- Я тебя обыскался.
Бен оборачивается; фигура старика маячит в просвете между деревьями, он сутулится сильнее обычного и глядит так, как глядел на него все это время, особенно в последние месяцы – будто вглядываясь внутрь и пытаясь понять нечто очень важное.
Бен криво усмехается.
- Ты же знаешь, что деваться мне некуда. Так что я не замышляю побег.
- Идем завтракать.
- Я не голоден.
Последние слова вырываются непроизвольно, и он тут же сожалеет о них – лучше было бы промолчать и попытаться впихнуть в себя хоть какую-то еду. Приблизившись, Дэн еще пристальнее вглядывается в его лицо и, по-стариковски пожевав губами, произносит:
- Да, это должно было случиться. Человеческий организм имеет свойство привыкать к любому лекарству.
- Если ты имеешь в виду, что твоя настойка перестала действовать, то я заметил.
- Пойдем со мной.
Старик поворачивается и идет к дому, Бену ничего не остается, как следовать за ним, рвано выдыхая при каждом шаге и борясь с головокружением. Вначале, он крайне редко прикасался к своему животу, даже подсознательно избегал подобных прикосновений, теперь же он делает это постоянно. И даже иногда мысленно уговаривает поселившегося внутри него незваного гостя прекратить над ним издеваться и вести себя потише. Возможно, это начало безумия. Самое начало. Бену не особенно хочется узнать, что же будет в конце.
В деревянной рубленой бане царят жар, духота и влажность; оставив у порога сапоги и куртку, Бен присаживается на плетеную циновку, поджав под себя ноги. Дэн открывает заслонку печи, кидает в огонь какие-то травы. В воздухе расползается терпкий, дурманящий аромат; масляная лампа под потолком ритмично покачивается, роняя на стены странные движущиеся тени. Бен прикрывает глаза, потихоньку уплывая в туман, окутавший озеро. Он, будто наяву, слышит легкий плеск весел и протяжный гортанный напев на незнакомом языке. Старый индеец появляется на берегу, одетый как заправский вождь своего племени, включая мокасины ручной работы, головной убор из перьев и кучу амулетов. Он продолжает напевать, аккомпанируя себе на бубне, и ритмично движется. Его движения смазываются, расплываются, сливаются в спирали, зигзаги и странные узоры, словно сотканные из сероватой дымки. Бен лениво следит за ними, уплывая в туман все дальше и дальше…
Он просыпается, мгновенно переходя от сна к бодрствованию. Приподнявшись на локте, настороженно оглядывается по сторонам. Странно. Все симптомы недомогания прошли, как рукой сняло, голова кристально ясная, в теле ощущается легкая истома, и совсем немного ноют мышцы, словно после необременительной физической нагрузки. Все органы чувств необычайно обострились – несмотря на полумрак, он с небывалой четкостью видит всю внутреннюю обстановку хижины старика; слышит снаружи блеяние коз, голоса птиц, стрекот сверчков и даже плеск воды в озере. А еще человеческие шаги. Почти машинально отмечает, что они не похожи на шаги Дэна - тот, кто направляется к дому, гораздо моложе и в куда лучшей физической форме. Хм… Джон обещал приехать на днях, но что-то он рановато. Стоп. Гость не один. Их двое. Не может быть…
Спустив ноги с невысокой деревянной тахты, застеленной ортопедическим матрасом, Бен суетливо натягивает сапоги и покидает хижину со скоростью, которая еще совсем недавно была ему недоступна. Джон уже совсем близко – неторопливо шагает вдоль ограды с большущим рюкзаком за спиной. А позади него идет Алекс. На ней её любимая серая толстовка, с розовыми полосками на рукавах и капюшоне, и высокие ботинки, а за спиной тоже рюкзак, только поменьше размером. Бена начинает мелко потряхивать от внезапно и остро нахлынувшей ярости. Он кидается наперерез, хватает Джона за отвороты наполовину расстегнутой куртки и, кажется, трясет, хотя, откуда бы у него сейчас взялись силы сдвинуть с места кого-то вдвое тяжелее себя самого.
- Ты… Как тебе только в голову взбрело?! Чертов кретин! Ты притащил её сюда, зная, что скоро…!
Воздух застревает в горле, и Бен судорожно пытается сделать вдох. Джон осторожно перехватывает его за запястья и держит, недоуменно и озабочено хлопая глазами.
