- Говорящие тянут из человека больше энергии, негативные эмоции гораздо сильнее. Ты слышишь голос, который идентифицируется как собственный внутренний голос. Слышишь и не можешь ничего с ним поделать. Начинаешь считать себя хуже, чем есть. Провоцировать, толкать на необдуманные поступки, а потом упрекать за это - лучший способ запутать человека, заставить усомниться в себе. Человек всё больше теряет контроль над своими действиями и в итоге может лишить жизни как себя, так и других людей.
- Но мой голос перестал прятаться. Он явно выдал себя. Зачем?
- Это мы сейчас и выясним.
Старуха выключает плиту, берёт с полки металлическую кружку, сливает в неё часть содержимого кастрюли. Затем поворачивается ко мне.
- Пей.
- Я не буду пить кипяток.
- Этот отвар не для тебя, болван. Пей то, что рядом с тобой.
Одна из двух кружек на круглом столе наполнена почти до краёв тёмной жидкостью. Тонкая полоса света, проходящая между шторами, падает как раз на неё. Бросаю взгляд в сторону старухи. Та неподвижно стоит и смотрит на меня. Что ж, беру кружку, тут же ощущаю начавшуюся тряску в теле, даже рука задрожала. Из глубины накатывает сильный протест всему происходящему. Безмолвный крик заполняет голову.
- Не жди, пей. Это он. - произносит старуха.
Подношу кружку ко рту и большими глотками опустошаю её. На вкус ничего отвратительного, обычный травяной настой. Бросаю кружку на пол, рука поддалась сильному импульсу. Сжимаю кулак левой руки что есть силы и давлю им в поверхность стола. Сильная боль в руке и подмышке помогает мне сопротивляться.
- Это всё? - спрашиваю у старухи.
- Нет. - она достаёт из стола бумажный свёрток и небольшую трубку, такими пользуются любители покурить гашиша. Разворачивает бумагу, насыпает из неё в трубку какой-то чёрный порошок, хватает спички и подходит ко мне. - Сможешь держать?
- Не знаю. - честно отвечаю я, чувствуя напряжение в обеих руках.
- Садись на кровать.
- Что это?
- Сальвия.
- Вы серьёзно?
Не похоже, что она шутит. Откуда у древней сельской старухи взялся сильнейший природный галлюциноген, который уже не достать даже через интернет?
- Что для тебя сейчас серьёзней?
Больше не задаю вопросов. Сажусь, беру трубку. Старуха чиркает спичкой. Одна затяжка, ещё одна. Ещё... Трубка сама выпадает из обмякшей руки...
Большие акульи челюсти сжирают пространство передо мной, делая окружающий мир двумерным. Картинка комнаты налипает на глаза как дешёвые фотообои на плоскую стену. Пытаюсь встать, но вместо этого падаю на спину. Улыбка растягивается на лице как у известного всем кота. Я смеюсь. Сумасбродно смеюсь над нелепостью ситуации, которую теперь абсолютно не могу контролировать. Жмурюсь что есть силы, пытаясь вдавить глазные яблоки внутрь головы, спрятать их от света. И, кажется, на мгновение мне это удаётся...
Я лежу посреди огромной городской площади, выложенной брусчаткой. Камни угловатые, влажные, как после дождя, они холодят затылок, спину и ноги. Я смотрю в небо, смотрю на самого себя. Зеркальная поверхность бесконечного голубого полотна выдаёт идеально чистое отражение. Моё отражение. Только моё. Тяну руки вверх, хочу дотронуться, прикоснуться, познать, пока ветра чужеродных сил не покрыли его мелкой рябью. Рядом нет ни одного человека, ни одного живого существа. Но я здесь не один.
Сотни голосов слетаются ко мне со всех сторон. Мужские, женские, детские. Грозные, чарующие, жалобные. Они становятся громче, они приближаются. Они совсем рядом. Я могу разобрать слова, я уже понимаю смысл. Они говорят о свободе. Это митинг. Митинг за отмену тотальной слежки со стороны секретных спецслужб.
Голоса кружат вокруг меня против часовой стрелки, смешиваясь в хаотичные мазки ярких красок, нанесённых прямо на воздух. Дрожащее разноцветное кольцо радуги становится толще, краски слой за слоем ложатся друг на друга, пожирают собственную красоту. Мир становится мрачным, серым, кольцо начинает сжиматься. Но ещё до того, как оно успевает вплотную ко мне приблизиться, небо срывается и падает, отражение моего лица разбивается о моё лицо. Я кричу.
