— Ты слишком сильно ударил его, ему надо отдохнуть.
Страж, не говоря ни слова, отдал пострадавшему бич. Затем все вернулись на свои места, надсмотрщик встал к рычагу. Новый стражник громко подал команду и щелкнул бичом, глыба приподнялась и передвинулась вперед. Когда сошли с пандуса на ровную дорогу, аборигены вновь затянули песню.
Владислав подошел к пострадавшему:
— Тебе было больно?
— Да, немного, — ответил тот, не оборачиваясь.
— А зачем он тебя ударил?
— Страх прибавляет сил.
— А теперь вы его наказали и заставили работать?
— Нет, наказали меня…
Владислав ничего не понял. Он давно уверился, что понять их логику пока невозможно. Он просто наблюдал и запоминал. Подобные случаи, как недавно происшедший, были далеко не первыми.
В это время новый стражник сам спросил его:
— В твоей душе печаль. У тебя беда?
— Да, беда, не ладится работа.
— Я понимаю тебя, работа — это много. Наверно, сломалась какая-нибудь из машин, которые заменяют вам ноги, руки и даже крылья?
— Нет, машины в порядке… Мы не можем найти причину, решить задачу…
— В чем эта задача?
— Тебе не понять, впрочем… В самом центре пустыни, куда не залетают даже птицы, есть озеро. Оно соленое, солонее океана. Мы хотим из его солей добыть металлы, чтобы построить маяк. Но мы не знаем, как оно произошло и сколько можно взять из него.
Стражник ответил после долгого раздумья:
— Тебе надо обратиться к жрецу пустыни, он должен знать…
Разговор можно было считать законченным, но Владислав решился спросить еще:
— Можно задать тебе плохой вопрос?
— Вопрос может не иметь смысла, — ответил абориген.
— Он не понравится тебе.
— Спрашивай…
— Почему вы к нам плохо относитесь? Почему не интересуетесь ни нами, ни нашими машинами, разве это вам безразлично?
Абориген молчал, будто не слышал вопроса, затем после долгой паузы ответил:
— То, что я скажу, может не понравиться тебе…
— Я не обижусь…
— Тогда слушай. Вы легкомудры и суетливы, вы вечно спешите. А знаете ли вы: куда? А машины… в них души меньше, чем в мертвом камне. И они не только служат вам, они еще и властвуют над вами, съедают ваши мысли и силы. Они плохие слуги.
— А скажи, — задал еще вопрос Владислав. — Не прилетали к вам на огненном корабле такие же как мы, может, другие, но тоже с машинами?
Абориген опять заговорил после долгой паузы:
— В древних легендах есть что-то о железных драконах, это все, что я знаю. Спроси у жрецов, они знают больше.
Владислав понял, что дальнейшие расспросы будут неуместны, он простился и побежал дальше.
Селение располагалось на берегу. Оно состояло из двух улиц, расположенных в виде буквы «т». Одна улица вдоль берега, другая перпендикулярно ей, вверх но покатому ложу сухого распадка. В конце этой улицы, как бы замыкая ее, находился главный храм. Он был виден с любой точки селения, и часть окон каждого дома была обязательно направлена в его сторону. Храм представлял собой огромное здание, сложенное из каменных монолитов, очень простое по форме, но строгих пропорций и идеальной симметрии. Приходя в поселок, Владислав всегда подолгу любовался им. Он садился на берегу и смотрел, смотрел подолгу и неотрывно. Постепенно ему представлялось: храм висит в воздухе, медленно разрастается и заслоняет собой весь горизонт. Он закрывал глаза и отгонял видение, чувствовал, что храмовая композиция обладает почти гипнотическим действием. После этого уходил, наперекор желанию смотреть еще и еще.
На этот раз направился к храму пустыни, тот располагался рядом с главным, слева, если смотреть от моря. Справа находился храм океана. Владислав бывал в каждом. Самым богатым был храм океана, не храм — а музей, разукрашенный драгоценными раковинами, кораллами, панцирями. Главный храм внутри был прост как и снаружи, здесь располагались скульптуры мужчины и женщины, фигуры были даны в движении. Если стоять в центре и по очереди смотреть на них, создавалась иллюзия танца. Внутри храма пустыни не было ничего, только плита в центре зала с надписью: «Мы искупим грехи и вернемся». Владислав как-то спросил, что это значит. Жрец отвечал пространно и непонятно. Владислав тогда лишь запомнил:
— …перешедший порог дозволенного совершает грех. Чтобы достичь порога, надо вложить много сил и разума. Но только великий разум может постичь будущее, и горе, если он не видит завтрашнего дня. — Голос жреца при этом был тих и скорбен.
