- Сначала, - сказал он, - мне всё это быстро надоело . Я был молодой, горячий. Душа рвалась к подвигам во Христе и эти злосчастные корзины представлялись лишь ненужным досадным препятствием. Я пошёл к своему старцу и рассказал ему об этом. Он меня утешил и ласково сказал: - Вспомни о своих первых изделиях. Как грубы и некрасивы они были, но сколько счастья и гордости испытывал ты за них. Сейчас твои изделия прочны и красивы, но душа твоя пуста и равнодушна к ним. Изменился лишь ты и твоё отношение к ним. Плети каждую корзину, как свой первый и мот быть самый последний , свой самый главный в жизни предмет , выработай в себе уважение и ответственность к любой вещи , создаваемому тобою, также, как и к любому своему поступку. За всё сделанное тобою не должно быть стыдно или неудобно. Пройдёт время и через 20 лет кто-то скажет – человека уже нет, а корзина его всё ещё жива, вот делали люди! Правда, - улыбнулся старец, - это лишь часть того, что я могу тебе сказать, остальное , не менее важное, ты поймёшь позже сам…
- И что же это? – заинтригованно спросил я.
- Постепенно начинаешь понимать, что труд важен и самоценен сам по себе. Трудом ты выказываешь уважение к себе и окружающим. Однако, с годами вместо мальчишеского – вот каков я, приходит понимание, что всё это хвастовство и жалкие попытки поддержать своё шатающееся самомнение , причём, самым важным для нас является как мы выглядим при этом в глазах других со стороны… В общем, суета сует и ничего более… И лишь позднее понимаешь, что гораздо важнее жить для других, а не для самого себя, а как ты при этом выглядишь, по большому счёту, совершено не важно… Одним словом, возлюби ближнего как самого себя. Именно ближнего, а не себя в нём… Всё , Гавриил, очень просто… Люби других , только без самопринуждения, искренне и пусть у тебя не болит голова, любят они тебя или нет, это уж их забота, за это с них спросится, а чтобы тебе было легче , постарайся найти в каждом человеке что-то хорошее, привлекающее тебя. Нет совсем уж безнадёжных людей... И поверь, мало таких людей которые не любят, чтобы их любили. Мы позволяем всем это делать с большим удовольствием, нам нравятся такие люди, ну, и наше отношение к ним , какими бы свиньями мы не были, всё же соответствующее… Пойми, хорошее отношение к всякому другому существу, необходимый задаток, ведь ты его совершенно не знаешь и, может быть, даже в подмётки ему не годишься… Ладно, чего то меня засосало в утренние нотации, прости уж великодушно убогого… Давай , Гавриил, теперь посмотрим на мою проблему… - Фил сделал многозначительную паузу. – Возьми себе тоже омлет - всё равно никого нет , я заплачу, и садись рядом…
Гаврила озадаченно посмотрел на Фила и неуверенно сказал:
- Нам нельзя, мы же на работе! Да и едим мы позднее…
Филя загадочно улыбнулся: - Сейчас договорюсь насчёт тебя, а ты пока принеси ещё омлет. Кто тут у Вас администратор?
- Да, вот высокий такой рыжий парень в очках. Вован. – пролепетал Гаврила.
Фил жизнерадостно ринулся к рыжему и они о чём-то оживлённо заговорили. На лице Вована появилось удивлённо-озадаченное выражение . Они с Филом ещё немного поговорили и через минуту Вова обречённо замахал руками, подзывая Гаврилу.
- Гавр, сделай один омлет и посиди, пожалуйста, пять минут с этим уважаемым посетителем. – Вова с постной миной посмотрел на Фила. – Приятного Вам аппетита!
- И Вам спасибо за понимание! – Филя был сама любезность.
Через пару минут Гаврила уже сидел рядом с Филей, держа в руках коробочку с омлетом.
- Что Вы ему сказали? – на лице Гаврилы было написано неподдельное удивление. – Вован – гранит, за это его и держат.