Кричу и стремительно лечу вниз. Земля разверзлась, чёрная бездна впустила меня в себя.
"You can sleep forever, but still you will be tired" (Тыможешьспатьвечно, новсёравноустанешь).
Я слышу тонкий женский голос, слышу его отовсюду. Он звучит в каждой точке этой знакомой мне темноты. Я узнаю слова, они из песни Dido "One step too far". И я знаю, что эта песня написана обо мне.
"You can stay as cold as stone, but still you won't find peace" (Ты можешь быть холоден как камень, но всё равно не найдёшь покоя).
Грустный, отчаянный голос. Он выжигает дыру в груди и тянет из меня силы. Я устал, действительно устал. Я устал быть не тем, кто я есть на самом деле.
"With you I feel I'm the meek leading the blind". (С тобой я чувствую себя поводырём слепого).
"With you I feel I'm just spending wasted time". (С тобой я чувствую, что просто теряю время).
Столько лет я безвольно шёл чужой тропой, боясь открыть глаза и увидеть верный путь. Он так близко. Ближе, чем это можно представить.
"I'vebeenwaiting" (Яждала)
И я тоже ждал. Чего-то ждал.
"I've steel waiting" (Явсёещёжду)
Я устал прятаться от самого себя.
"I've been waiting" (Яждала)
И я тоже ждал.
"I'vebeenwaiting" (Я ждала)
Я по ошибке искал среди бессмысленных вариантов.
"I've steel waiting" (Явсёещёжду)
Я готов. Я иду навстречу.
"But with you" (Но с тобой)
"It's always one ster too far" (Это всегда заходит слишком далеко).
Чем дольше я лечу, тем явней ощущаю, что падаю в глубокий колодец своей души. Где-то там, внизу, у самого дна, находится тонкая грань между нашим миром и миром иным. Другим, каким-то до неизвестности знакомым. Стоит достигнуть этой грани, и я навсегда покину своё тело. Но я не хочу уходить. Я машу руками в надежде за что-нибудь ухватиться: за темноту, за мысли, за тонкий, волнующий женский голос. Круг света, оставшийся далеко вверху, превращается в маленькую белую точку. Насколько же глубока эта бездна? Может быть, бесконечна? Может быть, человек достигает дна, лишь когда сдаётся, когда соглашается на это?
И тут я замечаю, что со мной падет вниз кто-то ещё.
Не знаю, когда он возник, может, он был рядом с самого начала, но лишь сейчас стал мне видим. Человеческий силуэт, сотканный из клубов серого дыма. Он не переливается, не играет цветами, да и с чего бы - здесь уже совсем нет света. Но он светлее окружающей тьмы.
- Ты глуп и ведом! - кричит он. - Я приведу тебя!
- Кто ты? - мне становится спокойней, гораздо спокойней. Вижу его и понимаю, что всё-таки я не болен. Я падаю в бесконечную тьму с некой сотканной из клубов дыма сущностью, но я не болен.
- Я найду тебя! - продолжает кричать, игнорируя мой вопрос. - Это ты во всём виноват!
- В чём моя вина? - спрашиваю я.
- Я найду тебя! - он очень озлоблен: на меня, на себя, на весь мир. Это его привычные состояние.
"I'vesteelwaiting" - звучит тонкий женский голос.
- Я буду готов к нашей встрече. - отвечаю и приземляюсь на большую, нежную, бархатную подушку. Она такая воздушная, я будто парю в невесомости. И мне хорошо.
- Я найду тебя...!!!!
С неистовым криком незнакомец продолжает своё падение. Чувствую, как он отдаляется от меня. Наконец, крик затихает. А я медленно растекаюсь по мягкой бархатной поверхности и погружаюсь в глубокий сон...
Помню момент, когда мне стало известно о смерти Иры.
Обычный вечер вторника. Половина одиннадцатого. Я и Вован сидели в гараже у Богдана и наблюдали, как тот ковыряется в капоте своей "девятки". Подшучивали над ним, мол, он в своей Катюхе ковыряется меньше, чем в машине. Вован покуривал травку, пару затяжек сделал и Богдан. Мне же после работы не хотелось ничего. Всё надоело, всё казалось до жути однообразным. Тут к нам примчал запыхавшийся Санёк. Проигнорировав шутку Вована на счёт своего внешнего вида, Санёк произнёс:
- Влад, твоя Ирка... она это... в аварии погибла.