На этот раз храм был пуст, ни жрецов, ни просто служителей. Владислав ждал долго. Наконец появился один и направился прямо к нему, видимо, пришел специально:
— Зачем ты здесь и кого ждешь, пришелец?
— Я хочу поговорить с главным жрецом, так мне посоветовали.
— Да, я знаю, но главный в саду на сборе семян и придет только поздним вечером. Готов ли ты ждать?
— Да…
На этом разговор окончился, служитель ушел. Владислав некоторое время посидел в раздумье, затем быстро поднялся и вышел наружу. Здесь он прежде всего вызвал корабль и передал, что задержится надолго. Дежурный отвечал неодобрительно, но запрещать не стал. После этого Владислав побежал догонять служителя. Поравнявшись, он сразу попросил разрешения идти вместе с тем в сад. Служитель не ответил. Владислав в недоумении приостановился, но затем вновь догнал и пошел следом. Служитель не обращал на него внимания.
Сад располагался на краю береговой зоны, рядом с песками. Деревья росли беспорядочно, на них висела масса желтых полупрозрачных овальных плодов. Владислав однажды пробовал такие, по вкусу они напоминали финики. Под каждым деревом стояли аборигены, стояли неподвижно, в напряженных позах, как будто чего-то ждали. Неожиданно то один, то другой стремительно бросались к плодам, а затем осторожно и бережно снимали их с ветви, потом быстро аккуратно укладывали в корзину. Владислав решил узнать, в чем дело, стал следить. Оказалось, что срывают те плоды, которые начинают мутнеть, терять прозрачность. Он тоже решил сорвать плод, долго ждал, затем, заметив, что один изнутри стал мутнеть, бросился к нему и тут же отдернул руку — плод ожег его. Владислав снова потянулся, теперь осторожно, а плод вдруг сам мягко упал в его руку. Владислав отнес его и бережно положил в корзину, так же, как делали аборигены.
Корзины затем относили на край сада и здесь высыпали плоды прямо на песок, тут образовалась уже целая полоса из небольших куч.
Сбор продолжался до самого вечера. Когда светило коснулось горизонта, все устремились к сваленным плодам и начали швырять их в сторону пустыни, в песок. Владислав кидал вместе со всеми, плоды теперь были твердыми как камни.
Когда от прежних куч не осталось следа, аборигены собрались в кружок.
— Нужен дождь, — сказал один из них.
— Нужен-нужен, — согласно закивали остальные.
— Иначе семена погибнут…
— Да, погибнут-погибнут, — подхватили окружающие.
— Надо вызвать дождь, готовы ли мы?
— Готовы, готовы…
— Нет ли среди нас больных или немощных, которым не под силу?
— Нет, нет…
Вопросы и ответы увлекли Владислава как молитва, он чувствовал, что, да, нужен дождь, и надо его вызвать, и он сам готов это делать. Очнулся от слов, обращенных к нему:
— Пришелец, оставь нас, предстоит трудное дело.
— А можно не уходить? — спросил он.
— Зачем отдавать силы на чуждое тебе?
— Я останусь…
— Пусть будет по-твоему, но если почувствуешь, что силы покидают тебя, ляг на песок.
Владислав переживал раздвоение: одна часть его сознания, даже не его, а общая всех присутствовавших, верила, что сейчас будет трудное дело и надо выдержать; другая, его личная, аналитическая, предполагала увидеть интересный обряд, скорее всего танец, и ждала этого с нетерпением.
Аборигены построились полукругом, один вышел вперед.
«Точно, — подумал Владислав, — танец».
Но произошло совершенно иное. Он почувствовал, что сливается воедино с остальными. А дальше аналитическая часть сознания отключилась, для нее не осталось места. Непонятная незримая сила скручивала мозг: дождь, дождь, дождь. Эта мысль стала единственной. Дождь! Ты будешь, ты должен, иначе не может быть, все наши силы — дождь!
Остатками самосознания Владислав понимал, что слабеет, что энергия, которую он отдает, огромна. Но эти же остатки самосознания твердили — держись, держись, держись.
