Больно схватив преступницу, то есть меня, за руки, одетая в кольчугу и легкие шлемы стража попыталась применить силу.
– Ей надо помочь! Дайте мне помочь ей! – упиралась я, хотя прекрасно понимала, что помочь могу только с выбором куста, под которым можно прикопать хладное тельце.
– Ты уже помогла ей, дрянь паршивая! Убила нашу Княжну! – одним рывком поставив меня на ноги, злобно выругался стражник и потащил по темному переулку, а оставшиеся, аккуратно подняв женщину, понесли ее в другую сторону.
В моей руке болтался компромат – окровавленный медальон. Еще чего недоброго решат, что ради него я душегубство и затеяла. Выкинуть как-то не решилась, все-таки умирающая очень просила его беречь, правда, зачем, от кого и для кого сообщить не удосужилась. Дернувшись, я надела камень на шею и, заявив, что сама могу идти, упала в обморок, подобно фее, от истощения как физического, так и магического.
Вот оно – место для ночлега: три стены, решетка, потолок – все не на улице бока морозить. Дармовые апартаменты заслужить оказалось проще простого, прихлопнул княжну – и ты почетный гость сих дивных мест. Очнулась я рано утром на холодном полу тюремной камеры в которой, судя по пыльной средневековой обстановке, я первый за долгие годы, или вообще первый и почетный посетитель. Гм, задержанный… или уже обвиняемый и осужденный. Кто знает этих вампиров. Зато материала для курсовой набрала уже столько, и такого разнообразного, что любой доктор и профессор обзавидуются. Интересно, если все так плохо с аппаратом принуждения, то где ж те бандиты наколочками обзавелись? Прийти к блестящим выводам мне не дало острое чувство наполненности. Словно я воздушный шарик, который надули до предела и он вот-вот лопнет, если продолжить дуть. Оказалось, что я проснулась с полным объемом магических сил – впервые так быстро восстановилась, наверное, от хорошего сна в прекрасном месте. Горькой ложкой дегтя был противный вкус золотой пыльцы феи во рту, которая, попискивая, была придавлена к полу моим телом. Приподнявшись, чтобы она могла выбраться, я снова рухнула на хладные камни, не желая и руки больше поднять.
– Хорош валяться, пневмонию заработаешь! Нужно как-то отсюда выбираться. Я не хочу умирать, я еще так молода!
– Ну да, не-то, что я…. Не ссы! Фей не вешают, не сажают и головы с плеч им не снимают!
– А ты откуда знаешь?!
– Ноксальная ответственность! – со знанием дела, я прощебетала успокоительные для феи слова, – за тебя, как за раба и домашнее животное, отвечаю я.
– Ты сравнила меня с домашним животным? Меня? Благородную фею из благородного рода с животным? Я, меж прочим, не последняя в списке разумных рас! Не стыдно?
– Не-а, – без тени лжи, протянула я, впитывая телом пыль и прохладу тюремного пола. Эх. А наставнику обещала, что все будет хорошо, что будет мной гордиться,… уныло подумала я, занимаясь со скуки самобичеванием.
Где-то сверху (ну да, я ведь лежала), загремела железная решетка, скрежетнул ключ в замке и я поздоровалась с чьими-то хорошо начищенными ботинками из приятно пахнущей кожи теленка. Вандалы! Эти аристократические символы душегубства весьма неуместно смотрелись в моей скромной келье, в коей я должна была обдумывать свое скверное поведение.
– Здрасьте, господа ботиночки.
– Здрасьте, госпожа преступница, – как-то не приветливо поздоровались ботиночки, а вскоре и голова показалась, только вниз головой… гм, лицом… в общем, вампир нагнулся, чтобы заглянуть в наглые глаза убийцы невесты самого Князя. Что-то лицо показалось подозрительно знакомым.
– Ты? – снова завопили мы в один голос. Вампир выпрямился, а я, как цапнутая раком, вскочила на ноги.
– Ты в курсе, что ты самый встречаемый вампир во всем Горлене?
– Так ты для этого явилась в долину? – на меня холодно уставились два черных глаза, в которых искрился весь мировой гнев и вся ненависть, которую только можно опрокинуть на убийцу жутко важной персоны. Нос, губы, брови и прочие части лица по силе свирепости не уступали глазам.
– Чтобы натыкаться на тебя? – попыталась съязвить я, но поняла, что это было не к месту, – Вален, да я понятия не имела, что она была этой самой невестой.