- Бен! Успокойся! Что на тебя нашло?
- Ты еще спрашиваешь! Вот он…, - высвободив руки, Бен красноречивым жестом тычет пальцем в свой живот, - Можешь делать с ним все, что посчитаешь нужным! Но не смей впутывать в это мою дочь!
- Ты опять за старое! – Алекс становится перед ним, оттесняя от Джона и уперев руки в бока. В этот момент она чертовски напоминает Бену свою мать. – Довольно! Никто меня не впутывал! Я сама захотела! В доме, где нет ни электричества, ни отопления, ни водопровода, лишняя пара рук вам не помешает! И хватит уже обращаться со мной как с младенцем! Включи логику!
Бен машинально отступает назад перед её натиском. Впервые в жизни он не находит, что ответить – мысли путаются, ускользая струйками воды между пальцев. Ветви деревьев шелестят над головой, перешептываясь, сумерки сгущаются, а в воздухе ощутимо пахнет грозой. Приступ острой боли настигает его в следующую секунду, как будто пришпилив к земле огромной булавкой. Схватившись за живот, он ловит воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Ему кажется, что он падает куда-то назад – бесконечно долго, словно земля расступается перед ним, образуя гигантскую воронку; деревья настороженно шепчутся, протягивая к нему тонкие многопалые руки, комки влажной глины рассыпаются, забивая нос и рот, залепляя глаза…
Когда ясность сознания возвращается, он видит над собой уже не ветви деревьев и предгрозовое небо, а бревенчатый потолок и Дэна со шприцем в руках. Кажется, его тело уже не его тело, не могут же свои собственные, родные нервные рецепторы посылать в мозг болевые волны такой силы, что хочется не просто орать, а выть в полный голос.
- Боже…!, - Бен всхлипывает, запрокидывая голову, - Вытащи его скорее! Давай же, чертов старик!
- Ну-ну, потерпи! – укол иглы не больнее, чем комариный укус, - Сейчас нельзя, если делать разрез, когда плод активен, это может плохо закончиться для вас обоих. Нужно, чтобы он успокоился хотя бы ненадолго.
За следующие пару минут, Бен выплескивает наружу весь, имеющийся в его распоряжении, лексикон нецензурных слов и словосочетаний на трех языках, где-то на задворках сознания надеясь, что Алекс, в данный момент, находится за пределами комнаты, и не может его услышать. У Джона, который помогает Дэну привязать его руки и ноги к тахте, лицо мучнисто-белое с выражением как у ребенка, до смерти напуганного живущими под кроватью монстрами. Лекарство, что вколол ему Дэн, начинает действовать, туманя сознание и приглушая боль. Бен замолкает и лишь шевелит губами, словно со стороны наблюдая, как старик устанавливает у его изголовья штатив и подвешивает систему для внутривенных вливаний, как разрезает на нем свитер и майку. Его сознание чересчур сильно цепляется за реальность, мучительно хочется соскользнуть, наконец, в темноту и тишину, чтобы ничего не видеть и не слышать. Он словно плывет по горной реке - его швыряет из стороны в сторону, подбрасывает на ухабах, царапает о камни. Кажется, впереди водопад, но остановиться уже нет никакой возможности, и Бен обморочно ухает с громадной высоты в бурлящий водоворот; сердце перестает биться, оно как будто замерзает, покрываясь корочкой льда, и холодно, мучительно холодно…
- Холодно…, - шепчет Бен одними губами.
- У тебя на животе пузырь со льдом, - слышит он голос Дэна откуда-то издалека. Между ним и окружающим миром тонкий слой льда - лучи света скользят по поверхности и преломляются, а изнутри все кажется мутным, переливающимся и расплывчатым, словно глядишь сквозь стекло. У Дэна несоразмерно маленькая голова и огромные, могучие ручищи; в правой он держит запястье Бена, озабоченно хмурится, считая пульс.
- Что… Что, это все? Все закончилось?
Фигура Джона, такая же карикатурно непропорциональная, заслоняет старика. Джон что-то говорит, слов не разобрать. К его голосу примешивается какой-то посторонний звук, что-то среднее между кряхтением и писком, звук исходит от свертка, который Джон держит на руках.
