Дарий Айкон
Алуим
Открываю глаза.
"Ну какого чёрта..."
Приподнимаюсь и быстро отсаживаюсь назад, под самую спинку дивана. Сон? Да какой там сон! Всё выветрилось за секунду. Нервничаю. Не знаю, куда деть руки, мну ими одеяло. Я ещё ничего не увидел, но уже всё понял.
Полная луна старательно вливает в комнату ворованный свет. Такое ощущение, что кто-то прибавил ей яркости. Тьма отброшена назад, вглубь комнаты, за мою спину. Она прижата к стенам, загнана в угол. Но она просто так не уйдёт. Как и тот, кто таится у метрового промежутка стены, под неразличимой сейчас картиной. Он снова пришёл. Он реален. Он хочет что-то мне сообщить. И сегодня мне ничего не останется, как пойти с ним...
Но обо всём по порядку...
Глава 1.
Детство закончилось. И не только моё. Неожиданно. Глупо. Громко. Разбиваясь хрустальной вазой о твёрдый пол, оно не боялось трёхчасового простоя в углу или отобранной на неделю игровой приставки. Детство и так всё время проводило в углу. Потому что нас так учили. Потому что у каждого угол должен быть свой... Теперь оно у нас под ногами. Кому подметать? Сможет ли кто?.. Мы невольно наступим на один из осколков и почувствуем боль. Боль ребёнка, случайно погибшего в сказке... Детство закончилось. И не важно, что мне три месяца назад исполнилось двадцать два. Люди взрослеют не в дни рождения. Люди взрослеют в дни смерти. И не только своей.
Ира была очень красивой. Миниатюрная, с точёной фигурой и ровными ножками. Небольшая, но торчащая грудь правильной формы. Слегка курносый нос. Длинные чёрные волосы с отливом, всегда распущенные, спадающие на плечи. Забавная чёлка. Она делала Иру похожей на куколку. Взрослую куколку. В её голубых глазах всегда царила какая-то взрослость, несвойственная молодым девушкам. Ира была очень красивой. Была... Молотки попарно забивают в доски восемь гвоздей, навечно пряча ото всех её тело. Она не дожила до своего двадцатилетия всего месяц. Плач Марии Викторовны переходит в крик. Она умоляет не делать этого и дать ей ещё хоть раз взглянуть на свою единственную дочь. Марию Викторовну крепко обнимает родной брат, не давая той наброситься на мужиков, вколачивающих гвозди. А у неё уже нет ни моральных, ни физических сил вырваться. Мужики заканчивают, после чего подсовывают под гроб верёвки, на которых его будут спускать в могилу. Священник снова начинает что-то говорить...
Солнце светит очень ярко. Неподобающе ярко для такого дня. Безветренно, деревья молчат. Молчит и большинство родственников. Я отстранённо стою метрах в трёх от матери Иры. Стою и не понимаю, что сейчас во мне происходит? Что именно мне нужно сейчас чувствовать? Знаю, скоро она подойдёт и обнимет меня как родного, продолжая плакать. Это будет самое сложное за сегодня. Я тоже обниму её, покажу на лице всю горечь утраты, но в то же время постараюсь не впустить эту боль в себя. Не впустить.
После трёх лет отношений мы с Ирой оказались на грани разрыва. Нежные чувства в нас обоих начали угасать ещё на исходе первого года, так что всё последующее было привычкой, сексом, сексом, ещё раз сексом и жужжанием матерей. "Ирочка у тебя такая красивая и порядочная". "Влад у тебя такой приличный и надёжный парень". "Вы такая хорошая пара". На всём этом "пара" как-то вот и держалась. Держалась до прошлого четверга, пока Ира со своей тупой подружкой не врезались в бетонную стену двухэтажного гаража, катаясь за городом на новеньком синем Пежо отца всё той же тупой подружки, которая и была за рулём. Её сейчас хоронят в другой части кладбища. А я стою тут. С непонятными чувствами. Не муж, не вдовец. Хотя, для Марии Викторовны я, скорее всего, был уже почти зятем. Само собой, что Ира не рассказывала матери о состоянии наших отношений. Своими переживаниями она почти ни с кем не делилась. И теперь уже никогда не поделится.
