Михалевская Анна Владиславовна
Разрывая кокон
Разрывая кокон
Пролог
Вдох-выдох.
"Кто я?" - задаю вопрос в пустоту. В руках - моих ли? - они так похожи на другие, только что созданные в этой мастерской - миниатюрная девушка. Бледная кожа, веснушки россыпью, лицо ассиметрично, левая бровь чуть выше, уголок губ вздернут, под грудью - еле заметная полоска шрама. Красивая, несовершенная, до одури естественная. Солнечный луч шарит по столу, словно вор, находит добычу и поджигает огнем рыжие волосы.
Вдох-выдох.
Я дышу за себя и за нее, и терпеливо жду, когда на нежной коже появятся пупырышки, откроется в немом крике рот - первый спазм - и запульсирует лоза тонкой венки на шее.
Кукла вздрагивает, открывает глаза. Карие, глубокие - в них больше жизни, чем в моих. Хорошо, так и надо. Пусть творение превзойдет мастера.
Окно открыто настежь, во дворе галдят дети, и будто стремясь за меня сделать то, на что я не осмелилась, беспардонный весенний ветер разрушает привычный порядок. Загоняет в пропахшую краской и клеем берлогу сладкий запах роз и чуть терпкий жасмина, сметает со стола пестрые лоскуты ткани, крошки засохшей глины, торопливо перебирает в банке кисточки, играет шариками пенопласта.
- Никому тебя не отдам, - шепчу на ухо кукле.
Она кивает. Обычный человек не увидит ее движений, но мы, дублеры, мастера создавать копии людей, обречены замечать то, что другие вычеркивают из поля внимания, подобно ошибочным буквам в знакомых словах.
Выдох-вдох.
И я решаюсь. Этот маленький двойник - а проще двойка, так мы привыкли называть наши творения, - будет особенной. Не чета своим виртуальным подружкам, она создана руками, она настоящая! Ей не место в сети корпорации. Осторожно, чтобы не разорвать еще неокрепшую связь с куклой, я мысленно отключаюсь от сети "Кокона". Перед внутренним взором появляется карусель - дом для двойки, пространство в моем воображении. Площадка, расчерченная шахматной клеткой, медленно останавливается. От оси карусели отходят живые нити, извиваются, будто ищут кого-то. Одна из них станет пуповиной куклы.
По спине бегут мурашки. Справлюсь ли одна? И понимаю - это не имеет значения. Хуже не будет, я уже потеряла дочь.
Усмехаюсь своим мыслям. Смерти нельзя перечить, но ее можно обхитрить.
Детский гомон за окном стихает, аромат розы тускнеет, у внешнего мира пропадает цвет и запах.
Вдох-выдох.
Я леплю карусель из глины давно ушедших времен. Глубоко дышу, наполняя ось, как стебель, соком своей жизни и жизнями тех поколений, что стояли за мной - их надеждами, мечтами, умениями. Карусель раскручивается все сильнее, превращаясь в мерцающее веретено. Я наблюдаю и жду. Ползут томительные секунды. Дыхание перехватывает, обратного пути нет. Либо я окажусь сильнее корпорации, либо меня уничтожат за неудавшийся бунт.
Но карусель продолжает жить. Она постепенно замедляет ход, и я уже могу различить на черной клетке фигуру - пуповина тянется от оси к затылку двойки. Рыжая копна волос и шрам. В этой двойке все, что я сумела скопить, все что должна была передать внучке. Теперь уже не передам. Не сейчас. Спрячу в кукле.
Выдох-вдох.
Выныриваю на поверхность реальности. Шум привычных звуков - переругивание соседей, щебет птиц, лай собак - обрушивается лавиной. Осторожно кладу куклу в стеклянную коробку. Двойка размеренно дышит. Кажется, что она спит.
Сжимаю пальцами виски, пытаясь прийти в себя. Но, не давая опомниться, разражается криком телефон.
Звонят из "Кокона", я знаю. Надо взять трубку - не собираюсь признавать свое поражение без борьбы! Но, Господи, как же трудно это сделать.
Выхожу в коридор, долго смотрю на дрожащий в припадке истерики телефон на стене. Снимаю трубку с рычага, она кажется неимоверно тяжелой, под ее весом немеет рука.
