Я отговорился тем, что не могу оставить людей просто так. Но продолжать рассыпаться прахом они будут прекрасно как со мной, так и без меня. Я не могу принести им ни малейшей пользы своим существованием, тогда как мое отсутствие будет хоть чем-то. Я повернулся, поднял голову, и увидел невдалеке нежный переливающийся шпиль Дома Опала. Потом мысленно представил себя. Уже почти час я брожу никем не узнанный. Моя одежда годится как для прогулок по подворотням, так и для дальней дороги. Все, что может удостоверить мою личность, это перстень с печаткой, и прикрытый черным плащом Ринальдин, с которым я умру, а не расстанусь. Может ли выдаться случай лучше?
Я почти бессознательно сделал первый шаг, потом ухмыльнулся, и легко зашагал по выщербленной мостовой, скользко то нырявшей вниз, то взмывающей вверх по бесчисленным холмам. Почему бы не позволить себе раз в жизни потерять голову? Нельзя так много рассуждать, бегая сужающимися кругами. Вокруг мертвой точки.
По дороге я обдумывал письмо к Сардеру, моему коменданту. Чем дальше, тем больше мне нравилась эта идея. Сардер всегда заслуживал доверия. Вот ему и случай проявиться. Немногим старше меня, он мой дальний родственник. В нем течет кровь принцев. Но изрядно разбавленная — при всех своих достоинствах, он не из тех, кто видит цветные сны, а среди посвященных — это главный критерий избранности, как повелось исстари. Во всем же другом, жизнелюбивый, сильный, бесстрашный, он был мне почти старшим братом. Если бы не Сардер, Дом Хрусталя мог бы рухнуть целиком во времена Мора. В первую очередь эпидемия поразила именно нас. Этим могли бы воспользоваться другие Дома, но не успели. Сперва им помешал Сардер, я был еще слишком беспомощен и растерян неожиданно свалившимся бременем власти. А потом беда настигла и их, и все мы вновь оказались в равном положении. Сардер вполне может обойтись несколько дней без моей священной персоны.
Я так увлекся, что вовсе перестал оглядываться. Фатальная ошибка для кого угодно, не только для принца, о чем я забыл. Ведь когда я выходил на прогулки прежде, то старался ни о чем не думать, и всегда успевал вовремя заметить опасность. А тут я отвлекся. Я и сам не понимал, до каких глубин души меня задели слова принцессы Опала, что заставили на какое-то время почувствовать себя настолько живым и беспечно упустить из виду, что этой жизни может что-то угрожать. Темные часы, темный переулок… и какая-то темная змея, упруго и ловко подсекшая мои ноги. Вне себя от изумления, я грянулся о мостовую, не успев ничего сообразить, и лишь здорово ударившись, подумал о том, что тишина должна была настроить меня на подозрительный лад. Не сейчас уже, конечно, когда из тени повыскакивали люди, похожие на живые сгустки черной ночи, и мгновенно пригвоздили меня к земле, чем-то вроде рогатин зацепив по бокам мой плащ, а еще одну весьма неприятным образом уткнув между лопаток. «Идиотизм» — подумал я, и, с некоторым усилием, все-таки вывернулся и вскочил, изорвав плащ в клочья.
— Да этот хмырь в кольчуге! — огорчился кто-то.
— И не только! — процедил я злобно, слегка распутавшись в лохмотьях и выдергивая из ножен Ринальдин. Разбойники попятились. Меч сиял в темноте холодным тусклым светом и казалось, по клинку бегут волны бледного пламени.
— Большая шишка, мать его… — пробормотал второй. Третий хихикнул.
— Эй, мужик, а могешь ты превратиться в красивый камушек для моей милки?
— Если ей очень повезет, она найдет тут целых три кучки щебня, — пообещал я зловеще.
— Сматываемся, — твердо сказал второй, и слова его не разошлись с делом. Троица шустро исчезла. Преследовать я никого не стал. Слишком маловероятно, что они знают эти закоулки хуже меня. Но пряча меч в ножны, я испытывал не досаду и злобу из-за этого мимолетного инцидента, а странное легкомыслие. Никуда не годится подвергать себя столь низкому риску, да и оказаться вывалянным в пыли — не верх мечтаний принца. И боль в спине раздражала. И все-таки, это настолько неожиданно избавило меня от дурных мыслей и сомнений, что… Я весело расхохотался и отправился в дальнейший путь чувствуя себя еще более ожившим, упругим шагом, зорко поглядывая по сторонам, и напрасно стараясь по дороге отряхнуться поприличней.