- Ну, Гавриил, можешь выбирать из кучи вариантов. Например, я ему сказал, что ты решил податься в монастырь и спрашиваешь у меня совета, но я считаю, что тебе ещё слишком рано и ты пока можешь спокойно работать в этом замечательном заведении, или что ты принёс мне холодный омлет и я требую жалобную книгу и хочу написать в общество защиты прав потребителей, но могу отказаться от всего этого если ты принесёшь мне нормальный омлет, а сам съешь холодный… Устроит? А вообще, какое это Гавриил имеет значение… Мы же сейчас другим заняты…
И так , Гавриил, вставай на моё место… Раннее утро. Ты , скажем так, несколько голодный и ещё не совсем проснувшийся приходишь в Ваше замечательное заведение. Садишься за этот угловой столик у Ваших замечательных стёкол до пола. Днём здесь никто не задерживается. Место хуже нет – солнце печёт в полный рост и народ специально поближе проходит посмотреть на вид из окна, особенно дети. Но сейчас это самое лучшее время. Солнце только встаёт и этот громадный ярко-алый шар только начинает расставаться с горизонтом просыпающейся Москвы. Замечательная картина. Посетителей ещё нет и это редкое одиночество позволяет чувствовать себя творением Божьим, отдельно стоящим от этого удивительного мира. Невозможно описать это чувство. Не знаю, многие говорят, что именно в такие моменты в глупую голову приходят умные мысли . Не знаю, у меня их нет, но это удивительное состояние уютного одиночества неповторимо. ..
И вот , Гавриил, ты , как вестник замечательного, как я надеюсь, дня приносишь омлет. Маленькое солнышко этого дня в картонной коробке. И не так у важно, что всё , что есть в Вашем заведении круглой формы, а вот омлет почему-то вырезан квадратом, да ещё идеально приплюснут, словно CD-диск из коробки. По большому счёту это не так уж и важно. Новый день приносишь ты, мой дорогой Гавриил. Ты самое важное составляющее этого акта. Твоя понимающая улыбка и понимающее молчаливость с одной единственной фразой «Хорошего дня» будет той всеисчерпывающей точкой, даже восклицательным знаком в конце предложения «новый день наступил» и пониманием того, что он обязательно будет хорошим. И все эти несуразности квадратного омлета-солнца и даже его неразогретость не будут иметь никакого значения…
Гаврила молча сидел, подпирая голову рукой, на которой было татуировка «люби этот мир и меня в нём». Его глаза были несколько удивлённо расширены, на губах была еле заметная улыбка и ещё ему было по чему-то удивительно хорошо и спокойно…Они ещё долго говорили о чём-то важном и не очень, но ведь мы все не знаем какое, может быть одно единственное, слово может изменить нашу судьбу и когда оно будет сказано. А вокруг них, будто бы случайно, на разных столиках расположились другие сотрудники и уже не стесняясь слушали это удивительный разговор… Москва входила в новый день…
Глава 11. В которой Маня с Ваней наконец-таки добираются до Ваниного дома и в которой Маня повествует о трагической гибели своего друга кота Василия.
Всему на свете рано или поздно, но когда-нибудь приходит конец или, скажем так, наступает последняя рекламная пауза в нашем бесконечном и таинственном Пути… Вот и наши друзья, дорогой читатель, неумолимо приближались к конечной цели своего путешествия – Ваниному дому… Сложно себе представить, но вот едешь ты, едешь, а тут бац! Дорога упирается в монолитную стену, на которой кем-то очень добрым написано «КОНЕЦ ПУТИ». Как конец, какой конец, почему конец? Я ведь только, только разогнался… Так и жизнь наша , порою озадачивает внезапно возникшими тупиками, к которым мы с Вами, дорогой читатель ни капельки не готовы… Планируешь, планируешь, а тут раз и - человек предполагает, Господь располагает, впереди тупик и , слава Богу, если есть разворот в этом компактном тупичке и возможность продолжения движения… А порою думаешь, что вот доделаю всё это и можно спокойно помирать, так ведь нет, оказывается на деле, что всё это сплошное кокетство пред собою и совсем ты не готов к этому переходу в иное измерение и впереди планов громадьё… Так что, наверное, Слава Богу, что есть где и кому там , наверху, за нас решать, кому пора, когда и куда … Ну, да это так, отступление от текста, должны же и у нас с Вами, милейший читатель, быть небольшие передышки…
И так, Маня и Ваня благополучно въехали во двор старого кирпичного дома на славной улице Новогиреевской, что удивительным образом втиснулась между двумя Владимирскими улицами Второй и Третьей, отходящими от бывшего Владимирского тракта. Маня, взглянув на кирпичное творение сталинских времён, ехидно произнёс: - У тебя Ваня, даже дом загнулся!