В темнеющем небе появилось облачко, оно росло, затем подул ветер, облачко приблизилось, заняло почти весь небосвод, и пошел дождь. Крупные капли вначале зашуршали, а затем зашлепали по песку. Владислав ощутил облегчение и одновременно почувствовал, что не устоит на ногах, упадет. Его поддержали, хотя никто не коснулся его. Аборигены зашевелились.
— Слава животворному дождю, — сказал главный.
— Слава, слава, — как эхо подхватили остальные.
Медленно и будто неуверенно все двинулись в сад. Сознание возвращалось к Владиславу, он видел, что аборигены тоже еле стоят на ногах, что недавняя сила выкачала не только его. Но что она, откуда?
Подошли к деревьям, стали срывать оставшиеся плоды и сразу же съедать их. Ели с жадностью, торопливо, чавкали и брызгали соком. Владислав тоже хватал и проглатывал почти не жуя. Это было странно, аборигены в еде всегда были сдержанны. Но он чувствовал, что так надо, быстрее, быстрее. С каждым глотком импульсами возвращались силы. Наконец он почувствовал, что достаточно. Остальные тоже отошли от деревьев, собрались вместе и уселись кружком. В центр снова выступил старший.
— Мы отдали свои силы семенам, теперь они не пропадут даром.
— Да будет так! — сказали все хором и начали подниматься.
Затем они вытянулись гуськом и зашагали в сторону селения. Владислав пошел следом, он хотел спросить у ближайшего аборигена, кто главный жрец храма пустыни, но тот, опережая вопрос, сам повернулся к нему и сказал:
— Жреца дожидайся в храме, скоро…
Они стали расходиться по домам. Владислав остался один. Он поднялся по главной улице, дошел до храма, вошел внутрь. Здесь было совсем темно, но следом появился служитель и стал раскладывать светящиеся камешки. Владислав знал, что это морские животные: высушенные, они светятся, и довольно долго. Это был основной и единственный способ освещения на планете, огня аборигены не признавали, хотя и пользовались им для обжига керамики и выплавки металлов.
Храм осветился слабым голубоватым светом. Владислав оглядывался, ожидая прихода жреца, но не заметил, откуда тот вошел. В длинной обрядовой накидке, он приблизился к Владиславу и, глядя на него в упор своими круглыми глазами, спросил:
— Что хотел узнать ты, пришелец?
Владислав принялся объяснять, но тут ощутил, что жрец просто читает его мысли. Это было неприятно, как будто ты совсем голый и нечем прикрыться. Как только Владислав подумал об этом, жрец сказал:
— Прости, пришелец, что поступаю так. Я слишком устал, а слова долго передают мысль. Вот что я могу сказать тебе. Я знаю тайну озера, но открывать не стану. Ты можешь не поверить мне. Открой ее сам, это не так сложно, надо просто заглянуть в прошлое. Осмыслить все, что ты здесь видел, и заглянуть в прошлое. Больше я ничего не скажу тебе… — Он оставил Владислава и исчез. Только теперь Владислав вспомнил, что этот же абориген руководил призывом дождя.
Владислав тоже вышел из храма, надо было возвращаться на корабль, но он почувствовал, что снова голоден. Спустился вниз, зашел в ближайший дом и попросил поесть. Хозяин принес плоскую раковину, в которой лежало высушенное мясо моллюска и несколько плодов, спросил:
— Я могу быть рядом или ты предпочитаешь есть в одиночестве?
— Мне все равно…
Владислав принялся за еду, он ел медленно, подолгу жевал кусочки терпкого мяса, откусывал кисловатые плоды. Хозяин сидел неподалеку и смотрел в сторону. Владислав доел почти все, оставив только по маленькому кусочку плода и мяса. Он знал, что, если съест все без остатка, ему принесут еще. Он поблагодарил, сложив по местному обычаю ладони крест-накрест, простился и вышел. Спустился вниз на берег, но, прежде чем покинуть селение, оглянулся на храмы. Каменная громада главного четко вырисовывалась на фоне фиолетового небосклона. Светло-серый, прямолинейный, он как будто стремился ввысь.
Владислав постоял несколько минут, затем повернулся и зашагал по прибрежному песку, немного погодя перешел на бег.
Похрустывал под ногами песок, на берег лениво наползали светящиеся волны, ярко горели звезды. Владислав думал:
«Мы только-только установили, что волевая психическая энергия имеет и физическое выражение. Правда, физический эквивалент ничтожен. Как же аборигены научились столь усиливать ее? А то, что они могут это, несомненно. И тайну озера они знают, хотя никогда не заходят в пустыню более нескольких километров. Кто помог им? Или помогал?»
