— Спокойной ночи, Гай! — весело сказала она ему, исчезая за дверью.
— Эх, спокойной ночи, Наджара! — далеко не так весело ответил ей на это пожелание Гай Юлий, зная, что вряд ли уснет. Кровать под золотыми занавесями была слишком широка для него одного.
Но, сдавшись богу Морфею, Цезарь все же задремал, хоть и не сразу. Время спустя, полугрезя-полубодрствуя, он ощутил у своего лица ароматное девичье дыхание и горячие, нежные руки, гладящие его тело.
— Наджара, — сорвалось с губ еще не совсем проснувшегося Юлия.
Увы, открыв глаза, он несколько разочарованно проговорил:
— Клеопатра… Как тебе удалось?..
— Ускользнуть от твоих воинов? — закончила за него царица. — Просто немного женских хитростей… и все. Я не могла иначе, ведь здесь только одна кровать безопасна для меня. Твоя.
— Это неблагоразумно… — начал, правда, не совсем уверенно, Юлий.
— Цезарь известен не за благоразумие, а за дерзость, — страстно проговорила девушка. — И я хочу, чтобы ты был дерзким со мной!
С этими словами Клеопатра, словно молодая пантера, стала красться к нему на постель. Юлию вдруг представилась картина многолетней давности: он, совсем юный, в каюте знаменитой пиратки Зены, наблюдавший за тем, как к нему точно также ползла похитившая его пиратка, воображавшая, что соблазняет его, тогда как соблазненной была только она сама.
— Я хочу помочь тебе в твоем деле завоевания мира, — вновь слышал он почти те же слова. — Египет и Рим! Вместе мы будем непобедимы и возродим империю Александра Великого!
Быть может, в другое время эти слова нашли бы живой отклик в сердце римского завоевателя, но не теперь. В его мечтах теперь были другая империя и… другая женщина.
Однако, Юлий с притворной страстностью откликнулся на эти слова:
— Египет и Рим! Клеопатра и Цезарь! Ты права, никто не устоит против такого альянса.
Клеопатра посмотрела в его глаза, и ей почудилось, будто они полыхнули желтоватым пламенем. Девушке стало не по себе, но отступать было некуда. Она сама явилась к этому опасному, но обаятельному мужчине и буквально предложила ему себя, зная или думая, что знает, какую награду получит за это.
— Кто ты, Цезарь? — все же спросила его она, сама удивившись своему вопросу. — Ты тот, кому я могу доверять?
— Я — Рим, — ответил он ей, говоря сейчас чистую правду, — и на одну ночь Рим — твой!
Их губы слились в жарком поцелуе, и они бросились в объятия друг друга…
========== Глава пятая Доказательство любви ==========
Пришедшая к нему, подобно суккубу, Клеопатра точно также с рассветом исчезла. Юлий был благодарен юной царице за то, она скрасила ему одиночество и подарила волшебную ночь, а главное — себя. К большому удивлению полководца она оказалась девственницей. Наследница Птолемеев ради трона Египта подарила свою невинность уже немолодому римскому сластолюбцу. Думая об этом, Гай Юлий испытал нечто вроде жалости, к которой примешивалась доля восхищения. Он перебирал в памяти подробности этой ночи и собственные впечатления. Робкой и несведущей эта царственная девушка, не смотря на то, что Цезарь был у нее первым, не была. А еще в облике Клеопатры и даже в ее манере целоваться и ласкать мужчину ему чудилось какое-то неуловимое сходство с Зеной.
«Почему я снова вспоминаю Зену, причем не как врага? — негодовал Юлий на самого себя. — Мне казалось, что зародившееся в моей душе чувство к Наджаре вытравило из нее все, что связано с Зеной… Но нет… Неужели я двоих люблю?!»
Гай застонал, как от физической боли. Это открытие неприятно поразило его, поскольку даже тень былой любви к своей противнице делала его уязвимым. Быть уязвимым Цезарь не любил…
Чтобы оторваться от мыслей о Зене, он стал думать о Наджаре, опять-таки, невольно сравнивая их. Обе были сильны физически и душевно, но в Наджаре еще было какое-то безмолвно возгорающееся пламя, возможно, из-за ее фанатизма. В Зене же какая-то первобытная, дикая и неукротимая сила. Зена была багряной зарей, Наджара — утренней звездой.
