Бекбулатов, Махмуд Азамат
Фетнәче. Мятежник
All rights reserved. No part of this book may be reproduced, stored in a retrieval system or transmitted in any form or by any means electronic, mechanical, including photocopying, recording, or otherwise, without the prior permission of the author.
Описание невероятной жизни Ахмета Бахтиярова, который получив сверхъестественные качества, отправляется в 1552 год и изменяет историю Казанского ханства. В результате усилий Ахмета взятие Казани войсками Ивана IV предотвращено, армия агрессора разбита и ее предводители взяты в плен.
Реалистичнейшая фантазия о путешествиях через пространство-время туда - обратно, взад - вперед прямым путем, без отдыха и перерыва! Держитесь крепче - отправляемся невесть куда! Поездка будет сногсшибательной!
автор: Махмуд Азамат Бекбулатов
Фетнәче. Мятежник.
Глава Первая
"Незваные гости наших благодатных приволжских краев доброту, мягкость и гостеприимство татар приняли за слабость. К нам понаехали десятки тысяч чужаков с запада, с севера и с юга. Мы не знаем кто они и почему они здесь. Они захватывают наши территории, уничтожают нашу интеллигенцию и выселяют наших крестьян в заполярье. Когда я пытался воспрепятствовать и высказал свое недовольство среди друзей, то на меня донесли, арестовали и осудили по статье 59-7 УК РСФР за пропаганду и агитацию, направленные к возбуждению национальной вражды и розни." Ахмет Бахтияров встряхнул головой, отгоняя тяжелые мысли. Щуплый и изможденный, одетый в ватник и штаны с нашивками лагерных номеров, он стоял в шеренге других заключенных, ожидая утреннего развода. Его знобило, чуни на ногах отсырели, пальцы замерзли в дырявых рукавицах, спину ломило от непосильной работы, ватная подкладка в суконном треухе давно истерлась и не грела голову. Над заснеженной безлесной равниной в морозной мгле плыл багровый диск солнца. В его свете искрились заиндевевшие стены дощатых бараков, блестел нетронутый наст под столбами сторожевых вышек и сверкали гирлянды сосулек на тройном заборе из колючей проволоки.
"Первая рота пошла!" выкрикнул опер приказ. Словно табачный дым пар заклубился из его рта, а из-под шапки с красной звездой таращились на них его лютые, белесые глаза. Он стоял на помосте упиваясь своим могуществом, крепкий и сильный, хозяин и вершитель судеб рабов. Полуголодные, продрогшие и уставшие, с пепельно-серыми лицами они сознавали свое ничтожество перед властью. Шеренга, в которой находился Ахмет, сдвинулась с места. Снег заскрипел под их шагами, разом из сотен глоток вырвался натужный хрип; их прерывистые дыхания смешались с гулом и звоном рельсов на вахте. Злобные овчарки, подпрыгивая на длинных поводках скалили клыки, из пастей слетала пена. Сытые конвоиры в овчинных полушубках и бараньих ушанках, гикая и посмеиваясь, сдерживали псов. Первая рота прошла через ворота, за ней последовала другая, потом еще другая, пока все они не оказались бредущими по белой исхоженной дороге вдаль к пустынному горизонту. Спины заключенных были согнуты, головы опущены, их ноги безучастно месили снежную пыль.
Ахмет лился в общем потоке, стараясь неглубоко вдыхать студеный воздух. Мысли его были безрадостны. Ему было двадцать лет, когда со студенческой скамьи он попал в ГУЛаг. Рос он единственным ребенком в семье, отец погиб еще в детстве, мать, услышав дурную весть, скончалась от горя, а невесты у него не было. Оставшиеся родственники держались отдаленно, не желая запятнать себя знакомством с осужденным врагом народа. Только Бог не оставил Ахмета. Не знал Ахмет священных текстов Корана, к началу 1930- ых годов все мечети в Казани были давно разгромлены, но горячая вера укрепляла его и он молился как мог. Пять лет он был в неволе, но ношу свою нес c достоинством, бестрепетно и молчаливо, не надеясь на скорое освобождение. Внутри себя он словно застыл и окаменел. Hе ждал oн ничего от будущего. "Лагерь будет всегда", так казалось ему.