Вован повернулся ко мне, и мы несколько секунд молча смотрели друг другу в глаза.
- Когда? - спросил Богдан.
- Час назад. - ответил взволнованный Санёк. - В районе гаражей на Прудах. Разбилась на тачке вместе со своей этой татарочкой плоской.
- Точно Ирка? - с резкостью в голосе снова спросил Бодя.
- Задолбал ты! - огрызнулся Санёк. - Конечно, точно. В сумочке паспорт был. Ирка это.
По Саньку было видно, что он чувствовал себя виноватым, сообщая такую новость. Он странным образом всегда первым узнавал обо всех городских происшествиях и прибежал сюда, так как считал, что о подобном нужно сообщать не по телефону, а лично. Санёк знал, что мы тут. В его глазах я увидел скрываемую ото всех печаль. Саньку давно нравилась Ира. Очень нравилась. Наверное, он даже любил её. Но понятие "девушка друга" и установка "все бабы - твари" вынуждали глушить в себе любые порывы проявить своё внимание.
Теперь уже все трое уставились на меня. С сочувствием, с обеспокоенностью, в ожидании моей реакции на случившееся. А я молчал. Опустил глаза в пол и молчал. Я был в недоумении от того, что ничего не чувствую. Да, ссоры. Да, отношения превратились в рутину. Но девушка, с которой я провёл вместе три года, умерла. Исчезла навсегда. А во мне - ничего. В тот момент я лишь подумал:
"Я - плохой человек".
Возле "приёмного покоя" стационарной больницы билась в истерике Мария Викторовна. Её двоюродная сестра тоже горько плакала. Антон Викторович и муж сестры, как могли, старались утешить несчастных женщин. Увидев всех их, я понял, что не хочу выходить из машины Богдана. Но в то же время пришло ощущение горя. Мне стало больно за страдания других людей.
Сейчас, бодрствуя в галлюциногенном сне реальности, мой разум чист как никогда. Ни душа, ни тело, ни паразит никак не влияют на понимание себя, на понимание прошлого. И сейчас мне ясно, что мои метания между сожалением о смерти Иры и неспособностью страдать по этому поводу - не эгоизм, не чёрствость, не побег. Причиной всему неосознанное знание, что смерть - не конец существования, не полная аннигиляция, а всего лишь новый этап, качественный переход в промежуточное состояние, после которого... В прочем, каждый однажды сам всё узнает.
И я понимаю, что когда очнусь, ничего этого помнить не буду. Останется лишь тонкая ниточка ощущений, по которой я так же неосознанно поведу себя навстречу поразительным преобразованиям, и всё это ради того, чтобы снова ощутить кристальную чистоту своего разума и понять, кто же я есть и зачем?
Вот. На этом всё. Начинаю обрастать привязанностями и заблуждениями. Я просыпаюсь...
- Да очнись ты уже, пацан! - слышу хриплый старушечий голос. - Очнись, давай!
Шлепок по щеке, ещё шлепок. Моё лицо становится влажным.
- Хватит уже тратить моё время. - продолжает голос. - Вставай, кому говорю.
Руками делаю смахивающие движения, хочу убрать с лица осколки разбившегося неба. Верчу головой влево-вправо, широко открываю рот и пытаюсь глубоко вдохнуть, но словно бы какая-то мембрана препятствует этому.
- Слишком много в себя вобрал. С шалфеем перебарщивать нельзя. Но мужики все такие.
Кажется, потихоньку начинаю осознавать, где я. Прижимаю обе ладони ко лбу, веду ими вниз, стягивая с головы мокрое полотенце. Хорошо. Хорошо... Открываю глаза. Деревянный потолок, глиняные стены, морщинистое лицо старухи.
- Какой счёт? - бормочу я, хотя спросить хотел совсем другое. Но пока бормотал, забыл, что именно.
- Пока ничья. - со странной ухмылкой произносит старуха. - Помнишь что-нибудь?
- Зубы... небо...
- Какие зубы?
- А... акульи.
- Понятно. - протягивает мне кружку с тёмной жидкостью. - Давай, приходи в себя.
Хватаю кружку и осушаю её. Какая же отвратительная гадость, но я не смог оторваться, пока всё не выпил.
- Его звали Хамадиши.
- Кого? - спрашиваю я.