Когда он повстречался с Зеной, она была уже давно не девственна и опытна. Можно сказать даже больше: порочна. Ему тогда казалось, что он презирает и ненавидит ее и за то, что она захватила его в плен, и за смерть членов его команды, и за вынесенное унижение, да и за то, что сама пригласила его в свою постель. Увы, Юлий был не прав, и это стало ясно сразу же после того, как он отомстил этой пиратке, отдав ее на крест. Юноша, которым он был тогда, оказался буквально одержимым ею, и дело было даже не в угрызениях совести, которыми он весьма редко страдал. Это была разрушительная страсть, губительная для его юной души. Страсть, которую не могли заглушить его честолюбивые мечты и нежная привязанность к жене Корнелии, ради которой он бросил вызов грозному диктатору Сулле. Даже горе, которое он испытал, когда Корнелия умерла, не смогло заставить его забыть о той, другой. Иногда ему казалось, что он скоро сойдет с ума и что отправив на крест Зену, он поставил крест на самом себе и своей будущности… Будь на его месте другой, так бы оно и вышло, но он был Цезарем, а посему нашел в себе силы отбросить это и идти дальше к своей цели. «То, что нас не убивает, делает нас сильнее», — это был именно его случай. Ни эта одержимость Зеной, ни душевные или физические страдания не были способны сбить его с пути. Он упорно карабкался на самый верх. Вперед, только вперед и ни шагу назад! Но вот Гай Юлий почти достиг своей цели, оказавшись в шаге от осуществления своей мечты, и что же? Эта женщина вернулась с того света, вернулась, пылая мщением и встала у него на пути. Препятствия же он привык уничтожать…
А Наджара… Наджару Цезарь поначалу собирался просто использовать, после того, как услышал об ее странной истории и противостоянии с Зеной. Но потом, когда он узнал ее больше, увидел некое сходство и их судеб, и образа мыслей, его это поразило. В той, кого Гай Юлий сначала посчитал просто безумной фанатичкой, он нашел женщину под стать себе. с которой он мог идти рука об руку к их общей цели, к осуществлению воли Судьбы… Также его поразило то, как она берегла себя до сих пор, никому не дав сорвать цветок своей невинности. Да, Клеопатра, придя к нему, тоже была девственницей, но разница между этими двумя девушками была очевидна, ведь Наджара не стала бы предлагать себя даже за власть над всем миром… она могла довериться только мужу. И тем разительнее был контраст не только между Наджарой и Клеопатрой, но и между Наджарой и Зеной.
Последняя воевала с помощью своего тела не хуже, чем с помощью своих меча и шакрама. Она без каких-либо колебаний могла лечь в постель с мужчиной, если это нужно было для успешного осуществления ее предприятия. Зена часто использовала мужчин точно также, как он сам использовал женщин. А любила ли она хоть кого-то из них, или же ее чувства принадлежали только этой блондиночке Габриэль? Юлий сильно в этом сомневался, заодно не желая признаться себе в том, что его гложет вопрос: любила ли она его. Нет, нет, он не может ее любить, ведь они смертельные враги. И истинная любовь к нему уже пришла — сильная, возвышенная и целомудренная. Гай Юлий, отличаясь любвеобильностью, при этом всегда презирал доступных женщин или неверных жен, легко дававших себя соблазнить. Именно поэтому, когда давний политический противник Цезаря, Катон, прогнал из-за него свою жену, Гай почти не испытывал к ней жалости или какого-то чувства вины. Это было не в его духе. Может, это его и не красило, но он был таким, какой он был.
А вот его Наджара не была похожа на женщин, которых он знал до встречи с ней. Он мог бы сравнить ее с неприступной, хорошо укрепленной крепостью Востока, которую тем больше хотелось взять, чем сложней давалась эта победа.
Юлий еще предавался этим мыслям, когда дверь отворилась и вошла как раз та, о ком он только что думал — Наджара. Такой ему еще не доводилось видеть свою любимую советницу, разве что на поле брани. Прекрасные глаза ее метали молнии, а сама она сейчас напоминала разъяренную фурию.
— Я все знаю! — вскричала она. — Я думала, ты любишь меня, а ты оказался таким же обманщиком, как Габриэль! Предатель!
Юлий тяжко вздохнул. Женщины… Как они, все-таки, похожи между собой! А он-то думал, что Наджара из другого теста, но нет… вот уже и она укоряет его в предательстве, совсем как Зена! Но, с другой стороны, она ревнует его, а значит, ее любовь к нему искренняя.