Через час с небольшим они подошли к "объекту". Погода не изменилась, солнышко поднялось выше и стало пригревать, сосульки на крышах новостроек вспыхнули бриллиантами, с них звучно закапала талая вода, снег на откосах насыпей почернел, проступила бурая прошлогодняя трава и груды шлака. На территорию их впустили через ворота с огромным лозунгом выписанным известкой по кумачу: "Слава труду! Все силы на выполнение взятых социалистических обязательств!" Oни разошлись по рабочим местам. Начальство торопило и заключенные гнали план. Производственные цеха горно-обогатительного молибденового комбината должны быть сданы через одиннадцать месяцев. Трехэтажный корпус был уже воздвигнут, внутри шли отделочные работы и завозилось оборудование. Hо прежде всего, чтобы рабсила не разбежалась, должно быть завершено возведение вышек и сооружение ограды. "Повсеместный учет и контроль производства и распределения есть главнейшая задача трудящихся при социализме," учил В.И.Ленин. Во исполнении этого завета работали вохр и бригада электриков, тоже из зека. Кровожадные собаки тренированные бросаться на людей, томились без дела, а на новеньких вышках из досок, на которых еще блестела сосновая смола, скучали и покуривали часовые. Двойной забор из колючки и вспаханная контрольно-следовая полоса были размещены и ждали проверочной комиссии. На трехметровых просмоленных опорах уже красовались фарфоровые чашечки изоляторов с туго натянутыми жгутами колючей проволоки. Трансформаторная будка была установлена, но высокое напряжение еще не подключено. Как раз сегодня Ахмет, исполняющий обязанности инженера, должен был врубить электрический ток. Филонов, краснорожий бытовик из самоохраны, подошел к нему. Он выделялся своим ростом, солдатской шинелью и нарукавной повязкой. "Не пробороди, контрик, смотри, чтобы к обеду музыка играла," беззлобно пригрозил он. "Премию получишь ты," Ахмет кивнул и пошел в подсобку за инструментами. В вагончике, где переодевались строители сизое облако табачного дыма окутывало четырех мужчин наклонившихся над тесовым столом. Слышались шелчки костяшек домино и отборный мат. "Монтажно-сборочная бригада на выход!" выкрикнул Ахмет. "Петров и Бобринский идите к рубильнику. Повесьте замок на коробке, чтобы его никто не открыл. Охрименко и Прохоров работают внизу со мной." Похожие на чучел, в ватниках и чунях, недовольные, кряхтя они стали подниматься. Заключенные ценили свою привилегия быть электриками, а не долбить грунт на общих работах. Хоть не много, нo отличались они от серой, забитой массы остальных лагерников. "Доиграть не дали," обсуждали они свой матч. "Еще два хода и я бы сделал рыбу," хвалился один из них, желтоглазый и с острым носом, по фамилии Прохоров.
По шаткой железной лестнице рабочие спустились в подвал заводского здания. Тишина и мрак охватили их. Затхлый, сырой воздух кружил головы. Ахмет шелкнул выключателем на бетонной стене. Гирлянда тусклых электроламп осветила ряд высоких металлических шкафов, выкрашенных в зеленое, наглухо запаянную цистерну и ребристый каркас, напоминающий большую клетку. Сборка масляного трансформатора обеспечивающего напряжение 300 вольт на ограждение комбината была недавно закончена и оставалась проверка силовых кабелей, сборных шин, панелей соединителей и клемм. Прежде всего следовало соединить арматуру каркаса с наружным контуром заземления. "Прохоров, протри соединения чистой ветошью; Охрименко, подготовь сварочный аппарат," закончив распоряжения Ахмет повернулся к ним спиной и нагнулся, взявшись одной рукой за железную раму, другой за штырь заземления, голова же его невольно оказалась внутри каркаса трансформатора. Тем временем в аппаратной наверху Петров и Бобринский, не найдя ключа к навесному замку на передней панели шкафа, резонно решили рубильник не запирать, а просто сторожить. Через распахнутую в соседний цех дверь они наблюдали типичный производственный бедлам. Посереди штабелей нераспакованного оборудования, наваленного в кучи сырья, разломанных картонных коробок, бумажных мешков, пакетов и другой упаковочной тары ползла, покачиваясь на роликах, черная резиновая лента конвейера. Она прогибалась под тяжестью наваленной на нее руды. Из помещения поодаль, где находился камнедробильный агрегат, доносился оглушительный грохот. Монтажники, налаживающие механизм, носили наушники и объяснялись только жестами. Их было десятка два, с изжеванными, исхудавшими лицами и потухшими глазами, - все в грязных спецовках и в фартуках поверх ватной лагерной одежды. С отвертками и гаечными ключами в руках они суетились вокруг машин, стараясь обеспечить их беспрерывное действие. Спасаясь от пыли и лязга в аппаратную забрели двое, плотно затворив за собой дверь. Завидев их Петров и Бобринский вскочили со скамей и вытянулись, изображая старание. Привычка повелевать и ломать хребты подчиненным проглядывала в топорных лицах вошедших, в их осанке и телодвижениях. Впереди был майор Дурнев, начальник строительства, пузатый грубиян с толстыми щеками и красным носом, за ним следовал небезызвестный нам самоохранник Филонов. "Почему прохлаждаетесь?! В ШИЗО захотели?!" вытаращились на них командиры. "Разрешите доложить, гражданин майор, производим заземление электротехнического оборудования!" "Какого оборудования?! Все давно подключено! Ну-ка бегом в цех! Там людей не хватает!" В секунду оба заключенных пулей вылетели из комнаты. "Чем они тут занимаются?" Дурнев устремил свой взгляд на лоснящуюся, монотонно гудящую поверхность панели. "Согласно отчету все производственные мощности месяц назад были введены в строй. Почему не вся аппаратура включена?" Задумчиво Дурнев положил ладонь на черную рукоять рубильника и медленно опустил ее.
