились девичьи ноги, и упала она на колени перед великими богами. Глянула она на них помутненным взглядом и слезы потекли по щекам её золотыми ручейками. Боль огненная из сердца заструилась по всему телу, понуждая девицу закричать. Безжалостно смотрели боги на возгордившуюся и посмевшую перечить им. Упало девичье тело на мягкую траву, которая заходила под ней ходуном. Сама земля на крутом угоре желала поглотить её. И послышалось Яре тихое шипение, которое с трудом разобрала она:
- Ныне моя ты, Великая Матерь…
Едва ли не полностью оплели девицу корни подземные. Только будто пробудилось в душе её что-то. Древняя могучая сила вырвала её из земного плена, где тянули к ней свои языки подземные шипящие твари. Но не было боле тела девичьего. Вместо рук белых выросли крылья золотые, поднявшие её над угором, над тремя обомлевшими богами и замершими, ослепшими и оглушенными людьми.
Слышала Яра голос свой громкий, разносящийся над всем Словенским морем. Да никто не разумел его, окромя богов.
- Вы вовсе ослепли, сыны мои.
- Великая Матерь наша, - произнес благоговейно Сварог.
- Молчи! – пресекла его Яра. - Оставила я на вас свет белый, желая покоя и забытья. Сподобились вы стать верховными богами, да только понапрасну. Чуть не отдали меня спящую в мир Чернобога…
- Матерь Сва30… - вновь вступился Сварог, но не слушала она его.
- Возгордились вы, славя свое могущество, но благословение мое всегда было с вами. Отныне же сила ваша и власть уменьшатся, пока не покажите вы мне, что достойны этого дара.
Выгнулось девичье тело, испуская столп света. Померкло все перед глазами Яры, а в груди настало безмолвие. Исчезли золотые крылья, и полетела она вниз на землю. Еле ветер успел подхватить безжизненное тело и уложить его на руки Сварога.