Гвардия Дома Опала узнала меня, хотя мой непривычный вид несколько шокировал стражей. Они тут же согласились доложить обо мне своей повелительнице, предложив подождать немного в караульном помещении, явно не в силах представить себе цели моего визита. Возможно, они подумали о какой-нибудь новой эпидемии, начинающейся с такого симптома как потеря рассудка, и так и сверлили меня удивленно-любопытными взглядами, когда думали, что я на них не смотрю, но очень уж воровато отводили взгляды, когда я оборачивался. Фаенна прибежала лично. Причем, именно прибежала, вприпрыжку, удивленная и обрадованная.
— Морион! Это правда ты? Небеса, ты едва на себя похож! — Она героически сдержала смех. — Пойдем со мной. Я никак не ожидала, что ты откликнешься так быстро! Перлионт, — окликнула она капитана стражи, — прикажи своим людям держать рот на замке. Это весьма важное дело. И жди моих указаний. Ты мне скоро понадобишься. Морион, я думала, ты будешь раскачиваться полгода. Это так на тебя не похоже. Ты всегда такой благоразумный.
— Угу, — пробурчал я неуверенно, вспоминая недавний эпизод. — Надеюсь, ты не воспользуешься моим легкомыслием, чтобы завладеть Хрустальной частью Города?
Фаенна звонко рассмеялась, даже не подумав, что я шучу лишь наполовину.
— Морион, не дай бы никому Небеса попасть на твой злой язык, если бы на самом деле у тебя не было доброе сердце.
Она выбила этими словами все оставшееся оружие из моих рук, и я покорно последовал за нею. Ох, женщины, а особенно принцессы… Что мы против них?
В Доме Опала, как и в любом другом уважающем себя дворце было множество тайных ходов. По ним-то Фаенна и привела меня в комнату, которой я прежде никогда не видел — что-то из ее жилых покоев, куда обычных гостей не допускают.
— Ты кружишь мне голову, — сказал я. — Или собираешься меня убить, чтобы я никому не рассказал о том, где был, и что видел. — Ничего особенного я не видел. Но тайные ходы и личные покои — всегда табу для посторонних. Фаенна, нахмурив безупречные брови, покачала головой.
— Это не забавно, принц Хрусталя, — изрекла она. — Просто я тебе доверяю.
— Что ж, я тебе тоже.
Она как-то печально кивнула.
— Да. Иначе бы не пришел. Жаль, что столетия предательств научили нас тому, что доверять любому из другого Дома то же самое, что положить голову в пасть зверя. Я понимаю твои сомнения — ты пришел сюда один и тайно, и случись что, никто не узнает, где искать концы. Но мы ведь не таковы, как наши предки, не правда ли? Мы слишком молоды, и нам хочется все изменить. По крайней мере, мне.
— И мне тоже, Фаенна.
Она тонко улыбнулась, сказав с легким озорством:
— К тому же, ты просто нужен мне. Никто, кроме другого принца, не в состоянии оценить и понять то, что я хочу тебе показать. Прости, сейчас я не могу точно сказать, что именно, чтобы ты не судил предвзято. Она сказала, во мне слишком мало крови Альтерна, чтобы ее разбудить.
— Она? — переспросил я, приподнимая бровь.
— Да, уверяю, в ней нет ничего опасного, — небрежно, слишком небрежно сказала принцесса.
Я немного посмотрел на нее, но Фаенна не собиралась ничего объяснять. Только ответила таким же выжидающим взглядом.
— Значит, ты готов отправиться прямо сейчас. Пожалуй, ты прав. В том, чтобы оставить свое исчезновение в тайне, есть свой смысл. Прежде чем наш враг сориентируется, кем бы он ни был, мы вернемся, так и не дав ему времени на раздумье. Кого ты предупредил?
— Пока еще никого.
Глаза принцессы расширились. Ее прекрасным глазам никак не подходило слово «вытаращились».
— В самом деле?
— Я ведь не знал, как ты отреагируешь на мой фокус, — уклонился я от истинного ответа. — Если позволишь, я хотел бы от тебя написать письмо Сардеру, уже окончательно прояснив, что же именно мне ему написать, и стоит ли писать вообще, или сегодня придется еще вернуться. Это было… — я задумчиво потрепал разорванный край плаща, — своего рода испытание. По-моему, никто меня не узнал.