Описание последующего зависит от мировосприятия свидетелей. Одни услышали лишь шипенье искр, раскат грома и нечеловеческий вопль Ахмета. Другим с более тонкой душевной организацией почудилась вспышка белого света и бурный всплеск гармонических созвучий красок и запахов. Им показалось, что канва времени поредела, приостановилась и через нее проступили вереницы белокрылых созданий. Но ненадолго. Занавес захлопнулся и опять затянулся серой однообразной пеленой.
Глава Вторая
Пальцы жгли и кровоточили, рубашка присохла к спине, на ступнях виднелись пятна крови, в глазах плылo. Он попытался встать, но ноги налились неподъемной тяжестью. "Где я?" Табуретками и наваленными чемоданами была вымощена целая площадь. Темные окна неказистых зданий были безмолвны и пусты. Закрытые двери стояли до половины засыпанные песком. Макушка головы его задевала черный, ребристый потолок. В неподвижном воздухе не слышалось ни звука. Ахмет решил, что он бредит. В сознании стало звонко и тихо, но только отчаянные мысли сверлили его: "Куда я попал? Что происходит? Как вернуться назад?"
Скрученное и обугленное тело Ахмета вытащили из-под трансформатора его коллеги. Был он посиневший и холодный, веки полуоткрыты, в остекленевших глазах застыло изумление, губы чему-то улыбались, рваные рукава ватника слабо дымились. Молния прошила его насквозь и ударила в бетон, оплавив стальную арматуру. "Жмурик," сделал вывод подоспевший Дурнев. "Составляйте акт о смерти и везите на кладбище." Тело Ахмета было брошено на подводу вместе с обрезками бревен, досок и поленьев. Апатичный извозчик, тоже из заключенных, стегнул свою клячу. Заморенное животное напряглось, уперлось копытами изо всех сил и повлекло свой груз к воротам, достигнув которых оно тут же остановилось. Кляча знала порядок. Из будки вышел часовой, чтобы освидетельствовать груз. От него веяло табачным дымом и вчерашней сивухой. Неуклюжие руки его стали сдирать с Ахмета одежду. Далее по инструкции перед захоронением следовало размозжить голову покойника. Любой тяжелый предмет годился для этой цели: булыжник, дубина или приклад. Караульный выбрал лежавшее в телеге полено и занес его над головой мертвеца. В этот момент губы Ахмета разжались, задвигались и громко произнесли, "Слава КПСС." Крупная дрожь сотрясла солдата. Полено выпало из его рук, а сам он, зашатавшись от избытка партийных чувств, рухнул на землю. Ахмет, совершенно голый, выкарабкался из телеги, спрыгнул босыми ступнями на мерзлый грунт рядом с коленопреклоненным часовым и, собрав свою одежду, начал неторопливо одеваться. Казалось, что он нечувствителен к холоду и безразличен к окружающему. Глаза его, обычно тусклые и уставшие, сияли теперь как два огня, энергия била через край, ему хотелось действовать, движения были резкими и порывистыми, словно в нем вибрировал единый натянутый нерв, под кожей перекатывались бугры мышц, но вдоль мускулистых рук, пересекая грудную клетку, змеилась узкая пепельная полоса - шрам от удара током. "Тебя на кладбище положено вывезти," еле ворочая языком вымолвил караульный. Неуверенно он поднялся с колен и вынул из кармана вчетверо сложенную бумагу. "Нет, почитай внимательно. Там написано, что меня в больницу на лечение следует отправить." Ошарашенный караульный взглянул в листок. Его губы зашевелились. "Верно. Только что там было сказано, что ты окачурился... Не кумекаю... Теперь прописано, что тебя посылают в лазарет в главный лагерь. Внезапно солдат злобно оскалился. "Откуда знаешь? Тебе не положено!" Он погрозил кулаком, но быстро успокоился. "Ну-ка, подожди, конвой для тебя снарядим." Ахмет пожал плечами и отвернулся.
