Амурский Д. В.
Навстречу восходящему солнцу
Навстречу восходящему солнцу
Судьба - царь над всеми и всем, ветер, от которого никто и никуда не может убежать.
Авеста
Они встретились в условленном месте сразу после заката, пожали друг другу руки, а потом каждый приложил свою правую ладонь к сердцу.
- Да не уменьшится никогда твоя тень, досточтимый Меружан!
- Да не уменьшится никогда твоя тень, благородный Шаварш!
Смуглые мужчины присели на скамью, стоящую на каменистом морском берегу, и бородатый окинул восхищённым взглядом безбородого:
- Никогда бы не подумал, что друг моего детства станет настоящим ромеем!
- Только внешне, досточтимый Меружан, только внешне. В душе я так и остался пахлаваном. Что нового на нашей благословенной родине?
- Всё, как обычно. Царь царей Ород, сын Фраата, брат Солнца и Луны, мудро правит Партавой. Ему помогает царевич Пакор. Остальные тридцать сыновей тихо ждут удобного повода, чтобы затеять смуту. Народ благоденствует, но спахбеды ропщут, ибо воины их давно уже не видели добычи.
- Лучше бы они радовались миру, ибо тот, кто придёт к ним с запада, воистину пользуется покровительством Ахура-Мазды.
- Ты не преувеличиваешь, благородный Шаварш? Разве может Владыка Мысли помогать идолопоклоннику?
- Я тоже был уверен, что не может, досточтимый Меружан, но когда разузнал побольше о жизни этого ромея, моя уверенность растаяла, как снег под весенними лучами. Ромеи идолопоклонники, в этом ты прав, но они чтят неугасимый огонь. А этот - верховный жрец, главный хранитель священного пламени. Ариман не может иметь над ним власти. К тому же у него, любимца Шахривара, есть собака, которая не отходит от него ни на шаг. Значит, дэвам к нему путь заказан.
- Хорошо, благородный Шаварш. Ты убедил меня, что этого человека не ведёт по жизни Ариман. Но почему ты решил, что он под покровительством Ахура-Мазды?
- Ты многое слышал о нём и ведаешь, чего он добился. Я же разузнал о его жизни с самого детства и просто поражён его невероятному везению. Откуда столько удачи у смертного? Он ещё не начал брить бороду, когда его стали готовить к жречеству и выдали за него деву из древнего рода. Однако новый царь ромеев повелел ему развестись. И этот юноша, ещё не опоясанный мечом, осмелился перечить своему владыке и отказался оставить жену. Царь тот был крут нравом и гневлив без меры, и многих ромеев повелел он убить без суда. Но юноше повезло, и царский гнев не отправил его на Мост Чинвад. - Шаварш немного помолчал, ожидая вопросов от своего земляка, а затем продолжил:
- Когда грозный царь ромеев умер, наш юноша вернулся в Ром, и спахбед из древнего славного рода прельщал его примкнуть к смуте, обещая славу и богатство. Но язаты хранили юношу, и отказался он участвовать в мятеже, который вскоре подавили.
Позже корабль, на котором он плыл на Родос, захватили пираты. Но снова удача не оставила этого человека, и с головы его не упало ни единого волоска. Свет оберегал его, хотя вёл он себя крайне опрометчиво, бранил пиратов, ругал последними словами и угрожал их всех повесить сразу после того, как освободится. И что же ты думаешь, досточтимый Меружан? Морские разбойники терпели все его грубости, а потом отпустили, получив выкуп. А этот любимец Шахривара тут же собрал в Милете корабли, с быстротой молнии захватил тех пиратов и тут же их казнил, хотя не был ни судьёй, ни сатрапом, ни спахбедом. И всё сошло ему с рук!
- Благородный Шаварш! Твой рассказ подобен речениям мобедов. Прошу тебя, продолжай!
- Но это лишь начало! Ты знаешь, что став сатрапом, он за восемь лет покорил триста племён и присоединил их земли к Рому. Но много раз его жизнь висела на волоске. Однажды легионы сражались с воинами племени столь отважного, что закованные в железо ромеи дрогнули и готовы были броситься бежать. Но этот любимец Шахривара выхватил щит у своего солдата, и побежал с этим щитом на неприятеля. И ромеи, устыдившись, бросились в атаку и пересилили неприятеля.