Мозг плавает в этих мыслях, а глаза наблюдают, как "божественно" блестит золотой крест на массивной груди священника. Его помощница, облачённая во всё чёрное, вновь заводит ритуальное пение. Четыре мужика медленно спускают гроб в яму. "4.06.1993 - 2.05.2013" - даты, нанесённые серебряной краской поверх лакированных досок. Начало и конец не понятного никому приключения... Каждый из пришедших проводить Иру в последний путь кидает на крышку гроба горсть земли и идёт мимо меня в сторону ворот... Мужики закапывают яму... Мария Викторовна в слезах подходит ко мне...
Кажется, что моя грудная клетка вжимается внутрь. Это я так сильно хочу отстраниться назад, чтобы выкроить хоть секунду до её объятий. Но секунды мало.
- Влади-ик.
Боль Марии Викторовны сковывает меня намного сильнее, чем её руки. Мои зелёные глаза начинают бегать по сторонам. Я пытаюсь не поддаться желающим вырваться наружу слезам. Слезам из-за обиды на самого себя, потому что не могу в полной мере разделить с ней горечь утраты. Не могу по-человечески посочувствовать, посопереживать. Словно бы я и не человек вовсе.
- Прости меня, Владик. - навзрыд произносит Мария Викторовна. - Я любила вас обоих. Прости.
Глаза увлажняются. Не знаю, за что она просит у меня прощения. Виноватым сейчас чувствую себя я. Нижняя губа слегка подрагивает, но я держусь. Стискиваю зубы. Держусь... Нет. По щекам бежит вода. Я будто робот, который всё анализирует. Сжимаю веки, а вода бежит сильнее...
Брат Марии Викторовны стоит неподалёку. Невысокий коренастый мужик в бежевой рубашке и чёрных брюках на ремне, с округлыми чертами лица и широко посаженными глазами. Мне кажется, что он, как и я, понимает: ещё немного, и внутри молодого парня - во мне - на всю жизнь повиснет траурный баннер. Ещё немного. Ещё чуть-чуть. Но я чувствую, что Антон Викторович хочет этого не допустить.
- Пойдём, Маша, пойдём. - произносит он, подойдя, наконец, к нам и взяв сестру за руку. - Нас ждут.
Мария Викторовна не сразу отпускает меня. Мы оба знаем, что эти объятия - последние. Когда они уходят, Антон Викторович оборачивается. Что сейчас выражает моё лицо, я не знаю.
- Всё, Влад, помчали отсюда. - сказалБогдан. С самого утра он находился рядом со мной. Забрал меня из дома, привёз в ритуальное агентство "Вечность", затем ехал в колонне машин, следовавших за чёрным микроавтобусом Мерседес, в котором на кладбище и доставили гроб. Пришло время ехать обратно. Крепко обхватив меня за плечи одной рукой, Богдан направился к воротам. Мы последние в веренице тех, кто пришёл проститься с Ирой. - Ты же говорил, что выдержишь.
Говорил. И много раз прокручивал в голове объятия и слёзы Ириной мамы. Я готовился. Но оказался не готов. Ощущаю себя бездушной скотиной.
- Секс. - произнёс Богдан, читая всё по моему лицу. - Вас с Иркой связывал лишь секс. И всё. Очнись. Ясен пень, что её мать сейчас опрокинула не тебя столько всего. Но это не твоя боль. НЕ ТВОЯ. И это не я так решил, это твоё мнение. Правильно? Значит, помчали скорей отсюда. Серёга нас уже ждёт.
Богдан говорил с серьёзностью в голосе и уверенностью в своих словах. В другой ситуации он ляпнул бы какую-то весёлую ерунду в адрес моих якобы переживаний. Но он понимал - сейчас всё действительно серьёзно для меня. Богдану не было дела до других людей на кладбище, его волновало лишь моё состояние.
Мы сели в старенькую чёрную "девятку". От солнца сиденья в машине нагрелись настолько, что обжигали зад даже через брюки. Богдан повернул ключ зажигания, опустил передние стёкла и включил музыку. Русский рэп. Как всегда, песни о тёлках и наркотиках. Рэперы ни о чём другом не поют.
- А что там, у Серёги? - спросил я, когда мы выехали на главную дорогу.
- "Розовые короны". Нужно вырвать тебя на время из этой реальности. Так что не спорь.