- И отчего же такие выводы? – несколько раздражённо спросил Иван.
- Да смотри , все окружающие дома прямые, а вот этот твой буквой «Г»…. Скрючила его бедолагу жизнь и проживающие жильцы, - ехидно отвечал кот.
- Противное ты однако существо, Маня. - ответствовал Ваня. - Это же эксклюзив. Единственный дом здесь буквой «Г» , да ещё и с эркером. Зелень имеется, тополя… А на углу – сирень, знаешь , как цветёт… А вообще, чем дольше живёшь на одном месте, тем больше привыкаешь к нему, как к человеку. Перестаёшь замечать недостатки, прикипаешь душёй и сердцем… Наверное, так уж мы генетически устроены. Видать, для облегчения нашей нелёгкой жизни, создатель безгранично раздвинул границы нашей приспособляемости , ну, а если мы счастливы, то и вообще не замечаем окружающего, выпадая в другое измерение…
Парковка , как обычно, напоминала старую добрую игру «сокобан». Втиснув машину между такими же смирно стоявшими другими железными конями , Иван устало вылез из машины.
- Маня, вылезай! Только молча, не разговаривай, окружающей народ надо беречь от инсультов и инфарктов… А то говорящие коты…. - хмыкнул Иван, открывая перед Маней двери автомобиля.
Подъезд радовал обилием разнообразных букв русско-английского алфавита на стенах, изысканно выложенных в десяток нецензурных слов в обрамлении имён проживающих и, видимо, их знакомых.
- Радостно осознавать, что о тебе помнят, - ехидно произнёс Маня, неторопливо плетясь вслед за Иваном. – Сколько столетий проходит, а графоманские инстинкты людей писать гадости о ближних неистребимы. А потом археологи чешут головы, что бы это значило… Впрочем, всё уравновешено…. Сегодня - я люблю такого или такую , а завтра - такой или такая … половой орган… Процесс познания в действии… До чего же Вы, люди, изобретательны….
Ваня окинул взглядом лестничную стену плача и весело заметил:
- Ну, зачем так однобоко? Вот тут о жизни… - и он указал пальцем в огромную надпись над батареей «ЖИЗНЬ – ЖОПА!», причём ниже, мелкими буквами было добавлено, видимо, другим философом «полная»…. Они с Маней переглянулись и засмеялись…
- Должен тебя предупредить, - почему-то шёпотом сообщил Ваня, - У меня две кошки. Девочки. Британская короткошёрстная Мэрилин и скоттишфолд Жозефина.
Маня подобрался и с возмущением заявил:
- У тебя , Вань, совесть есть?! Что раньше нельзя было сказать? Сам небось перед тем, как идти к дамам в гости, прихорашиваешься? А раз кот, так можно всё пустить на самотёк?
Кот остановился и начал с деловым видом себя вылизывать.
- Так! Рекламная пауза! Красота требует жертв , мой юный друг! Со всех сторон…. Хотя, - философски заметил кот, - я, например, в любом виде несказанно красив и умён… Ну, что будущий счастливый обладатель метисов мейкунчиков, пошли что ли…
За металлической дверью уже сидели две дородные кошки, услышавшие , видимо, звук открываемой двери. Маня шустро скользнул между ваниных ног в квартиру и мурлыкающая троица скрылась в одной из комнат под кроватью. Ваня понял, что общение с Маней откладывается на неопределённое время и, вздохнув, принялся раздеваться…
Дома стояла непривычная тишина. Жена была на работе, на сутках. Два любимых чада погрызывали гранит науки – одна в институте, другой в школе. По окнам хлёстко застучал дождь….