- …Господи, я глазам своим не верю! Слышишь, Бен! Совершенно нормальный мальчик, Дэн говорит, он здоров! И что теперь делать, я ума не приложу. Как…? Если спросят, откуда он взялся, что мы скажем? Я даже не думал…
Звук пропадает, будто у испорченного телевизора. Бен облизывает немеющие губы, собираясь с силами. Жаль, что он не сказал этого раньше, думал, успеет. Корочка льда, покрывающая сердце, не тает, дышать очень сложно. Тонкая нить, что привязывает его к деревянной ограде, неумолимо рвется. Ему пора улетать, у него мало времени.
- Где-то через неделю… Да, правильно…, - наконец, удается сосредоточиться, - Через неделю приедет мой юрист из Бостона. Он привезет бумаги… Свидетельство о рождении, медицинскую карту и прочее. На имя Калеба Джонатана Локка, рожденного от суррогатной матери. Если даже… Если даже кому-то взбредет в голову потребовать сделать анализ ДНК, ты легко подтвердишь свое отцовство.
Он замолкает и тщетно пытается сделать вдох. Бесполезно сопротивляться, ему не победить на этот раз. Нить, наконец, рвется, он резко, рывком взмывает в воздух. Это страшно – лететь одному в холодной пустоте, без единого шанса на избавление. Где-то вдалеке грохочет гром, такой живой, реальный звук. Как будто голос. Голос Джона? Или ему кажется?
«Дэн, он не дышит! Дэээээн…..!»
========== 13. ==========
Бен медленно, очень медленно поднимает правую руку. Рука как будто весит тонну, в локтевом сгибе торчит катетер для внутривенных вливаний. Подносит к лицу, потом опускает, нащупав кислородную маску. Да, точно. Дэн дал им длинный список лекарств и всего, что может понадобиться во время операции. В списке были два баллона с кислородом и маска. Он не умер, определенно. В какой-то момент из воздушного шара, уносимого ввысь, превратился в тяжелую гирю и ухнул вниз с ошеломляющей скоростью. Это все Джон. Старик точно знал, что ему не выжить, сам не стал бы пытаться и продлевать, тем самым, его мучения. Джон такой упертый.
Повернув голову, Бен утыкается взглядом в растрепанную копну темных волос, рассыпавшихся поверх одеяла - Алекс крепко спит, сидя на стуле и положив голову на край его кровати. Рядом с ней, на двух сдвинутых табуретках, виднеется что-то вроде деревянной лохани, приспособленной под колыбельку. Ребенок тоже спит, Бену видны лишь контуры крошечной фигурки, завернутой в плед. Смешно. Они даже не подумали о таких вещах, как кроватка для младенца, подгузники, детское питание. Разведенное козье молоко сойдет на первое время, но вот все остальное… Ладно, Джон, у него никогда не было детей, со старика тоже спрос невелик – с головой Дэн дружит далеко не всегда. Но, вырастив Алекс, Бен сам мог бы позаботиться обо всем необходимом. Джон… Джон в последнее время на себя не похож – нервный, осунувшийся, похудевший. И глаза как у собаки с камнем на шее – утопят, помилуют? Странно ощущать в себе чувство жалости, странно ощущать в себе заботу о ком-то, кроме Алекс, странно ощущать раскаяние, странно ощущать покорность судьбе. Такая вот широкая палитра чувств, ранее неизведанных.
Джон втайне мечтал о детях. Бывает, мечтаешь о чем-то несбыточном, вроде полета на Луну, с тихой, светлой печалью и принятием этой самой несбыточности. Джон Локк – это ведь не Роджер Лайнус. Он не станет вымещать на ребенке свое чувство потери от его, Бена, кончины, не такой он человек. Отчего-то, возможность выкарабкаться воспринимается как тот пресловутый полет на Луну, и совершенно не хочется бороться. Дышать стало чуть легче, но все тело тяжелое, чужое и будто камень на грудной клетке. А еще он устал. Так устал, что словами не передать.
Дверь в соседнюю комнату, скрипнув, приоткрывается, наверное, от сквозняка. Голоса, звучавшие смутным гулом, в котором не различить слов, становятся громче, теперь можно понять, о чем говорят.
- … нужно немедленно, прямо сейчас!