— Отличная идея. Только ты несколько переборщил. Зачем было еще и резать одежду? Что ты смеешься?
— Это не я. Самые настоящие разбойники в подворотне. Что может быть естественней настоящей драки в канаве, чтобы проверить свои реальные силы?
— Ты шутишь?
— Ни капли!
— Хорошо. Я тоже. Тогда, чем неожиданней и скорее мы уедем, тем скорее вернемся. Выедем сегодня же ночью.
Написав письмо, я поколебался, и вложил в конверт свой перстень. С его помощью Сардер получит больше власти, если о моем отсутствии станет известно, или если оно затянется, или… неважно.
Тайные ходы и выходы, никаких пока приключений. Еще до призрачного рассвета мы с Фаенной выбрались из Города неузнанными, пересекли всю населенную зону — быстро, всего лишь к концу третьего дня, оказавшись в пустошах на границе диких земель, где жизнь обретает странные формы, сходя с ума, прежде чем исчезнуть — за широкой полосой безумия не живет уже никто и ничто.
Кажется, еще на моей памяти эта граница была в четырех днях пути. А может, я просто был слишком мал, и это расстояние не казалось мне таким ничтожным.
3
— Кажется, ты говорила, что это находится в трех днях пути.
Но если считать тот день, что мы выехали, а ведь выехали мы на рассвете, был на исходе уже четвертый.
— Это не совсем так, — спокойно ответила Фаенна. — Три дня пути — это предел, который теперь люди могут себе представить. Ты согласился поехать со мной на край света. Но нам нужно проехать еще день, через пустоши и дикие земли.
Я остановил коня и пристально посмотрел на нее. Она ответила прямым открытым взглядом. Но она ведь только что призналась, что обманула меня, чтобы заманить сюда.
— Ты боялась, что мое «благоразумие» не позволит мне уехать с тобой, если ты скажешь мне правду?
— Да. — И снова прямой и ясный ответ.
— Сколько всего ты мне не сказала? Я поверил тебе. И даже ни о чем не спрашивал. Как ты и просила.
Она продолжала спокойно смотреть на меня.
— Ты же знал, что так будет. Ты был к этому готов.
— Возможно. Ты истинная принцесса Опала. Ты тоже умеешь лгать тому, кто готов тебе довериться.
Фаенна наконец отвела взгляд и посмотрела куда-то вдаль.
— Ты вовсе не был готов довериться мне, Морион. Но ты в таком же тупике, как и я, и как все мы. И хочешь найти из него выход. Этого же хочу и я.
Странные серебристые и черные вихри на горизонте корчились в бесшумной агонии, создавая Фаенне, этому изваянию из белого мрамора, причудливый гротескный фон. Я медленно кивнул.
— Расчет был верный. На то, что после проделанного уже пути слишком поздно возвращаться. — И все-таки мне жаль, что ты не сказала мне этого раньше. Неужели и впрямь так боялась, что я поверну назад, едва ты скажешь мне правду? Если теперь это действительно правда. Но спрашивать я не буду. Довериться, это было мое решение, каким бы странным для нас оно ни было. И это мой выбор — пойти в нем до конца. — Может быть, ты была права. И я мог бы повернуть назад.
Может быть, это даже была не ложь.
Я спешился у сверкающего антрацитовыми гранями мертвого дерева, попинал его, чтобы убедиться в том, что камень достаточно прочен, и крепко привязал к нему поводья. Конь был не моим, и не слишком успел ко мне привязаться за последние дни, а в этих землях могло случиться что угодно, что могло спугнуть даже храброго и верного коня. Хаос владел этими землями. А теми, куда мы направлялись — в полной мере. Никто сюда никогда и не заезжал, если ему хватало на это ума. Об отъехавших за Город на три дня, говорили, что они герои, о тех, что отъезжали на четыре — слагали легенды, а скептики втихаря тех и других называли лжецами или покручивали пальцем у виска. Но это было по большей части слишком давно. Хотя, говорят, в незапамятные времена, смельчаки без проблем удалялись от Города и на целую неделю. Теперь же идея Фаенны кому угодно показалась бы дикой и безумной, или самоубийственной. Не будь мы так молоды, вряд ли мы сунулись бы сюда. Может быть, в глубине души, я просто мечтал о чем-то таком — из легенд. Когда-то нам пришлось повзрослеть слишком быстро, но бывает так приятно урвать у времени хоть кусок его незаконной добычи.