Я и не спорил. Честно сказать, пробовал экстази всего один раз, и то более трёх лет назад. Но сегодня тот день, когда я не прочь повторить. Это лучше, чем заливаться водкой и слушать чужой бред про землю, пух, рай и взгляд в будущее. В любом случае, Богдан отлично знает меня и знает, что делать.
Наша "девятка" летела в сторону города, картавые рэперы что-то там зачитывали, а я безразлично разглядывал изменившийся интерьер салона. Богдан обтянул руль новым чехлом, покрасил часть передней панели в красный цвет, насадил новую рукоятку на рычаг коробки передач, сменил магнитолу. Богдан любил машины, любил тюнинг и любил свою мечту купить себе Хонду "Аккорд", непременно новую. Когда-нибудь.
Не сбавив скорость на крутом повороте, мы едва не врезались во встречную иномарку, чьё приближение от нас скрыла плотная листва невысоких, но густо растущих деревьев. Это как раз и была Хонда, только "Цивик". По-моему, наши машины даже чиркнули зеркалами. Если так, то стоило бы испугаться. Но Богдан посмотрелна меня взглядом гонщика-победителя. Скорость и адреналин - его страсть. Вот только кого мы сейчас победили?
- Ты долбаный псих. - произнёс я и даже смог улыбнуться.
Богдан улыбнулся в ответ и перевёл взгляд на дорогу. Я не стал больше ничего говорить. Сейчас мне не до упрёков в опасной езде.
Город выглядит жизнерадостно. Субботний солнечный день, оживлённые улицы. Молодые мамы с колясками. Дети с воздушными шарами, чудом пережившими первомайские праздники. Плакаты-поздравления "С Днём победы!" уже украшают билборды и здания. Красные флажки и флажки-триколоры чуть ли ни на каждом столбе.
Мы едем на Первомайскую "6", в серую восьмиподъездную пятиэтажку. Там живёт Серёга Чёрный, местный "контрабандист", который удивительным образом умеет доставать всё, что ему нужно. Если захочет, добудет себе хоть куст колумбийской коки, хоть галапагосскую черепаху. Он был одноклассником старшего брата Богдана, который сейчас где-то в загранплавании. И для узкого круга "своих" его квартира всегда открыта.
Май, Первомайская. А ведь, к примеру, в марте и апреле мы у Чёрного ни разу не были. Да и он к нам во двор не захаживал. Май, Первомайская. Игра ассоциаций. Весна, начало чего-то нового. "Первое" и "май" - что-то произойдёт впервые, какое-то первооткрытие. Всё цветёт. И мир для меня на несколько часов станет более цветным.
- Ты что, опять загрузился? - спрашивает Богдан. По идее, если он хотел меня отвлечь, то мог бы всю дорогу заливать мне в уши обо всём подряд. Но он молча слушал музыку. - Всё, приехали.
- Надолго мы сюда?
- До вечера. Пока не отпустит.
- Нормально. - домой в любом случае не хочется.
Мы открываем кодовый замок и поднимаемся на четвёртый этаж по идеально чистым лестницам. Потолки белые, без прилипших сгоревших спичек. Стены ровные, хорошо выкрашены в тёплый жёлтый цвет, на них висят горшки с цветами. Солнечный свет заполняет подъезд через большие чистые окна в пролётах. У каждой двери лежит маленький квадратный коврик. Да, Чёрный выбрал себе отличное место для конспирации.
Я нажимаю на кнопку звонка. Глазок затемнён, но мы знаем, что с той стороны нас снимает видеокамера. Меры предосторожности. Наконец, дверь квартиры открывается, и мы входим внутрь. Чёрный снова закрывает её на два больших замка.
- Здорово, малыши! Без хвоста?
- Это кто ещё малыш?! - усмехается Богдан, который чуть ли ни на голову выше Серёги. Вообще, они очень контрастно смотрятся на фоне друг друга. Высокий, крепкий, голубоглазый, с добродушным лицом и светлыми вьющимися волосами Богдан и низкорослый, худощавый, коротко стриженный, всегда прищуренный Серёга, которого из-за смуглой кожи и прозвали Чёрным. Да и мой образ не затеряется рядом с ними: повыше одного, но пониже другого, пепельные, практически "седые" волосы, стрижка под "теннис", бледная кожа (это от матери) и зелёные-зелёные глаза. Собрались вот такие трое, чтобы закинуться по таблеточке.