- Твоего паразита.
Словно бы по щелчку,ко мне вернулось ощущение реальности. Приподнимаюсь, свешивая ноги с кровати.
- Хама!
- Что "Хама"? - спрашивает старуха.
- Призрак, что приходил ко мне ночью, азбукой Морзе выстукивал по стене его имя.
- Может быть.
- Хамадиши... - произношу вслух, пытаясь найти в себе хоть какой-то отклик, любые ассоциации. - Что это за имя вообще такое?
- Не знаю.
- Похоже на индийское... Что он ещё сказал?
- Он скрытен. - отвечает старуха. - Но я поняла, что вы давно связаны.
- Что это значит?
- Вы вместе пришли в это тело. Паразит был в тебе с какой-то целью.
- С какой? - я сейчас как следователь на процедуре дознания.
- Тебе должно быть виднее.
- Почему вы не узнали? Вы же могли!
- Потому что это ТВОЯ карма! - старуха отворачивается и идёт к плите. Берёт со стола ложку, помешивает своё варево.
В голове моей белый туман, и я вижу его, вижу будто со стороны. Третья затяжка была лишней, это точно. В груди странное ощущение, незнакомое. Я узнаю окружающий мир, но не узнаю себя. Делаю попытку встать, но тут же понимаю, что поднявшись, я буду вынужден покинуть этот дом. Роняю задницу обратно на кровать. Я не хотел сюда идти, а теперь не хочу уходить. Эта старуха знает больше, чем говорит.
- Паразит назвал ещё одно имя. - произносит она, выждав длинную паузу.
- Какое?
- Алуим.
- Алуим? - удивлённо переспрашиваю я.
- Знакомо?
- Не знаю.
- Возможно, тебе стоит найти его. И тогда что-то для тебя прояснится.
- Где найти? Что Хамадиши сказал о нём?
- На этом всё. - сухо отвечает старуха и указывает рукой в сторону выхода.
- Зачем вы скрываете меня?
- Ты ещё чем-то недоволен?
- Я хочу знать...
- А я не хочу попусту тратить своё время. - рявкает старуха. - И больше не втягивай никого в свои проблемы - за тобой тянутся тёмные нити прошлого.
Она ТАК это сказала, что я на секунду подумал: лучше и вправду ничего не знать.
- Как быть с призраками, которые ко мне приходили?
- Призраки везде. - отвечает старуха, не оборачиваясь, и снова засыпает в кастрюлю какую-то траву. - Думаешь, мы сейчас одни здесь? Души бродят повсюду. Кто приходил к тебе, будешь разбираться сам.
- Но...
- Уходи! - голос старухи вновь стал сердитым. - Ты здесь потому, что Таня попросила тебе помочь. Она - чистая, светлая сущность. Лишь поэтому я не отказала.
Чувствую, теперь мне действительно пора проваливать. Поднимаюсь, ставлю пустую кружку на стол и иду к выходу. У самого коридора я останавливаюсь.
- Что вы едите? - спрашиваю, потому что вижу лишь травы в банках. Нет ни холодильника, ни засохшей корки хлеба.
- Таких как ты. - хрипло смеётся старуха.
Улыбаюсь и переступаю порог. Медленно шагаю по мрачному коридору, то и дело моргаю, пытаюсь прогнать туман из своей головы. Ощущение, что половина мозга отключена. Останавливаюсь в сантиметрах от входной двери. Чёрт, я же забыл поблагодарить старуху. Как быть? Возвращаться так не хочется. А кричать отсюда глупо.
- Принимается. - доносится хриплый голос.
"Болван ты, Влад".
Лбом упираюсь в дверь, толкаю её. Порыв свежего воздуха обдаёт меня, прогоняя запах травяного отвара. Солнечный свет слепит глаза, будто я вечность провёл в темноте. Не стараюсь обдумывать случившееся, да сейчас я на это и не способен. Хочу просто поскорее отсюда уйти. Но сделав пару, шагов, вижу Татьяну, сидящую за углом, прислонившись спиной к стене.
- Я думал, ты ушла.
- Ждала. - коротко произносит Татьяна. На лице её застыло выражение ошарашенности и испуга.
- Слышала, как я кричал?
- Слышала. - так же коротко отвечает она. Затем, чуть помедлив, добавляет: - Но это кричал не ты...
Полную версию романа "Алуим" (14 глав) Вы можете приобрести на сайте http://www.aluim.site