- И как ты себе это представляешь? Допустим, он перенесет транспортировку через лес на руках, потом на обычном авто, не оборудованном как скорая. Допустим, ты привезешь его в Дарк Лейк живым. У него явное функциональное нарушение, возможно, пролапс митрального клапана, или что-то в этом роде, не знаю, я специализировался на полостной хирургии, а не на кардиологии. Они наверняка отправят его в районную больницу, диагностика там куда лучше и врачи квалифицированнее. У него свежий шов от операции, как ты это объяснишь?
- Да мне плевать! Главное, чтобы он выжил!
- Тебя наверняка арестуют, Алекс заберет социальная служба. Неясно, что будет с новорожденным. На это тебе тоже плевать? И не факт, что он, в итоге, выживет. При всех имеющихся условиях, у него ничтожные шансы.
Бен думает, что старый индеец, временами, бывает очень даже рассудительным и предусмотрительным.
Джон молчит, слышится лишь легкий скрип половиц. Бен ясно представляет, как Джон сейчас смотрит на старика – взгляд у него тяжелее булыжника.
- Не знаю как, но я не позволю ему умереть!
- А что, если ему суждено умереть, дав жизнь этому ребенку? Ты ведь веришь в судьбу, веришь в предназначение. Побывав на Острове, невозможно не верить. Кто мы такие, чтобы спорить? Моей задачей было помочь ребенку появиться на свет, ваша с Беном судьба меня не касается.
Бен не может удержаться от легкой улыбки, слушая, как Джон детально, доходчиво и малоцензурно объясняет Дэну, куда именно тому следует засунуть себе и судьбу, и предназначение. Потом слышится какая-то возня и сдавленный голос Дэна.
- Если ты свернешь мне шею, Джон, лучше от этого никому не станет.
Шумный вздох, снова скрип половиц.
- Прости. Ты действительно не обязан нам помогать.
Полторы минуты молчания, потом вновь голос Дэна.
- Какой помощи ты от меня хочешь? Помощи врача? Помощи индейского шамана?
- Я хочу ТВОЕЙ помощи, Мшистый Камень. Той, на которую расщедрится твое сердце.
Молчание перед ответом Дэна длится чуть дольше, чем в предыдущий раз.
- Мой брат был на год старше меня. Несмотря на это, я, с самого начала, обгонял его по всем физическим показателям – я был выше и крепче, быстрее бегал, дальше прыгал, метко кидал камни. Я любил охотиться, а он любил читать книжки и собирать лекарственные травы. Ему было двенадцать, когда он упал со скалы. Он едва дышал, пока я на руках нес его к шаману нашего племени. Сильнее, чем тяжесть его покалеченного тела, к земле меня придавливало чувство вины – мы на спор прыгали через расщелину в скале, и он оступился, случайно соскользнула нога. Помню, как я плакал и умолял, а шаман глядел на меня безо всякого выражения. Потом сказал, что брата нужно отнести в Священную Пещеру, где духи леса решат его судьбу. Я сам нес брата на спине, шаман не стал мне помогать. Помню, как мы зашли внутрь – было темно, слышалось журчание воды. Посреди пещеры я увидел каменное углубление, заполненное жидкостью странного желтоватого цвета, широкое, округлой формы. Шаман сказал, что нам с братом повезло – если бы вода ушла, и Источник был бы пуст, это означало бы, что духи леса приговорили моего брата к смерти.
- И что… что с ним произошло?
- Он выжил. Я погрузил его в Источник и, спустя полчаса, он пришел в себя. А через сутки встал на ноги и пошел, несмотря на сломанный позвоночник. Он вырос, обогнал меня, наконец, ростом и физической силой. Завербовался добровольцем в армию, погиб во Вьетнаме в семьдесят втором. А я стал врачом. Вот так вот странно все обернулось.
- Постой, ты хочешь, чтобы…, - Джон громко и негодующе фыркает, - И это, по-твоему, лучше, чем отвезти его в больницу?
Аккуратно выпростав из-под одеяла левую руку, и стараясь не потревожить Алекс, Бен медленно тянет кислородную маску вниз, вдыхает полной грудью. Будто порыв свежего ветра, с солоноватым привкусом, врывается в дом, перебивая запах сырости, прелой древесины и дезинфекции.
У Джона широкая, теплая спина. Он аккуратно подхватывает Бена под коленки, сдвигает чуть выше, чтобы было удобнее нести; Дэн зажигает факел и идет вперед, показывая дорогу.