Через час появился конвой, двое одетых в военное горемык, солдат - срочников, с винтовками на плечах, которым опротивела служба, зэки и надоедливые командиры. Они отправились назад в лагерь. По прежнему в безоблачном голубом небе сияло солнце, таял снег, изрытая, ухабистая дорога превращалась в глинистую трясину. Ахмет шел рядом с телегой, он не мог сидеть от возбуждения. "Что со мною произошло?" спрашивал он себя. Он знал все о Вселенной, когда и откуда она возникла. Он знал, что может управлять ее законами и перекраивать настоящее. Он знал, что только он один и никто другой мог бесследно исчезать, передвигаться в пространстве и внезапно появляться в любом месте. Он сознавал, что наделен нечеловеческими качествами. Может ли он изменить окружающий мир и зачем? Он ни разу не испытывал свое могущество и даже немного опасался его последствий. Но мир вокруг Ахмета не подозревал о его сногсшибательных способностях, окружающие по прежнему видели в нем неопрятного, исхудавшего человека, задумчиво бредущего по глинистой дороге. Радуясь весне задорно чирикали суетливые воробьи. Они порхали с места на место и залезали в обрамленные хрупким льдом лужи. Покрытый розовым и белым на горизонте прорезывался контур горного хребта. Легкий ветерок приносил с собой глубокий, свежий аромат земли, просыхающей после снега. Безразличные ко всему конвоиры, подняв шинельные воротники, дремали в телеге. Их винтовки и подсумки валялись у их ног. Лошадка прилежно и безропотно тащила свою ношу, молчаливый возница не понукал ее.
К часу дня они вернулись в лагерь и их впустили в больницу. Больница, состоящая из стационара, поликлиники и административно - хозяйственной части, занимала одноэтажное кирпичное здание рядом с наружным ограждением охранного периметра. На окнах здания были решетки и при входе скучал на вахте вооруженный револьвером часовой. Сдав Ахмета конвоиры отправились в столовую, благо время как раз было обеденное. Санитар, пожилой заключенный одетый в синий халат, провел вновь прибывшего в палату, указал ему на свободную койку и удалился со словами, "Врач скоро придет." Ахмет не присел, но продолжал стоять, опираясь рукой о чугунную спинку кровати, разглядывая обшарпанные желтые стены и угол печи с отбитыми кафельными плитками. В комнатке едва помещались четыре койки и две тумбочки; вход в помещение был затруднен, на двери лохматилось несколько глубоких царапин. На двух кроватях безмолвно лежали закутанные в тонкие одеяла человеческие фигуры, лиц их нельзя было разглядеть из-за бинтов, на третьей сидел прыщавый, блондинистый паренек с зелеными глазами и читал "Комсомольскую правду", четвертая предназначалась Ахмету. С низкого потолка свисала электрическая лампочка в помятом жестяном абажуре, На облупленном белом подоконнике стоял немытый стакан, а через окно проглядывала сторожевая вышка с двумя охранниками на посту.
Под чьими - то быстрыми шагами вздрогнули, заскрипели и зашатались хлипкие доски пола. Ахмет обернулся. Коренастый, усатый человек в белом халате и колпаке на черных курчавых волосах стоял в коридоре. "Я ваш лечащий врач," он сделал приглашающий жест рукой. "Пройдемте в кабинет на обследование." Ахмет молча последовал за ним. За письменным столиком с ученической ручкой, чернильницей и стопкой бумаг сидел с серьезной миной на лице знакомый ему санитар и почесывал подбородок. "Проходи за ширму и раздевайся," приказал он. Ахмет повиновался. "Ну-с," врач потер руки, взглянув на обнаженного пациента. "На что жалуетесь?" "Ни на что," Ахмет стоял посередине комнатки, вытянув руки по швам, краем глаза он видел свое отражение в стеклянной дверце медицинского шкафа. "Ну так уж и ни на что? Мне сообщили, что вы попали под мощный электрический разряд. Вас посчитали мертвым, но вы ожили. Это так?" Его черные глаза вопросительно уставились на Ахмета. "Ничего не помню," чистосердечно ответил тoт. Наклонив набок голову, врач со всех сторон осматривал его тело, покрытое синяками и кровоподтеками. "Вижу смещение ключицы, перелом надколенника и таранной кости, а также разрывы сухожилий. Чтобы увидеть больше нужен рентген. Вас должна мучить страшная боль. Как вы ее переносите?" "Никак. Ничего нет. Ни на что не жалуюсь." "Давайте послушаем как вы дышите." Врач приложил ухо к безволосой, пергаментной груди Ахмета. Несколько минут он внимательно вслушивался в пациента спереди и сзади, потом прощупал его запястье. "У вас не бьется сердце и нет пульса. Вы симулянт. Кого вы хотите обмануть! Вон из моей больницы! Наказать подлеца!" Так Ахмет оказался в ту ночь в штрафном изоляторе.