В другой раз восстали все племена, покорённые ромеями, и этот человек осадил вождя восставших в большом городе, обнесённом неприступными стенами. И на помощь осаждённым пришла огромная армия. Но любимец Шахривара не отступился, и окружил рвом и валом город с одной стороны, а с другой - огородился рвом и валом от тех, кто пришёл на выручку восставшим. И бились ромеи, как дэвы, окружённые врагами со всех сторон. И дрогнули их враги, и отошли. А потом сдался великий вождь, бывший в окружённом городе. И без него закончилось восстание, и снова покорились ромеям все племена, хотя воинов в них было многократно больше, чем в легионах ромеев. И ты скажешь, что этому человеку не благоволит сам Ахура-Мазда? - Шаварш перевёл дух и возобновил свой рассказ:
- Ты знаешь, досточтимый Меружан, что этот человек сам решил стать царём ромеев. За четыре года он победил лучших ромейских спахбедов. Но ведомо ли тебе, что жизнь его постоянно висела на волоске? Его корабли, собранные, где только возможно, и порой едва державшиеся на плаву, благополучно пересекли неспокойное море и ускользнули от грозного вражеского флота. Когда он сам хотел выйти в море на утлом челноке перед штормом, ветер и волны, раз за разом, относили судёнышко обратно в порт, не давая этому человеку погибнуть в бурю. Его солдаты, вынужденные питаться кореньями, чтобы не умереть с голода, не бунтовали, а бились, как одержимые дэвами, и побеждали превосходящего врага. Когда армия спахбеда по прозвищу Великий была разгромлена, любимец Шахривара не успокоился и с малыми силами направился в землю Кем, терзаемую смутой. И этот человек с обычным своим азартом вмешался в эту смуту и восстановил против себя и фараона, и всех его жрецов и спахбедов. И оказался он с легионом ромеев против всех жителей земли Кем. А ты знаешь, досточтимый Меружан, как многолюдна эта земля. И любимец Шахривара был заперт в огромном городе великого Искандера на маленьком островке, и не мог он ничего сделать против несметной армии фараона. Пытаясь пробиться, в одной стычке он потерял много людей и был вынужден спасаться вплавь через канал, держа в руке свой меч и записи. Но и здесь удача не отвернулась от него. Через пару месяцев подоспело подкрепление, и враги снова были разгромлены.
Этого человека не смущали ни серпоносные колесницы, ни боевые слоны. В последнем своём сражении он чуть было не погиб, когда его легионеры утратили мужество и поддались натиску врага. Любимец Шарихвара спрыгнул с коня, схватил щит и рванулся на неприятеля, крича, что пусть этот день будет для него последним, как и весь поход для самих воинов. Враги осыпали его копьями, но ни одно из них не попало в цель. Не иначе, их отводил сам Ахура-Мазда! Но это снова помогло, и его солдаты устыдились и бросились на выручку своему спахбеду и победили.
И вот теперь этот любимец язатов собирает легионы в земле юнан, чтобы напасть на Партаву. И если он поведёт своё войско, то у царя царей уже не будет Сурены Михрана, чтобы справиться с ромеями.
- И что ты предлагаешь, благородный Шаварш?
- Этот человек - меч Шарихвара, орудие в руках Ахура-Мазды. Убив его, мы совершим святотатство и настроим против себя Владыку Мысли, который и так гневается против пахлаван. Но ведь можно убрать этот меч и спрятать его подальше от Мудрого. Тогда у Партавы появится шанс уцелеть, пока Ахура-Мазда будет искать себе другое орудие.
- Тебе под силу такая задача, благородный Шаварш?
- Да, досточтимый Меружан. Но мне потребуется заплатить тем, кто будет моим орудием...