– То есть, зная, что она Княжна – убивать бы не стала? На такие заработки ты сюда явилась?
Грубый, гортанный изменившийся голос вампира возбудил в моем теле легкую волну холодка, которая мурашками пробежала по затылку, но, быстро стряхнув с себя провалившуюся попытку магнетизма, я отвесила вампиру оплеуху и получила ответную, от которой рухнула на холодный пол. На губах почувствовался солоноватый привкус крови.
– Как ты смеешь! – возмутилась фея, не боящаяся оплеух, – она всеми силами, рискуя здоровью и жизнью, вырвала вашу невесту из лап двух разбойников-вампиров! Спасти ее старалась! А ты смеешь руку на девушку поднимать, да ты хоть знаешь, кто она? Это же скандал междуна…
– Аличка, довольно, – резко оборвала я, не в меру разговорчивую фею. Все поняв, Аличка успокоилась, а я поднялась и гордо вскинула голову, прекрасно помня, что эту тайну обязана хранить даже ценой собственной жизни.
– Ты сразу мне не понравилась, не нужно было пускать тебя в долину, даже не смотря на просьбы…
– Тебе-то что за дело? Я сюда не тебе нравиться приехала, – откровенно хамила я, сверля взглядом вампира, – убирайся с моей территории. Это место для убийц, воров и насильников! Впрочем, ты уже показал, что способен на насилие, – я облизнула зудевшую рану на губе.
Вален, пропустив слова феи и мои мимо ушей и ни разу не поменяв выражение лица, объявил:
– Через час состоится суд. Если есть свидетели, можем вызвать, если есть родственники – пошлем похоронку, а также счет на услуги палача и послание похоронки.
– Вызовите ее сестру, – попросила фея, – сестру умершей.
– Аличка, – не поднимая взгляда, остановила я, – ты не понимаешь, что независимо от того, спасала я ее или убивала, мне уже вынесли смертный приговор?
Через час я сидела в зале суда, закованная в цепи и прикованная к лавке, как какой-то буйный и конченый ублюдок, вырезавший подчистую целую группу детей в садике во время тихого часа. К счастью, меня не мучило жгучее чувство несправедливости судьбы, ведь в судьбу я не верила, а слова «если бы я прошла мимо…» в голову не лезли. Я бы не смогла пройти мимо. И, если бы даже знала, что все закончится именно так, все равно бы свернула и попробовала бы спасти княжну. Кстати, а какого лешего она одна бродила в потемках? Еще тот вопрос! Неудивительно, что ее пристукнули по-тихому… хотя нет, по-тихому как раз-таки не получилось.
Зал суда кишмя кишел вампирскими отпрысками, глядевшими на меня таким же уничижающим взглядом, каким я смотрела на подкосившийся подо мной табурет, ставший виновником моей новой прически. Будто я собственноручно (образно выражаясь) всем нагадила в душу. Причем делала это методично, с большим усердием и улыбкой от уха до уха. Больше всего в этой ситуации было жалко Графа. Пропадет же скотина без меня…
– Всем встать! Обвинительный процесс по делу гражданки Раэль Яан ви Т…
Какого черта? Откуда они знают мое полное имя?
– …ется открытым, – удар молотка, судья присаживается, смеряет меня уничтожающим взглядом, от которого должно бросить в пот, а бедная совесть обязана вгрызться в меня клыками, оставив умирать в страшных муках. Почему-то этого не произошло. Совесть глубоко спала лет восемнадцать, а пот от холода не выделялся. Хотя, зародилось подозрение, что они распознали во мне эльфа и сейчас вершится не правосудие, а жалкая и беспомощная месть за их же богомерзкие поступки тысячелетней давности. Глупая вражда, у которой истекли все сроки исковой давности и уголовной ответственности, все еще вклинивалась в отношения между нашими расами.
– Виновная, вам есть, что сказать? – вампир в возрасте скучающе уставился на меня, и, не дожидаясь ответа, продолжил, – хотя, низшим расам право слова законом не даровано.
Вот теперь бросило в пот. По залу прошелся липкий хохоток, а судья позволил себе выразиться в подобном стиле. В Эсаиле бы за подобное судье язык отрезали и скормили голодным гиенам! В правосудии вампиров я была жестоко разочарована. Наши арбитры выслушивают даже гоблинов и даже ради них готовы позвать шепот ветра, чтобы восстановить картину произошедшего. А тут…
– Обвинение…
– Сам ты низфая рафа! – бросила фея, сказавшая отчетливо даже при зажатом рукой рте.
