– Рон, Принц! Вашу мать, что случилось?! – из-за двери, на бегу подтягивая штаны, выскочил Хагрид. Схватив дробовик, он огляделся и увидел истошно орущего Рона, Гарри, побледневшего так, что сделал бы честь любому зомби, и Принца – тот с изумлением смотрел на большой осколок стекла, прошивший его насквозь и торчащий из груди.
– Хагрид… – прошептал Гарри. – Хагрид, он что… не мертвец?!
– Вроде бы вполне живой… был, – Хагрид подошел к Принцу и присел возле него на корточки. – Эй, приятель… Ты того… Держись, ладно? Сейчас я попробую вытащить из тебя эту хреновину.
– Ни в коем случае! – раздался голос Гермионы.
Гарри, Рон и Хагрид обернулись к двери: Гермиона стояла напротив витрины; рядом с ней тревожно юлил Клык.
– Откуда она взялась? – пробормотал Рон.
– Если вытащить осколок, раненый сразу истечет кровью, – заявила Гермиона, мгновенно оценив ситуацию. – Что здесь вообще произошло?
Гарри с ужасом посмотрел на мнимого зомби.
– Кажется… Кажется, я убил человека…
Вдруг Принц пошевелился и прохрипел что-то, давясь кровью. Гермиона наклонилась к его губам.
– Просит какой-то шприц, ¬– сказала она. Осторожно перешагнув через осколки витрины, Гермиона пошарила в столе, с необыкновенной быстротой отыскала в нем шприц и подала его татуировщику.
Тот зубами затянул шнурок у себя на руке, зубами же снял колпачок со шприца и вколол что-то в переплетение синих вен, бугрящихся под бледной кожей. Его взгляд остановился на Гарри.
– Посмотри… на… меня… – прошептал Принц – и закашлялся кровью. Отдышавшись, он произнес еще тише, почти беззвучно: – У тебя глаза матери…
Гарри опешил.
– Вы знали мою маму?
Принц улыбнулся – совсем слабо, уголком губ.
– Все знали Рыжую Бестию Лили, – он указал глазами куда-то в сторону, и Гарри, Рон, Гермиона и Хагрид, проследив за его взглядом, посмотрели на старый календарь на стене: рыжеволосая красотка томно смотрела в объектив, подпирая руками обнаженную грудь.
– Миссис Поттер?! – в один голос выдохнули Рон и Гермиона.
– Она стала бы звездой, – прошептал Принц. – Она могла бы даже сняться на обложку «Плэйбоя»… Если бы не Сохатый, – он снова закашлялся – на этот раз, похоже, от злости. – Этот мерзавец… Он погубил Лили… Это он заставил ее согласиться на участие в программе «Наследник Слизерина» – ему вечно не хватало денег на наркоту… – Принц подавился кровью и замолчал, судорожно втягивая воздух. – Я был простым лаборантом… – продолжил он прерывающимся шепотом. – Я ничем не мог ей помочь!.. Когда я узнал, что Лили ждет ребенка, я уговаривал ее сбежать со мной, но она отказалась… Это Сохатый заморочил ей голову… Я пытался ее спасти, но… но всё испортил… Я всё испортил… Я так любил ее… Любил ее… всегда, – Принц вдруг начал расстегивать брюки.
Гермиона недоуменно нахмурилась.
– Что это он собирается сделать?
– Гермиона, не смотри! – заволновался Рон.
Однако Принц, расстегнув брюки, просто отогнул их край, обнажив татуировку у паха: бегущая лань и надпись: «Always».
– Гарри! – прошептал он. – Ты должен знать… одну вещь. Там, в лаборатории… военные экспериментировали с вирусом «Avada»… Были и другие женщины до Лили… Рожденные ими дети умирали сразу после появления на свет… Но ты… ты особенный… В твоей крови… спасение человечества… – не договорив, Принц вдруг судорожно глотнул воздух, задергался, вытянулся, сжав запястье Гарри так, что тому стало больно, и захрипел – долго, всё тише и тише…
Надолго воцарилась тишина.
– Он что, умер? – прошептал Рон, с опаской глядя в застывшее лицо татуировщика.
Хагрид потолкал обмякшее тело прикладом дробовика
– Похоже на то, – подтвердил он.