- Алло! - нарушаю тишину первой и жду приговора.
Глава 1. Полина
С натугой провернулся ключ, щелкнул замок, и Полина замерла на пороге. Казалось, вот сейчас послышится голос Иты, и Полина снова увидит ее лицо - умное, чуть лукавое, с выразительными скулами и темными, почти черными глазами.
Девушка сбросила кроссовки, по привычке глянув на тумбочку для обуви. Так она всегда знала, кто есть дома. Полина не любила пустой квартиры. Сейчас в коридоре валялись только туфли Артема - один у порога, другой на пути в кухню. Мило, братишка снова в ударе! Хорошо, что инсталляцию не пополнили штаны.
Приготовившись к неизбежному, Полина поплелась на кухню.
Хватаясь за открытую дверь холодильника, Тема добросовестно старался подняться с пола. Заметив сестру, он широко улыбнулся и, сделав вид, что все идет по плану, разлегся на линолеуме, как на пляже.
- Крем от загара дать?
Брат усиленно замотал головой, ударившись о табуретку.
- Лучше борщ! Но я его не нашел. Это не холодильник, это... лента Мебиуса... Нет... Сферический конь в вакууме... Шит! Мерде! Шайзе! Что я хотел сказать?
Языки легко давались Теме, но в силу неусидчивости надолго в голове не задерживались. Если не считать, конечно, определенный лексикон, который Артем активно и в удовольствие практиковал.
- Ящик Пандоры, наверное? - подсказала Полина, помогая брату подняться.
Но Тему удалось лишь усадить, прислонив спиной к этому самому "ящику".
Приняв вертикальное положение, брат посерьезнел, сложил на груди руки и затянул:
- Crazy, crazy, baby, I go crazy(1)...
Когда Артем вспоминал Стива Тайлера(2) последний раз, он просадил на скачках деньги, вырученные от продажи маминых золотых украшений - их месячный бюджет. А еще раньше брат напевал "Crazy" перед тем как сообщить, что его "закрыли на срок" за драку с полицейскими. Тогда пришлось влезть в долги, чтобы Тему выпустили под домашний арест...
Полина бессильно опустилась на табуретку. Вот бы надавать брату затрещин, вылить ведро ледяной воды на его бестолковую голову, чтоб очнулся и хоть раз испугался того, что натворил. Хотелось по-настоящему разозлиться, но она не умела этого делать. Злость бурлила внутри, подступала к горлу, там и застревала.
- Полька, ты тока не расстраивайся, лады? Не повезло... сейчас... А потом повезет!
И Артем засветился пьяной улыбкой.
Кто-то из них должен отрезветь. И если Тема не может очнуться от алкогольного дурмана, значит, ей придется выбраться из своего кокона... Знать бы еще, как это сделать.
- Что. Ты. Натворил? Отвечай!
Полина схватилась за лацкан надетого на голое тело пиджака, тряхнула брата. Тот от неожиданности подскочил на ноги и теперь стоял покачиваясь посреди кухни - нелепый в своем дорогом костюме, с дурацкой клоунской улыбкой на лице, искренним удивлением в глазах.
- Поля! - Артем запустил руку в темные вьющиеся волосы. - Тут такое дело... я... заложил квартиру... - Он сжал губы, причмокнул. - Обещали проценты... но... и...
- И? - Полина от отчаяния дернула за карман пиджака, и тот повис банановой кожурой.
Тема безропотно принял наказание.
- И все потерял. Вот!
Брат выудил из кармана мятые листы. Полина выхватила их, принялась торопливо читать. Договор на кредит под залог квартиры. Подписан год назад. Письма с претензиями по невыплате процентов. Письмо из суда.
Телефон Темы лихо вывел гитарное соло. Брат долго хлопал себя по карманам, пока не вспомнил, что оставил мобильник на холодильнике.
- Да, да... Шит... Нет, я понял. - Жилка на виске Темы напряглась. - Но вы же знаете, я проиграл. У меня нет денег... Что? Это не развод... Подождите! Так не пойдет!
В трубке послышались короткие гудки.
Оба молчали. Стало слышно, как бьется о стекло шмель. Где-то далеко пискнула пичуга.
Полина развернулась и пошла к себе. Ей надо было подумать.