– Простите? – грозно рявкнул судья.
Фея взмыла вверх, чтобы ни я, ни судья, никто другой не смог ее достать и начала речь в защиту великой и ужасной меня:
– Во-первых, обращаясь подобным образом к моей подзащитной, вы нарушаете пункт первый статьи третьей Норианского межрасового соглашения «О политических и гражданских правах разумных рас», в котором четко сказано «к разумным расам обращаться почтительно и уважительно, ибо все во истоках происхождения равны».
Моя голова с гулким треском повалилась на стол. Понеслась душа в рай… Я горько пожалела, что когда-то позволила Аличке закончить курсы правоведения.
– Во-вторых, подсудимую избивали в тюрьме, что категорически неприемлемо и нарушает сразу пять международных соглашений о гуманности, терпимости и правосудии! Посему мы требуем сатисфакции! Наказать избившего и смягчить наказание! В-третьих, презумпция невиновности! Прошу относиться к моей подзащитной как к невиновной, пока ее вина не будет доказана! В-четвертых, если вы не хотите самого крупного за последние двести лет дипломатического скандала с эльфийским народом, то советую хорошенько подумать, прежде чем…
– Аличка! – грозно рявкнула я.
– Угомоните это существо, – попросил судья, за что удостоился гнева феи, схватившись за глаза. Рыча, как волк и тщетно растирая слезившиеся и покрасневшие зеницы, судья завопил:
– На виселицу ее!
– Аличка! – крикнула я. Глаза судьи вмиг перестало жечь, а шаловливая фея гордо, скрестив ножки, уселась на мое плечо с триумфальным видом, словно только что отстояла в смертном бою мать-родину.
Судья, не веря в свое счастье и в то, что видит своими глазами окружающий мир, засопел. Но хороший знак – как-либо оскорблять меня более не решался и, поерзав на стуле из красивого красного дуба, дал слово обвинению.
– На месте преступления обнаружен зарезанный подсудимой мужчина. Вампир, возраст семьдесят девять лет. Разведен, – нудно начал прокурор, щипнув себя за длинный ус и останавливаясь после каждых двух слов, стараясь разобрать явно не свой почерк.
– Местный? – попросил уточнить судья, ехидно улыбаясь в мою сторону.
– Нет. Он из банды Волка, – по залу прошелся изумленный «ох» и раздались шепотки.
Только сейчас до меня в полной мере дошел весь смысл сложившийся ситуации. Ведь шутки кончились. Я находилась в незнакомой стране, где эльфов на дух не переносят и хватаются за каждую возможность припомнить старые обиды. Здесь не было Учителя, не было Директора, не было даже письма от Директора и старого друга Директора, не было совершенно никого, кто бы мог встать на мою защиту и оградить от того беззакония, которое творилось в угоду веселившейся толпе. Я была в этой общине чужаком, убившим их Княжну. И это для них весьма удобно. Мне стало действительно страшно, потому что через каких-то пять-десять минут вся моя жизнь может быть распланирована совершенно не так, как бы этого хотелось мне. К тому же, если в Эсаиле узнают, что я мертва… Эльфы мстят за своих и мстят очень сурово. Пришлось засунуть подальше гордость и защищаться, несмотря на то, что мне всего восемнадцать и юношеский максимализм бьет ключом.
– За избавление вашей славной общины от бандита вы меня судите? Он, кстати, сам вогнал меч в грудную клетку, прошу внести это в протокол! – я попыталась вскочить, показав свое негодование, но, гремя цепями, плюхнулась на лавку, – еще был второй!
За спиной раздалось какое-то удивленное шуршание. Судья и прокурор уставились в толпу. Я невольно оглянулась – все смотрели на поднявшегося. Мужчина, вампир, второй разбойник, которого я отправила восстанавливать доброе имя, только он начисто сбрил свои роскошные красные волосы и явил миру блестящую лысину.
– Зачем вы поднялись? – не понял судья, насупив брови.
– Я второй, – заявил он и демонстративно сорвал бинт с ладони, прикрывающий татуировку – голову волка. Публика вновь охнула, для того тут и находилась, чтобы создавать фон и нагнетать обстановку. Ну не пишут же они все курсовую, как я. А для курсовой заметим, что преступность здесь либо низкая, либо преступников попросту убивают на месте, потому как тюрьмы пыльные, судья никчемный, прокурор дилетант, а народ пришел на суд, как на диковинный редкий праздник. Хреновастенько одним словом у них с правосудием.