- Вовремя успели, - подумал Ваня, задумчиво рассматривая извилистые змейки дождя на стёклах. Дождь , как и всё в этом мире дуалистичен. Он необыкновенно прекрасен, когда лежишь под тёплым одеялом ,уютно свернувшись калачиком, и досматриваешь сто двадцать второй сон или, когда он причудливо расщепляет радугу над головой на всю немыслимую цветовую палитру, в одно мгновение преображая унылый серый день. И он ужасно противен, когда ты мокрый и продрогший уныло бредёшь по колено в грязи по просёлочной дороге с пудовой корзиной собранных грибов, этим немым памятником собственной жадности… Наверное, правы англичане – нет плохой погоды, есть плохая одежда, ведь из отстранённого далёка всё выглядит иначе. Собственные мучения становятся по-кинематографически эффектны и порою даже забавны. Великая вещь самое главное изобретение человечества – стекло . Стекло очков, оконное стекло, стекло иллюминатора, стекло экрана телевизора. Опосредованное участие щадит легко ранимые органы чувств, давая волю игре собственного воображения – безболезненному, безопасному эрзацу суррогатной жизни, волшебному конструктору грёз, где возможен обратный ход и параллельное развитие иных сюжетов, где возможно абсолютно всё и твои решения не так однозначно зависимы от последующего неизменного будущего; где нет главного – уходящего в неизвестность времени, этого вечного нашего судьи и палача… Дистанция – главное слово нашего времени… Мы вроде бы и рядом, и вроде бы далеко…Мы стали реже встречаться…. Мы отвыкаем от живого общения. Между нами возникли разнообразные посредники – телефонные и видеозвонки, СМС-ки, форумы и чаты… Удобнее позвонить, чем встретиться. Написать СМС-ку «прости», несравненно легче, чем произнести это глядя в глаза, тем более, что лукавство и обман не видны… Мнимое удобство заменяет главное – непосредственный контакт, отдаляя нас всё более и более друг от друга. Мы стали меньше разговаривать и если так дальше пойдёт, то наша речь благополучно уйдёт в разряд прошлого….
Ваня вздохнул…. Холодильник был несколько пустоват. Способности по переработке продуктов в семье были на высоком уровне. У горожанина ведь всего две радости – покупка и поедание продуктов, причём процесс покупки зачастую более радостен, судя по количеству выброшенного в контейнеры. Достав себе несколько мандаринов и коробочку с йогуртом, Ваня вдруг задумался, что же будет есть Маня. Впрочем, виновник тяжких раздумий не заставил себя долго ждать. Мяуканье в конце коридора преобразовалось в гордо шествующего Маню позади которого , этакой потрёпанной эскадрильей, плелись озадаченные кошки.
- А у тебя девочки ничего, - заявил пушистый нахал, залезая на стул. – Девчата, Вы можете быть свободны.
Он что-то мяукнул и Ваня с удивлением увидел, как Мэрлин с Жозей резво исчезли из поля зрения. На губах так и вертелась ехидное «что кушать изволите, Ваше Высочество», впрочем, Маня сам озвучил своё меню.
- В еде я , Ваня, непривередлив, что сам ешь, то и я буду. Ну, что стоишь, открывай закрома Родины!
Как уже отмечалось выше, в закромах было сиро и пустынно… Критически оглядев содержимое холодильника, Маня философски заметил:
- Вот жрут-то некоторые… Ничего бедным животным не остаётся… - и он притворно вздохнул.- Впрочем, можешь почистить мне мандаринку, - добавил он с удовольствием наблюдая за отвисшей челюстью Ивана.
Как известно, ничто так не сближает людей, как совместная еда. Видимо, кусок жареной ляжки динозавра, разделенный с сотрапезником, отложился у человека на генетическом уровне и напоминает об этом до сих пор. Сытый человек добрее и гуманнее к окружающим, не суетится , миролюбиво поглаживая свой увеличившийся в размерах живот, и не склонен к совершению каких-либо действий, а ведь замечено, что человечество в основном занято исправлением собственных ошибок, которые с горяча насозидало… Правда, тут тема довольно деликатная, ведь также давно отмечено, что хороший кусок в компании всякой сволочи и в рот не лезет. Так что, старик Дарвин и тут отметился – естественный отбор, однако…