— Наджара, милая, — примирительно заговорил он, — я, правда, тебя люблю, но… пойми, я — живой мужчина, а не статуя и…
— И стоило прийти этой египетской гадюке и раздвинуть перед тобой ноги, как ты тут же забыл все свои клятвы мне, впустив ее в свою постель! — продолжала неистовствовать ревнивица.
— Да, впустил в постель потенциального врага, чтобы усыпить его бдительность, — неожиданно спокойно проговорил Юлий, — и сделать вид, будто согласен на союз, предложенный мне им.
Наджара посмотрела ему прямо в глаза, и взгляд ее был тяжелым, обвиняющим даже без слов. Гай Юлий ощутил приступ дурноты. Ему было больно от одной мысли о том, что он может потерять эту удивительную девушку из-за какой-то нелепой ссоры… из-за того, что ощутил чувственный голод и не устоял перед чарами египетской сирены.
— Я могу доказать тебе свою любовь, — сказал он ей, и на сей раз голос его немного дрожал.
— Чем же? — холодно спросила она. — Я больше не верю словам.
— Но поверишь действиям, — Гай сделал небольшую паузу. — Я хочу дать тебе одно особое поручение, Наджара… — он подошел к столу и взял с него стакан с водой, немного отпив из него, и какое-то время молча стоял, прижав ладонь ко лбу. Не смотря на свою обиду, Наджара начала тревожиться о его здоровье.
В комнате стало темно из-за начинавшейся грозы. Громовые раскаты становились все ближе. Казалось, природа разделяла настроение этой пары.
— Ну так вот, — продолжил Цезарь, — меня что-то терзают подозрения, что Клеопатра сегодня… умрет.
— Умрет? — переспросила Наджара, и в сердце ее, доселе чистом, предательски вспыхнула радость.
— Умрет, — подтвердил ее любимый. — Скорее всего, она будет убита своей сестрой… каким образом не знаю.
Воин Света бросила на него странный взгляд.
— Ты хотел дать мне поручение… — напомнила она.
— Да-да, — закивал император. — я хочу, чтобы ты занялась этим делом, то есть помешала преступному замыслу Арсинои. Но, если ты не сможешь это сделать, не вини себя. Должно быть, так молодой царице было на роду написано, а ее сестру мы казним.
— Благодарю тебя за это поручение, мой император! — пылко, с заблестевшими глазами, отвечала ему Наджара.
Приблизившись к нему, легат взяла его тонкую патрицианскую руку и почтительно поднесла ее к губам, после чего со всех ног бросилась выполнять данное им ей приказание.
Юлий смотрел ей вслед, нежно и, вместе с тем, грустно улыбаясь.
«Вот, наверное, самое лучшее доказательство моей любви, которое я мог тебе дать, милая…», — думал он.
Голова болела ужасно, сдавило виски, а тело пробирала дрожь. Юлий не хотел, чтобы его хоть кто-нибудь видел слабым, а посему не стал звать своего раба Поску, надеясь, что сможет не допустить припадка с помощью силы воли. Увы, как известно, «дух бодр, плоть же немощна», и этот бой Цезарь проиграл. Черты его красивого лица исказились, и с пронзительным криком он упал на пол. Сознание его сузилось, и ему представилось, что он видит пламя, из которого выходит… Брут. Призрак бледен и страшен, одежда его залита кровью, а руки с загребуще шевелящимися пальцами протянуты к нему, Цезарю, словно для того, чтобы взять его.
— Ты… — шепчет Юлий. — Ты хотел моей смерти, но вместо того умер сам. В том нет моей вины, но я говорю тебе: прости меня, Марк!
Но призрак молчит и лишь смотрит на него пустыми глазами.
— Прости меня, Марк! — повторяет Цезарь. — Я любил тебя.
— Прости, Цезарь, — глухим голосом отвечает тень предавшего его друга.
— Нет, я хочу, чтобы ты простил! — молит Брута Цезарь.
— Прости, но ты должен последовать за мной! — звучат в ответ зловещие слова, и Юлий чувствует страшные ледяные объятия призрака.
…Вбежавший в помещение Поска нашел своего господина бьющимся в припадке падучей на полу и принялся хлопотать возле него. Когда возвратилась Наджара, Цезарь уже пришел в себя и читал свежие донесения.
— Мой Цезарь, — начала легат, придав своему точеному лицу скорбное выражение, сделавшее его еще красивее, — прости, но у меня для тебя печальные вести. Мне не удалось предотвратить убийство Клеопатры, и сейчас она уже мертва.