– Это ужасно, – констатировала Гермиона. И, помолчав, добавила: – Хагрид, на всякий случай выстрели ему в голову, пока он на нас не бросился.
– Дельная мысль. Осторожность никогда не помешает, – согласился Хагрид. Подняв дробовик, он разрядил его в голову Принца. – Слушай, Гарри, а что он там говорил про твою кровь? Что не так с твоей кровью?
Гермиона задумчиво посмотрела на развороченную выстрелом голову татуировщика.
– Он говорил что-то о «спасении человечества»… Уж не значит ли это, что… что в крови Гарри антивирус?
Гарри, колеблясь, взглянул на мертвого Принца, потом – на Гермиону.
– Я просто не хотел волновать вас, ребята, – в конце концов произнес он. – Помните… когда мы были на складе супермаркета… искали тыквенный сок для Рона… на нас напали зомби-грузчики? Один из них задел меня. Вот, – Гарри приподнял рукой челку – на лбу краснел небольшой шрам.
– И ты не стал зомби! – изумился Рон.
– Значит, этот человек был прав! – воскликнула Гермиона с небывалым воодушевлением. – Поразительно! Ты не заразился, потому что в твоей крови – антивирус! Эксперимент, который этот таинственный мистер Риддл провел над твоей мамой, оказался удачным, и теперь в тебе – в тебе, Гарри! – заключено спасение человечества!..
– Наверное, так и есть, – задумчиво произнес Гарри, скользнув взглядом по календарю и еще раз посмотрев на Принца. – Но почему-то меня это совсем не радует.
========== Глава 5 ==========
Гермиона вздрогнула и проснулась – кто-то галопом проскакал по постели, обдав ее лицо горячим дыханием. С колотящимся сердцем она резко села, еще в полусне схватившись за винтовку, которую забрала из тату-салона. Однако нарушителем спокойствия оказался Клык: топоча по полу, он бросился к распахнутой дверце и с радостным лаем выскочил наружу. Гермиона со стоном отложила винтовку и потерла виски – от неожиданного пробуждения у нее разболелась голова.
– А, Гермиона! Уже проснулась? – послышался бодрый голос Хагрида. – А я вот Клыка погулять выпустил, утренние дела справить. Раз проснулась, давай завтракать вместе.
Пытаясь привести в порядок спутавшиеся за ночь волосы, Гермиона поднялась с постели, сделала несколько шагов вперед, запнувшись по пути о неубранные со вчерашнего позднего ужина консервные банки, и села рядом с Хагридом. Тот подал ей коробку с кукурузными колечками и бутылку с водой.
– Приятели-то твои спят без задних ног, – сказал он, наблюдая за тем, как Клык носится в высокой сухой траве, по нескольку раз оббегая кусты и небольшие иссушенные солнцем деревца. – Да-а-а, сумасшедшая была ночка. А ты-то как нас нашла вчера?
Гермиона поежилась от утренней прохлады.
– Я заметила из окна Клювокрыла одного зомби – вернее, труп, – ответила она, – в бейсбольной форме. Подошла к нему, чтобы забрать перчатку… Только сняла ее, как витрина тату-салона разбилась, и я увидела вас и того странного человека.
– Бейсбольная перчатка? – удивился Хагрид. – Тебе-то она зачем?
– Тс-с-с, тише, – Гермиона оглянулась на спящих друзей. – У Гарри скоро День Рожденья, я хочу сделать ему сюрприз. Смотри какая – Wilson, он давно уже о такой мечтал.
Хагрид с одобрением закивал.
– Правильно, чего только не сделаешь, чтобы порадовать тех, кто тебе дорог, – сказал он – и надолго замолчал.
Гермиона хрустела завтраком, глядя на ничем не примечательный, но в то же время какой-то очень умиротворяющий пейзаж: желтая трава, колышущаяся под ветром, колючий кустарник и дерево, отбрасывающее на землю полупрозрачную тень. В тишине слышался шорох травы и щебет птиц. Изредка лаял Клык – он изображал из себя хорошего охранника и время от времени оглядывался на Хагрида и Гермиону, будто бы проверяя, какое впечатление он на них произвел.