Я осматриваюсь по сторонам. Прежние обои в прихожей содраны, от них на стенах остались лишь мелкие сине-белые ошмётки. Местами нанесена шпаклёвка, на полу поверх "паркетного" линолеума расстелены газеты. Из-за ремонта провода от видеокамеры и скрытых микрофонов висят, накинутые на крючки вешалок для одежды, тянутся вдоль стены, повисают на турнике, а дальше - сворачивают за угол в маленькую комнату, расположенную рядом с кухней. В той комнате я ни разу не был.
- Держи. - произносит Чёрный и протягивает мне две розовые таблетки. - Проходи в зал и располагайся. С двух тебе станет о-о-очень хорошо. Там есть, чем запить. Травка в пакете у кальяна. Только не наступи на Борю, он может серьёзно обидеться. А мы с Богданом минут десять потолкуем на кухне. Есть дела.
- Хорошо. - соглашаюсь и иду в большую комнату. Их дела меня мало интересуют.
На двери в зал нарисованы в полный рост три грудастых блондинки в странных космических костюмах и с бластерами в руках. На чёрном фоне много белых точек. Это, как я понимаю, звёзды. Берусь за ручку, опускаю её и вхожу внутрь. За дверью оказалось темно. Если учитывать, что минутами ранее меня слепило солнце, то очень темно. Шторы задёрнуты, и я знаю, что за ними ещё и закрытые жалюзи. Сразу делаю два шага вправо, ищу рукой примостившийся на столе светильник. Лампа в нём, скорее всего, неоновая. Включаю. Нет, красная. Такое освещение делает антураж комнаты и вовсе необычным. Зал по своей форме прямоугольный, длинный. В нём, подобно шахматным клетках одного цвета, находятся три разложенных дивана, напротив которых на стенах висят три ж/к панели. Обои, из-за красной лампы, непонятного цвета. И я не могу разобрать, делался здесь ремонт или нет. По углам комнаты стоят высокие колонки на длинных металлических ножках. Звук на них подаётся с компьютера, который - всё на том же столе со светильником. Тут и кальян, и бутылка колы.
Я закидываю в рот таблетки, запиваю тремя большими глотками и сажусь на диван. Дверь за мной медленно закрывается. На обратной стороне на фоне пляжа в полный рост позируют три стройных нарисованных брюнетки, облачённые в цветастые купальники. Брюнетки. Мать их так! Перед глазами возникает образ пристально смотрящей на меня Иры.
"А вдруг, причиной всему стала наша ссора во вторник? Два дня потом мы не виделись. Кто знает, что у неё в голове творилось? Она же хрен когда выскажет! Разве что этой тупой Альбине. Та предложила ей хорошенько выпить, обмыть тачку. Ирка взяла да и согласилась. Потом пьяные поехали кататься. Ирка грустила, разговорилась. Пьяная Альбина внимательно её слушала и невнимательно смотрела, что там за лобовым стеклом. Ехала быстро, пьяные ведь скорости не ощущают. И вовремя не успела повернуть..."
Да что ж такое! Себя ещё винить не хватало! Встаю. В голове что-то меняется. На пустой желудок таблетки начинают действовать быстро. Снова сажусь. И тут же внутри себя слышу этот поганый голос:
"Иркина смерть оказалась лучшим способом расстаться. Иначе бы ваши отношения тянулись вечно".
Такой тихий, чем-то похожий на мой. Но его не заглушить, как ни старайся.
Уже много лет в моём подсознании живёт кто-то ещё. Кто-то другой, кто вышвыривает оттуда разного рода смутные мысли. Чаще всего циничные, надменные, провокационные, порой просто отвратительные. Но они не мои. Не мои! И я подозреваю, что я психически ненормальный. И что мышление способом внутреннего диалога могло породить кого-то третьего. Я читал про такое, когда искал объяснение. Когда искал оправдание.
"Если Ирка напилась, грустила, открылась этой Альбине, значит... она переживала из-за нашей ссоры. Может, это я давно охладел, а она нет? Просто глубже ушла в себя. А там, в глубине души, ещё любила меня..."