***
Она оперлась на закрытую дверь, сползла на пол. Взгляд блуждал по комнате. Знакомые с детства вещи стали почти родственниками, Полина черпала в них силу. Казалось, ее окружает семья, она в безопасности.
У стены стоял старинный комод, давным-давно Ита выменяла его у коллеги-бутафора. Посередине - огромная кровать с покосившейся резной спинкой, подарок бабушке с дедушкой на свадьбу. Рядом - тумбочка со старушкой "Вегой". Вместо подоконника - широченный стол, заваленный кисточками, красками, папье-маше, всевозможными крючочками, лентами, нитками и остовами незаконченных кукол. Здесь Ита творила свое волшебство. В детстве чудилось, что бабушка вовсе не лепит кукол, а колдовством выманивает из неведомого мира миниатюрных людей. Но потом Полина выросла и поняла, что Ита просто была отличным мастером. После смерти бабушки она постаралась ничего не менять, только разгребла на столе место для своих рисунков и переклеила обои...
Что же делать? Полина порылась в сумке, достала две купюры. Последние стольники до конца месяца. Зарплата продавца книжного магазина не располагала к роскошеству. Как бы на еду хватило, а тут квартиру выкупать!
На Тему надеяться нечего - братец ни дня в своей жизни не работал, только ввязывался в провальные прожекты. Иногда, правда, деньги материализовывались в его карманах, Полина на всякий случай не спрашивала, в чем секрет трюка. Темка покупал ей конфеты, дорогие побрякушки и платья, а сам завеивался в очередной загул. Возвращался худой, изможденный, с остекленевшими глазами, и Полина откармливала его борщами, тефтелями и домашними варениками, в промежутках отвечая на звонки лапуль, мась, бэбиков, кисуль и прочих пассий. Смазливая физиономия брата и его цыганская щедрость делали свое дело, женское внимание преследовало Тему. Но пресытившись, он бежал за помощью к сестре, и она отшивала всех, притворившись рассерженной женой. Пришлось выучить пару витиеватых ругательств, благо родная Мясоедовская подбрасывала идеи...
Интересно, если бы она умела злиться, если бы могла показать характер, вылила бы сейчас отчаяние на брата? Ведь вот он - виновник всех бед! Полина усмехнулась. Но такого шанса у нее нет. В конце концов родных не выбирают: какие судьба сдала карты, теми играешь. И Полина играла. Вот уже двадцать три года.
Она принялась мерить комнату шагами - от комода до окна, от окна до кровати и обратно к комоду. Замкнутый круг - шагов и мыслей. Чтобы вернуть квартиру, нужны деньги, а единственно ценное, что у нее есть (было, поправила себя Полина) - это квартира. Валяться в ногах и бить на жалость кредиторов Артема, она, во-первых, не сможет, во-вторых, это бесполезно. Скорее, бить будут они, и уже не на жалость, а кастетами и по почкам. Насмотрелась она на знакомых брата - в их присутствии подмывало надеть бронежилет и отойти на безопасное расстояние. Это Молдаванка, детка!
Оставался выход из дешевого сериала - немедленно и очень удачно выйти замуж. Полину начал разбирать истерический смех. Наверное, семейное. Тема тоже улыбается и поет, когда самое время есть пригоршнями антидепрессанты.
Она задержалась у комода. Из затертого зеркала смотрела бледная девушка с огненной копной волос. Полине всегда казалось, что вместо шевелюры у нее клоунский парик, что она на сцене, и люди таращатся на фигляра и ждут фокуса. Больше всего ей хотелось стать невидимой для жаждущей развлечения публики. Спрятав волосы под платок или шапку, Полина превращалась в мышь. Белая кожа, тусклый блеск каре-зеленых глаз, тонкие губы, щуплая фигура. Так естественней и привычней. Никто не лез к ней с фальшивым любопытством, и девушку это устраивало.
- Майне либе фройндин!(3) - послышалось за дверью.
Выпендрежник! Только на это его и хватает.
- Я просто хотел сказать: ауффидерзейн!(4)
Артем успел надеть рубашку и почти не шатался.
- Куда собрался? Проспись сначала, потом поговорим.