– Вы понимаете, что вам грозит за это признание? – аккуратно поинтересовался прокурор, недоуменно привстав из-за своего стола.
Мужчина вышел из ряда слушающих, и занял пустующее место защитника рядом со мной. Или же сообвиняемого. Как решит великий закон Горлена. Или не менее великое беззаконие и воображение судьи. Две статуи горгулий, горделиво восседающие по правую и левую стороны от судьи, смерили мужчину злобным взглядом. Словом, они на всех косились с равной злобой, потому как – нежить, и потому как статуи.
– Она действительно не убивала. Рауль сам вогнал себе меч в грудь. Также должен был поступить и я, но…
В зале повисла тишина. Вампир здесь имел право голоса, даже вампир, который совершил преступление. Его слушали, и сказанное им слово имело вес, что вселило в меня немалую надежду на то, что срок скостят, хотя бы лет до 70.
– У меня дома беременная жена и дети, – чуть ли не со слезами на глазах выдал он, а зал с еще большим вниманием уставился на вампира. Эка невидаль, многодетная семья. – Вы же не берете презренных куитов на работу. Пришлось вступить в банду, чтобы хоть как-то прокормить свою семью! Я ведь отец! Муж!
– А удар княжне, разумеется, нанесли не вы, а… Рауль?
– Рауль. В этом деле я чист. Я зажимал ей рот, чтобы не кричала, но она стала сопротивляться, и он случайно полоснул ей по животу. Потом ударил в грудь коленом, не помню точно. Она упала на дорогу, и мы срезали кошель. Там было много денег…
– Значит, вы еще и ограбили!
– Нет, – теперь вступилась я. – Он не взял денег.
– Как благородно! – улюлюкнул прокурор, предвкушая вместо одного обвинительного приговора два. – И зачем же вы, отец семейства, вместо того, чтобы украсть кошель и обрадовать жену новым подарком пришли сюда защищать незнакомую вам девицу? Вы куит, а не умалишенный. Вам прекрасно известно, чем все это закончится.
Все больше удивляюсь местной манере судопроизводства. А, чхать я хотела на курсовую. Написала бы – все равно бы не поверили. И хорошее было бы у меня резюме – «когда меня обвиняли в убийстве княжны Горлена, я имела возможность подробно изучить местный характер судопроизводства, скажем так, прямо изнутри…». А для наглядности потенциальному работодателю еще и обвинительный приговор присовокуплю. Для пущей важности.
Мужчина долго молчал. Прокурор уже хотел было садиться, довольно потирая ладони, но тут мужчина поднял глаза, в которых уже больше не было стыда и горечи, только решительность.
– Мы все совершаем ошибки. Куитам живется несладко на любых землях, но это не оправдывает того, что я совершил. Я глубоко раскаиваюсь и готов понести наказание. Каждый имеет право на второй шанс, я хотел восстановить свое честное имя, – посмотрев на меня, почти шепнул он.
– Что? – откровенно издевнулся прокурор. – Какое имя?
– Она повела себя благородно. Просила оставить госпожу в покое. А когда мы проиграли ей схватку на мечах, – прокурор и судья открыто гоготнули, – вместо того, чтобы убить, она сказала мне жить и восстановить свое доброе имя, если оно мне так важно, – я чуть не прослезилась от подобной характеристики. – Оно мне важно. Очень! Наш князь сейчас на поле боя, и я хочу перед всеми присутствующими поклясться, что верен ему и понесу любое наказание! Я согласен смыть пятно позора с моей семьи кровью! – он, разгорячившись, вскочил и ударил себя кулаком в грудь.
– Ты что порешь? – возмутилась я. – У тебя дома семеро по лавкам, жена! Прокурор, это я убила!
У меня-то дома никого не было, кроме кота да старика Аласса. Первый и без меня проживет, благо в Сириме мыши еще не передохли, ну, а второй погрустит немного, да вернется на родину. Старик сам о себе позаботится, а остальные родственники гуляют в неизведанном мною направлении. А вот спасти этого бедолагу не помешает, глядишь, как-нибудь да выкручусь впоследствии. Чай не впервой вляпываюсь в ситуации, а с законом и подавно.