***
Скрипучая деревянная лестница вела на последний этаж инсулы возле северной оконечности Капитолийского холма. Казалось, что с каждым шагом раскачиваются не только ступеньки, но и неровные почерневшие стены. Пахло помоями и горелым маслом из светильников. Несмотря на солнечный день, на лестницу попадало слишком мало света, и Шаварш уже успел удариться коленом о выпирающую балку. Наконец, он вышел в тёмный коридор и начал высматривать дверь с вырезанной сверху цифрой пять. Потолочные балки нависали над проходом так низко, что парфянин инстинктивно пригибал голову, чтобы не задеть за них макушкой. Вот и дверь с неровной галочкой "пятёрки". Шаварш постучал. В ответ раздался испуганный голос:
- Кто там?
- Здесь живёт мим Медон?
- А кто его спрашивает?
- Я Анк Спурина, клиент Марка Антония. Именем моего патрона, открывай дверь, не то я её сейчас разнесу вдребезги, клянусь Юпитером!
Раздались торопливые шаги, потом звук отодвигаемого засова. Дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось испуганное лицо мима. Шаварш нетерпеливо двинул рукой, и актёр, ойкнув, отлетел вглубь комнатушки. В узеньком дощатом пенале, заканчивающемся малюсеньким окном, помещались только лежанка, сундук, окованный металлом, да большая бронзовая жаровня в углу. Парфянин толкнул мима на кровать и сам уселся рядом, загородив путь к двери. Окинув актёра долгим оценивающим взглядом, Шаварш начал:
- Мой патрон, благородный Марк Антоний, консул и начальник конницы, видел тебя в театре Помпея в мимах Лаберия, где ты изображал диктатора. Ты был хорош - скопировал походку великого понтифика, его жесты, наклон головы и даже манеру речи! Моему патрону понравилось твоё лицедейство, и он поспорил с самим великим понтификом, что ты сможешь провести день в его обличье и даже посетить заседание сената, и никто не заметит разницы. Пожизненный диктатор поставил тысячу денариев, что тебе это не удастся, и сенаторы быстро раскроют обман. Но мой патрон верит в тебя. Он даже обещал поделиться выигрышем. Что скажешь, мим?
Медон испуганно поглядел на незваного гостя:
- А-а-а если я откажусь?
- Мой патрон не любит проигрывать. Даже самому диктатору. Если некий мим умрёт раньше, чем случится оговоренный день, это не будет считаться проигрышем. - И Шаварш нежно погладил кожаные ножны большого пугио на поясе. Это движение не осталось незамеченным. Медон шумно выдохнул и поспешно произнёс:
- Я согласен.
- Вот и хорошо. Будь готов через нундину. Но учти! Если не справишься с этим делом, или если кому-нибудь проболтаешься - пеняй на себя! - и парфянин похлопал по ножнам на поясе. Затем он бросил миму в руки серебряный денарий.
- Я верю в тебя, Медон!
***
- Любимый! Прошу тебя! Не выходи сегодня из дома!
- Что с тобой, Кальпурния? Почему ты просишь меня об этом?
- Мне снился кошмар. Я видела во сне, что тебя убили в моих объятиях, закололи кинжалами, и ты лежал, истекая кровью, и твоё лицо становилось белым и холодным, как мрамор. Молю тебя, останься со мною!
- Кальпурния! С каких пор ты стала верить снам? Ты же всегда пренебрегала приметами и говорила, что не понимаешь, как могут два авгура не смеяться, глядя друг другу в глаза!
- Не знаю, любимый! Но я так боюсь за тебя! Если ты не веришь мне, давай принесём жертву богам и узнаем, что они готовят тебе в день нынешний!
- Я подумаю...
Высокий светлокожий человек с залысинами на лбу поднялся с ложа и посмотрел на жену проницательными чёрными глазами. На чуть полноватом лице можно было заметить нежность. Но затем мужчина посерьёзнел и коснулся ладонью широкого лба:
- Знаешь, любимая, мне столько всего нужно сделать за эти три дня, что, пожалуй, остаться дома - это не лучшая идея.
- Я также видела во сне, что твоё тело плыло по реке, а река та была из крови, твоей крови, любимый!