– Да, чего только не сделаешь, – вдруг снова заговорил Хагрид. – Я вот ради своей Макс в лепешку готов был расшибиться. Помню, как-то увидела она в журнале рекламу турагентства, будь оно неладно, и прямо загорелась вся – захотелось ей Париж повидать. Вон, даже на стенку Клювокрыла рекламу эту повесила, глянь, – Хагрид кивнул на страницу из глянцевого журнала, приклеенную скотчем поверх одного из постеров «Арагога»: Эйфелева башня в ночных огнях и подпись: «Увидеть Париж и умереть». – Слоган-то какой придумали – «увидеть и умереть», – проворчал Хагрид. – Кому захочется помирать-то? Но моей Макс так приспичило в этот Париж, прямо извелась вся, и меня замучила. «Хочу, – говорит, – сидя на Эйфелевой башне попить кофе с круассанами». Так я для нее даже чердак на нашей ферме от музыкальной аппаратуры освободил – вот, пей себе кофе на здоровье, если на веранде тебе неинтересно. Только вот круассанов в наших краях сроду не водилось – да чем же тыквенный пирог-то плох? Но Макс ни в какую. Верно, кровь предков в ней заговорила – мы ж ее неподалеку от Нью-Орлеана подобрали, голосовала на дороге – автостопом собиралась путешествовать. Сразу она мне глянулась, – Хагрид мечтательно вздохнул. – И так, и этак к ней подкатывал – хотел ей понравиться. Ну, она и сдалась в конце концов – увидела, что я не просто так, что у нас с ней любовь. Да только ребята наших чувств не поняли, – Хагрид опять вздохнул – на этот раз сокрушенно. – Не смогли смириться с тем, что Макс одного меня выбрала: раньше-то мы всё поровну делили – и выпивку, и баб… Сильно я тогда с ними поссорился. Да… Один парень наш, Норберт, моей собственной басухой по башне мне долбанул. Мне-то хоть бы хны, а вот басуха пополам сломалась… Эх… Ну, значит, после такого-то дела забрал я свою Макс и ушел из группы, – Хагрид помолчал, задумавшись. – Не, я на ребят не в обиде. Вот и все альбомы, которые они без меня записали, собрал… Отличные же песни, чего уж там… Правда, вот басист их новый – тут уж похвалить не могу, никудышный он. Тоже медиаторами играет, тьфу! Не признаю я эти мелкие хреновинки – как ими играть? Их ведь даже в пальцах не удержишь! – Хагрид засунул лапищу в коробку с сухим завтраком и вытащил пригоршню кукурузных колечек. – А так – молодцы ребята, убойную музыку играли, пока не распались. Видать, все-таки Макс нас объединяла; а как она ушла – так и «Арагог» потихоньку развалился. Такая она была, моя Макс, – сунув в рот пригоршню колечек, Хагрид долго ими хрустел. – Ты, Гермиона, умная… – начал он неуверенно. – Начитанная… Вот ты мне скажи – как думаешь, это дерьмо по всему миру случилось или только у нас? А то я всё думаю, думаю – может, это даже и хорошо, что Макс меня бросила, уехала в свой Париж? Может, там она в безопасности? – и Хагрид посмотрел на Гермиону с такой отчаянной надеждой, что той стало неловко его разочаровывать.
– Возможно, инфекция не перекинулась через океан, – утешила она его, – и твоя Макс, живая и здоровая, пьет сейчас кофе с круассанами на Эйфелевой башне…
Хагрид заулыбался.