Утром, после штатного осмотра аппаратуры, дежурные операторы прогуливались по берегу озера.
— Проклятая жара, — сказал старший, снимая шлем и вытирая пот с бритой головы, — скорей бы кончалась смена, на побережье все-таки лучше.
— Конечно, лучше, хотя, признаться, мне уже надоело и побережье, и планета, и эти безносые гуманоиды, из-за которых приходится работать по максимальной программе, — ответил напарник.
Они остановились. Было безветренно, в разогретых потоках воздуха горизонт был зыбок и непостоянен. Зеркальная гладь озера участками покрывалась пленкой соли, которая проступала матовыми пятнами, а затем тонула. Прибрежная полоса сверкала и переливалась режущими глаза бликами.
— А ведь есть в этой безжизненной дикости своя красота, — заметил старший. — Пойдем, однако, в бункер, время не для прогулок.
Они повернули и зашагали обратно. Под ногами хрустела соль, позади оставался легкий шлейф белесой пыли. Вдруг старший остановился:
— По-моему, смерч…
Они стали всматриваться в зыбкий горизонт. Красноватые округлые горы колебались в потоках раскаленного воздуха, разглядеть что-либо в этом мареве было трудно. Но вот обозначились две тонкие ниточки, которые тянулись вверх, через минуту они превратились в жгуты, а затем выросли в вихляющиеся столбы. Их число увеличивалось, они приближались. Зрелище гипнотизировало, люди стояли неподвижно.
Первым очнулся младший:
— Надо поторапливаться, — с тревогой сказал он, — смерч идет на нас.
Они двинулись быстрыми шагами, затем побежали. Когда приблизились к приземистому зданию насосной, налетевший порыв ветра поднял тучи пыли. Сразу потемнело, и в это же время родился звук. Вначале слабый, он нарастал, переходя в рев. Они заскочили внутрь, задраили бронированную дверь и расхохотались, взглянув друг на друга: одинаково белесые лица с запорошенными бровями и ресницами — пыль в считанные секунды облепила их потные физиономии. Смеяться долго не пришлось, соль начала есть глаза и кожу.
Они сменили одежду, вымылись и направились в контрольный комплекс. Здесь, бегло пробежав глазами, показания приборов, старший заметил:
— Возрастает мутность, видимо, придется останавливать насосы… Опять задержка! Почему на этой планете все против нас? А металла извлечено ничтожно мало.
В это время раздался зуммер аварийной связи. Запрашивала группа космохимиков, работавшая в районе озера:
— Шеф не у вас?
— Нет…
— Он не вернулся в бункер до начала урагана… Что делать?
— Ждать, когда кончится ураган… потом по аварийному расписанию общий поиск…
— Это мы знаем…
Связь отключилась. Повисла напряженная тишина, только снаружи доносился гул урагана, приглушенный метровыми стенами.
— Ну вот, дождались, — вздохнул старший, — поиск поиском, но без укрытия в таком аду не уцелеть… Ты его хорошо знаешь? Это тот самый чудак, который подружился с аборигенами и постоянно ходит к ним… Ходит… ходил…
Он слишком увлекся и поздно заметил приближение урагана. Работал в лихорадочном возбуждении, делал замеры, рисовал план, уже в который раз отбивал образцы. Сомнений не оставалось — перед ним был фундамент искусственного сооружения, и сооружения огромного. Его могли построить только странники.
Когда первый порыв ветра поднял пыль, он спохватился. Надо было срочно что-то предпринимать. Одноместный гравиплан, которым он пользовался, уже не поможет, его унесет как песчинку. Оставалось одно — закопаться в грунт и молить судьбу, чтобы столб смерча не задел этого места. Он начал копать углубление под одной из стен, грунт поддавался легко, но на глубине около метра пошел прочный камень, укрытие получалось слишком мелким. Он занервничал, но старался не поддаваться панике, еще несколько минут можно было работать. Ветер усиливался, потемнело от поднятой пыли, уже сдвинулись мелкие камешки и защелкали по комбинезону и маске. Отчаянным усилием он долбил с трудом поддающийся камень. И вдруг грунт просел, образовалась изрядная дыра, внизу была пустота. Он не удивился, только обрадовался. Быстро расширил отверстие и попытался рассмотреть, где дно подземной камеры. Оно было близко. Быстро пролез в дыру и спустился вниз. Следом за ним посыпались песок и камни, ураган набирал силу.