- Кальпурния! Перестань! - Мужчина надел через голову белую тунику с вышивкой и направился на мужскую половину.
- Ещё мне снилось, что дом наш рушится...
По атрию уже прогуливались гости. Мужчина прошёл в комнату, где его поджидал раб-брадобрей с только что наточенной бронзовой бритвой в форме полумесяца. Побрив хозяина, сервус затем начал выдёргивать пинцетом лишние волоски по краям бровей, на шее и затылке. Эту болезненную процедуру мужчина перенёс стоически, не вымолвив ни слова. Затем он перешёл в другую комнату, где рабы тщательно обвили вокруг него простую домашнюю тогу и аккуратно расправили все складки. Теперь можно отправляться на завтрак.
На столе в атрии лежали лепёшки, хлеб, сыр, фрукты, миски с мёдом и молоко. Мужчина расслабленно поприветствовал своих гостей чуть приподнятой кистью правой руки. В ответ донеслось нестройное "Сальве!" Подойдя к столу, хозяин дома отломил маленький кусочек лепёшки. Это послужило остальным сигналом к началу трапезы. А лысоватый мужчина тем временем подошёл к гостю атлетического телосложения, красавцу с аккуратно подстриженной бородой, тяжёлым подбородком и бычьей шеей.
- Марк! Рад тебя видеть в добром здравии! Как спалось?
- Не жалуюсь. Спать дома всегда лучше, чем в каструме.
- Как Фульвия?
- Надеюсь, боги подарят нам ещё одного сына!
- Да не оставит вас Юнона Луцина! А вот Кальпурния этой ночью видела дурные сны. Ты знаешь, она не верит в приметы и не склонна к суевериям. Но сегодня она умоляла меня не выходить из дома. Рыдала... Что скажешь, Марк? Может, отменим заседание сената?
- Но ведь сегодня Котта должен внести на рассмотрение сената закон...
- С этим законом можно будет и подождать. Созовём сенат завтра.
- Хорошо. Но тебя снова будут обвинять в высокомерии! Не говори потом, что я тебя не предупреждал!
- Марк! Я всегда поступал так, как считал нужным. И к подобным обвинениям уже давно привык.
Тут к ним приблизился высокий и стройный сорокалетний мужчина с суровым волевым лицом.
- Я не ослышался? Консул и пожизненный диктатор отменяет заседание сената из-за дурного сна жены? А дозволения супруги на войну с парфянами он не желает получить?
Хозяин дома побагровел. Децим Юний Брут Альбин прошёл с ним всю Галльскую войну, и слышать от него упрёки в малодушии было неприятно. А претор Цизальпинской Галлии продолжал:
- Вам мало того шума, который вы подняли на Луперкалии из-за диадемы? Теперь вы хотите ещё раз оскорбить сенаторов? Они и так уже косо смотрят на вас обоих, - потом Альбин вперил тяжёлый взгляд в хозяина дома: - Сенат сегодня соберётся по твоему предложению, и все готовы постановить, чтобы ты был провозглашен царем провинций и носил царскую корону вне Рима. Если же кто-нибудь объявит уже собравшимся сенаторам, чтобы они разошлись и собрались снова, когда Кальпурнии случится увидеть более благоприятные сны, - что станут тогда говорить твои недоброжелатели? И если после этого кто-либо из твоих друзей будет утверждать, что такое положение вещей - не рабство и не тирания, кто пожелает прислушаться к их словам? Если же вы оба хотите отменить заседание - извольте прийти и сделать это лично, со всем уважением, глядя сенаторам в лицо.
Марк Антоний хотел было возразить, но хозяин дома остановил его одним лишь жестом.
- Благодарю тебя, Децим. Твоя прямота пришлась бы по вкусу и Юниям, и Альбинам. Мы вместе сейчас направимся за заседание сената. Вот только сменю одеяние на более подходящее, чтобы предстать перед почтенными сенаторами и не оскорбить их почтенные взоры.
Хозяин дома направился в ту же самую гардеробную, где облачался в тогу перед завтраком. Как только он шагнул за угол, к лицу его прижали мокрую тряпку и он почувствовал, как теряет сознание.
***