– Точно! Точно, наверное, так оно и есть, – на радостях он вытряс из коробки целую горку кукурузных колечек и принялся их жевать. – А как Макс от меня ушла, – продолжил он с набитым ртом, – так всё мне стало не в радость. Совсем я опустился тогда… Продал свою ферму – зачем нужны тыквы, если некому печь тыквенные пироги? – погрузил аппаратуру в прицеп, взял Клыка и уехал на своем Клювокрыле. Пробовал как-то поработать со скуки – устроился уборщиком в Хогвартс тот самый – да только ничего хорошего из этого не вышло. Я ж тогда надумал снова ребят собрать, хотел возродить «Арагога», а в Хогвартсе как раз подвал был удобный, чтобы по вечерам играть, акустика там была уж больно хорошая. Но тут девчонка одна из колледжа пропала, а несколько дней спустя ее нашли бредущей по дороге близ Нью-Лондона. Она, видать, совсем умом тронулась, всё твердила о подвалах каких-то и о татуировках со змеей. Все, конечно, на нас с ребятами подумали, хотя у нас отродясь никаких змей не было, только вот пауки, – Хагрид потер татуированное плечо. – Да кто ж будет разбирать, какие там у нас татухи? Загребли нас, значит, того-этого… Потом отпустили «за недостаточностью улик»: из Хогвартса опять детишки начали пропадать, а мы-то в это время уже в каталажке сидели, стало быть, мы и не при чем. Но из Хогвартса меня всё равно поперли из-за этой истории с татухами и «Арагогом», – Хагрид поковырялся в зубах, вытаскивая прилипшие кусочки кукурузных колечек. – Я щас думаю: чего бы та девчонка делала рядом с Нью-Лондоном, черт знает за сколько миль от Хогвартса? И попечительским советом колледжа в те времена заправлял один мужик как раз с фамилией Риддл, типа крупная шишка, спонсор… Он-то и взъелся на меня, всё хотел, чтобы на нас с ребятами из «Арагога» это дело повесили. Вот и сама посуди: не зря же ему так приспичило замять это дело с девчонкой!
Гермиона, всё это время внимательно слушавшая Хагрида, встрепенулась.
– Именно! – воскликнула она. – Если по приказу этого загадочного «мистера Риддла» в лаборатории под Нью-Лондоном испытывали на людях вирус «Avada», то Риддл – или его приспешники – наверняка похитили тех пропавших детей из Хогвартса для своих опытов. Девочке удалось сбежать, и тогда Риддл свалил всю вину на «Арагога», чтобы отвлечь внимание общественности от Нью-Лондонской лаборатории.
– Во говнюк, – согласился Хагрид. – Надеюсь, он сгинул в своей лаборатории от собственной же заразы.
Хагрид смял коробку, забросил ее далеко в кусты и поднялся на ноги.
– Эй, Клык! – крикнул он, открыв собачьи консервы и вываливая содержимое в железную миску на полу. – Ты где, приятель? Иди поешь! – Хагрид постучал миской о дверцу Клювокрыла. – Тьфу, дурной кобелина, – беззлобно выругался он. – Опять за какой-то сучкой увязался… Наверное, тут где-то ферма неподалеку.
Гермиона вылезла из дома на колесах и, заслоняя ладонью глаза от солнца, огляделась.
– Клык! – тоже крикнула она. – Клык, Клык, ко мне!
В окне показалось заспанное лицо Гарри.
– Что случилось? – спросил он, надевая очки.
– Клык опять убежал, – вздохнул Хагрид. – Слушайте, вы тут посидите, позавтракайте, а я пока пойду поищу его. А то мало ли что: вдруг в какую яму свалился и не может выбраться. Тут полно этого дерьма.
– Погоди, я с тобой, – сказал Гарри. – Сейчас, только кроссовки надену.
Хагрид с сомнением оглянулся на дом на колесах.
– А кто будет Клювокрыла охранять?
– А мы Рона разбудим, – придумала Гермиона. – Всё равно ему с его свежей татуировкой лучше в доме сидеть – он вчера всю ночь на нее жаловался, пока не заснул.
– Так он не на боль жаловался, а на то, что Гарри прибил Принца до того, как тот закончил татуху, – хохотнул Хагрид.
На ступенях дома на колесах появился раскрасневшийся со сна Рон.
– Дурацкая тату, – сходу начал он. – Никто не подумает, что это половина от паука! Все решат, что это какой-то таракан, – позевывая, Рон отогнул бинт и с видом тяжелораненого стал рассматривать неудавшуюся татуировку. – Точно, таракан, – констатировал он трагично.
– Ничего, таракан тоже хорошая животина, – утешил его Хагрид. – Всё время бегает, копошится, пропитание себе добывает – вот прямо как мы с вами. Слушай, – он задрал футболку и почесал пузо. – Мы сейчас прошвырнемся тут недалеко, Клыка поищем, а ты за Клювокрылом последи. Вон, возьми Принцеву винтовку.