Каким образом оказалось, что так далеко могла заехать Фаенна? Далее чем в двух днях пути от Города, я бы охотиться не рискнул, по крайней мере, употреблять водящуюся здесь добычу в пищу. Может, оттого, что она женщина, ей бывает нужно порой подстегивать свою самоуверенность, доказывая себе самой, что она может быть лучше всех, и способна на то, на что никто уже, может быть, не способен, и значит — более чем достойна вынести бремя власти, легшее на ее плечи. И все-таки, тут было о чем призадуматься. Хотя наш путь был до сих пор относительно спокоен. Последние полдня мы ехали через мертвый каменный лес, и дорога была пока на удивление мирной, лишь несколько раз земля перед нами разверзалась трещинами, и лишь один раз из ямы выплеснулось нечто невообразимое с белесыми щупальцами, что мы быстро порубили в куски, и отправились дальше. Сверкающие молнии били на почтительном расстоянии, и приступы каменного града нас почти не задели. Звери обходили стороной, лишь какие-то маленькие черные лоскутки, шурша крыльями как трещотки, то и дело проносились у нас над головами. Фаенна посоветовала мне не обращать на них внимания.
Вот и сейчас парочка «лоскутков» беспокойно металась неподалеку, будто не выпуская нас из виду. Вскоре к ним присоединились еще несколько.
— Странно, — проговорил я задумчиво. — Легенды говорят о чудовищах и безумии самой земли, но здесь почти спокойно, только — очень мертво.
— Слишком мертво, — откликнулась Фаенна. — Слишком. Она, — эта загадочная «она» — Фаенна не называла ее иначе, и просила не спрашивать о ней, пока я сам ее не увижу, — говорит, что до Мора было иначе. Но теперь гибель грозит всему. Даже безумию. А может быть, уже слишком поздно.
Следующий «рассвет» ничем не отличался от ночи. Светлее не становилось. Царившие кругом тишина и неподвижность неожиданно испугали меня. Я взглянул на привязанных лошадей, и они показались мне окаменевшими мертвыми глыбами.
Вскочив, я подошел и положил ладони на их шеи. Ничего… и вдруг — толчок, другой, я ощутил их пульс, они вздохнули и зашевелились, но я не мог отделаться от чувства, что они ожили лишь когда я к ним прикоснулся. Здесь не стоит спать. Здесь можно заснуть и не проснуться.
— Фаенна! — позвал я, не в силах справиться тревогой. Она не пошевелилась и не ответила. — Фаенна!!!
— Что случилось? — спросила проснувшаяся Фаенна, когда я в панике наклонился над ней. — Ты выглядишь встревоженным.
— Уф… — я перевел дух и уселся на расстеленный плащ, меня охватила внезапная слабость. — Не спи. Тут опасно спать.
Она смотрела на меня удивленно.
— Ты же никогда не был здесь. Откуда ты можешь это знать?
— Оттуда же, откуда знаю о цвете. Я просто в этом уверен.
Фаенна, помолчав, кивнула.
— Она была права.
Я подавил вспышку гнева. Да кто же такая, наконец, эта «она»?
Мы подъезжали к странному месту. Это была заросшая черной ломкой травой равнина. Трава крошилась под ногами, и при этом извивалась и шевелилась. Вглядываясь в нее, я мог бы поклясться, что разглядел на некоторых травинках и на листьях глаза, они поворачивались, внимательно глядя нам вслед, и может быть, эта трава о чем-то думала, и посылала нам вслед свои «травяные» проклятия, если была способна чувствовать. Еще чувствующая что-то смерть. Это хуже обычной смерти. Посреди равнины возвышались кругом огромные валуны, напоминая некий необычный храм, угрожающий и величественный, хотя местами валуны покосились, а положенные на них плиты упали.
И тут я расслышал пение, которое принял сперва за гул ветра в камнях. Голос отдаленно напоминал женский, и пел что-то, не имевщее слов. Это действительно было похоже на вой ветра, унылый и тоскливый плач. Но здесь даже ветер мог быть живым. Или не живым, но чувствующим.