— Как это произошло? — деланно суровым тоном спросил император.
— Она и две ее служанки найдены мертвыми в комнате. Перед тем какой-то мерзавец, должно быть, являвшийся наемником Арсинои, преподнес ей корзину со смоквами, под которыми был спрятан аспид. Она протянула руку к плоду и…
— Какое низкое коварство! Несчастная царица! — воздел руки кверху Цезарь. — Нужно отомстить за это злодеяние, казнив Арсиною!
— Думаю, Потин тоже причастен, — проговорила Наджара.
— Ты совершенно права. Этот мерзкий толстяк с писклявым голосом пойдет на корм крокодилам! — ухмыльнулся император. — Наконец-то бедные животные поедят!
…После того, как царевна Арсиноя была задушена в темнице, а евнуха постигла печальная судьба, предреченная ему римским полководцем, последний решил обратиться с небольшой речью к египетскому народу, грозившему взбунтоваться из-за произошедших событий.
— Граждане Александрии и все египтяне! — начал он звучным голосом, бесстрашно выйдя к толпе. — Ваша царица Клеопатра была предательски убита своей мятежной сестрой Арсиноей и ее министром Потином. Их казнь — справедливое возмездие за это чудовищное злодеяние. Я скорблю с вами о безвременно ушедшей царице, но не волнуйтесь, ибо в этот трудный для вас час вы не одни, Рим с вами. Мы поможем вам преодолеть это страшное горе и выйти из сложившегося кризиса. Я поручил моим доблестным легионерам навести порядок в разоренной войной стране. Скоро стабильность и процветание снова вернутся в ваши обители. А по случаю воцарения мира после столь долгой и ужасной войны я приказал раздать зерно нуждающимся.
— Скоро наступит новая эра — эра Света. Здесь будут открыты больницы, школы и дома призрения, — эти слова уже принадлежали Наджаре, всегда мечтавшей сделать подобное.
Народ какое-то время был безмолвен, но мгновение спустя разразился рукоплесканиями и приветственными криками:
— Слава Риму! Слава Цезарю! Слава Наджаре!
Некоторые протягивали руки к воину Света, восторженно говоря:
— Должно быть, ты сама Изида, сошедшая к нам! Будь благословенна!
— Что вы, я земная женщина, ваша сестра, — растроганно отвечала на эти слова Наджара, а Цезарь тонко улыбался. В голове его только что созрел один план…
Комментарий к Глава пятая Доказательство любви
Раб Поска - привет сериалу “Рим”)
========== Глава шестая Свадьба Осириса и Изиды ==========
Теперь, когда те, кто мешал Риму, стали историей, можно было смело проводить нужные реформы. Первым делом Цезарь сменил всех командующих в египетской армии, поставив вместо них нужных ему людей. А что до местного политического Олимпа, то было, как в песне «он прогнал министров с кресел, оппозицию повесил». Юный Птолемей отныне являлся царем-клиентом Рима, трепетавшим перед волей того, кто олицетворял его.
Цезарь и его верная помощница Наджара, которым больше никто не мешал, приступили к исправлению ошибок, которые на протяжении многих поколений совершала династия Птолемеев. Была установлена бесплатная доля зерна для бедных, и все жители Александрии стали ее гражданами. Кроме того, легат предложила своему императору начать разрабатывать процедуру демократических выборов, на что он отвечал, что подумает. Оба отдавали себе отчет в том, что нужно вывести Александрию и Египет из застоя, длившегося в Египте тысячелетия и бороться с болотом привилегий для высших классов. Воин Света и вовсе хотела если не упразднить рабство, то хотя бы ограничить его, но Цезарь урезонил свою верную подругу, с грустью сказав ей, что иные реформы должны вызреть, а для этой время еще не пришло. Когда он был еще совсем молодым человеком, ему довелось служить под началом Марка Красса, воевавшего тогда против Спартака. Юлий не любил говорить или даже вспоминать об этом. Да, они сделали то, что должны были сделать, спасши Рим от разъяренных орд рабов, но он, Гай Юлий, понимал и восставших, а мужество Спартака восхищало его. Также, как и его командир и учитель Красс, он не презирал противника за то, что он раб и никогда не недооценивал его. Слова Наджары напомнили ему о том, уже далеком времени и наполнили его сердце легкой грустью. Однако, грустить было некогда, нужно было действовать. Его советница открыла больницы и дома для детей сирот, как и мечтала.