Рон еще раз простонал «Таракан!», но Хагрида послушался и полез за винтовкой.
Вправо от шоссе уводила грунтовая дорожка. Она тянулась, почти незаметная из-за высокой желтой травы, и примерно через четверть мили уходила вниз, к большому, выжженному солнцем дочерна пустырю. Посреди него белел одинокий фермерский дом; поодаль виднелось скопище сараюшек и силосная башня, возле которой вертелась паршивая седовато-черная собачка-обормотка. Заметив Хагрида, Гарри и Гермиону, она приветливо затявкала и побежала к ним, будто к давним знакомым.
– Ага, а вот и новая подружка нашего Клыка, – сказал Хагрид, рассматривая собачонку, которая юлила и виляла хвостом, подскакивая то к Гарри, то к Гермионе, то к Хагриду. – Что, сманила мужика, а, красотка? Он у меня такой – миниатюрных любит. А я вот наоборот, – Хагрид расхохотался утробным смехом. – Ну, давай, веди нас к Клыку.
Собачонка с бессмысленной радостью тявкнула и, не прекращая вилять облезлым хвостом, побежала вперед – будто бы поняла, чего хотел Хагрид. Добежав до силосной башни, она принялась лаять и подпрыгивать возле двери, закрытой на массивный висячий замок. Из-за двери послышался гулкий лай Клыка.
– Клык, приятель! – Хагрид подбежал к силосной башне и подергал дверь. – Как ты там очутился?
Он перевернул дробовик и уже начал сбивать замок прикладом, когда сзади раздался резкий мальчишеский голос:
– Что вы здесь забыли?
Хагрид, Гарри и Гермиона оглянулись; Хагрид вскинул дробовик. Из-за сараюшек появился белобрысый прыщавый юнец с острым, каким-то крысиным лицом и колкими серыми глазами. Завидев его, собачонка, завиляв хвостом, подбежала и подхалимски завертелась у его ног. Тот пнул ее – собачонка пронзительно завизжала и отбежала за сараюшку, продолжая оттуда повизгивать.
Хагрид возмутился.
– Эй, ты что творишь, гаденыш?! – он схватил юнца за грудки и пару раз встряхнул. – Какого хрена зверюгу обижаешь?! – Хагрид оглянулся на силосную башню, из которой всё еще доносился лай Клыка, и догадался: – Это ты, говнюк, моего пса запер? А ну живо открывай дверь!
– Ваша псина укусила меня за руку! Я чуть без руки не остался! – выкрикнул белобрысый, как только Хагрид отпустил его. Отбежав на порядочное расстояние, юнец заявил оттуда с вызовом: – Мой отец узнает об этом!
Хагрид нахмурился.
– Да вроде не водится за Клыком такой привычки – кусать людей ни за что ни про что, – пробормотал он. – Ладно, пацан, неси ключ от башни, и мы уйдем.
С опаской оглядываясь на дробовик, белобрысый убежал куда-то за сарайчики и через минуту вернулся вместе с длинноволосым бледным человеком, таким же белобрысым, как и он сам, – должно быть, его отцом. Тот обвел чужаков неприязненным взглядом. В подбородок длинноволосому упирался замызганный шейный корсет, из-за чего он смотрел на всех сверху вниз – это придавало ему необычный для фермера надменный вид.
– Что здесь происходит? – произнес он, вперившись в дробовик Хагрида, – глаза у длинноволосого были серыми, как и у юнца, но не колкими, а водянистыми, с припухшими красноватыми веками.
– Они напали на меня, сэр! – взвизгнул юнец.
– Ничего мы не нападали, – прогудел Хагрид. – Я просто хочу забрать своего пса. Откройте башню – и дело с концом.
Пропитое лицо длинноволосого приобрело еще более неприязненное выражение.
– Вы, городские, вечно заявляетесь и начинаете командовать, – выплюнул он, скривив губы точь-в-точь, как до того – его сын. – Думаете, вы самые умные, да? От таких городских умников всё зло – недаром Господь обрушил свой гнев на большие города. Мы здесь смогли сохранить чистоту крови, а вы явились со своей городской заразой и еще смеете указывать, что мне делать на моей же собственной земле! – он выразительно ткнул топором в сторону Хагрида, Гарри и Гермионы.