Брат грустно улыбнулся, обнял девушку. Вернее, он думал, что обнял, а на самом деле повис на Полине своими семьюдесятью с лишком килограммами.
- Полечка, девочка, я трезв, как глукобо... глувоко... глу-бо-ко-водная камбала! Вот!
- Ага, по глазам видно. Они у тебя на одну сторону съехали.
- Правда? - Тема в притворной панике принялся ощупывать лицо. - Как же я теперь очки носить буду?
Господи, о чем он говорит! На что тратит время! Раздражение, злость, отчаяние переполняли Полину.
- Полька, хочу открыть тебе страшную тайну... Все дело в том... Никто не знал, а я...
- Бэтмен?
- Неа, - Артем покачал головой, - хотя и это тоже.
Брат замолчал, как-то странно на нее глянул.
- Спасибо за все, Поля! Люблю тебя, бэйби(5)!
Он снова ее обнял, на сей раз неожиданно крепко, по-мужски.
- Ушел за пивом, вернусь через дымоход, не стреляй! - Тема расплылся в улыбке и махнул рукой на прощание.
- Стой, подожди!
Полина кинулась к двери, прислушалась: внизу затихал звук шагов.
***
На душе сделалось гадко. Будто это не Артем, а она ударилась во все тяжкие и прокутила их уютную сталинку. Пустая квартира давила на Полину, словно осуждая. Не уберегла, не защитила, не отстояла.
Девушка забралась на стол, подтянула под себя ноги, выглянула в окно. Умиротворенность дворика убивала. Здесь годами ничего не меняется. Под окном в крошечном палисаднике тети Майи алел розовый куст. В клумбе посреди двора росли желтые мальвы, небо закрывали ветки акации. Дети кричали и гоняли друг за другом на велосипедах, распугивая облезлых, битых жизнью котов. Сосед дядя Макс сидел перед гаражом на трехногой табуретке, которая по всем законам физики должна была развалиться лет тридцать назад, и строгал деревянные фигурки.
-Жили-были три японца: Як, Як Цедрак, Як Цедрак аля Симфони... - по обыкновению Макс Бершадский бубнил скороговорку.
"Жили-были три японки: Цыпи, Цыпи Дрыпи, Цыпи Дрыпи Лямпампони" - всплыли в голове знакомые с детства слова.
Странный человек. Из всей дворовой константы, он был самым нерушимым элементом. Куда потом девались фигурки, Полина не знала. Макс Бершадский не дарил их детям, не продавал, не выставлял в пыльные окна.
Подхватив карандаш, Полина принялась набрасывать зарисовку. Пожилой мужчина. Согнутая дугой спина. Рука-коршун замерла над фигуркой, ищет, куда опустить нож, чтобы выклевать лишнее. Беспощадная, опасная рука. И этот взгляд соседа - сосредоточенный на работе, но чуть скошенный, будто дядя Макс знает, что за ним наблюдают, и лишь ждет момента, чтобы поднять глаза на безмолвного свидетеля.
Девушка захлопнула блокнот. Рука выходила слишком мягкой, безобидной. Напрашивалась гармошка и кепка крокодила Гены. В реальности сосед выглядел зловеще, а рисунок выходил смешным.
Бершадский бросил острый взгляд на девушку. Не поздоровался, не улыбнулся, лишь выставил перед собой фигурку. До гаража было метров семь, Полина не могла разглядеть деталей, но образ уловила. Темка! На шее фигурки болталась петля из грязной веревки.
Господи! Полина едва не вывалилась из окна - прямо в соседский палисадник.
- Мишигенер(6), тебя риба дома заждалась, фаршированная. Ей будешь глазки строить, - раздался зычный голос тети Фани, возникшей на пороге парадной. - Золотко, не обращай внимания, - еврейка сочувственно обратилась к Полине, покачала головой, в такт подпрыгнули бигуди. - Так вас жаль, такие дети хорошие, мы все знаем, все...
"Что все?" - захотелось заорать, вытрясти из Фаины правду, заставить растерять ее бигуди, ненастоящие локоны и никому ненужную жалость. Все внутри клокотало от бессильной и безъязыкой ярости. В глазах потемнело.
И вдруг сквозь эту пелену невысказанных эмоций до Полины дошло - Артем с ней попрощался! Брат не шутил, он действительно ушел!