– Помоги.
Рыжеусый завороженно кивнул. А это еще лучше.
Женщину скатили вниз быстро. Ногами, подошвы оттереть проще. Обезглавленное тело пришлось ворочать руками. Водитель догадался снять перчатки. Черная тяжелая туша упала на свою жертву, гулко стукнуло. Голову он отправил вниз пинком.
Пришлось спускаться и присыпать снегом перед тем, как достать из рюкзака стеклянную бутылку с едко пахнущей жидкостью.
– Жечь? – рыжеусый смахнул пот со лба, стоя рядом.
– Нет.
Состав лился ровной струйкой, начиная топить снег сразу. Скоро начнется запах, надо уходить до него.
– Быстро в машину.
Рыжеусый послушно потопал к своей фуре. Чудо, не напарник.
Выезжали неспешно, без всяких рыкающих рывков и прочего. Водитель понравился еще больше. Такое случалось, но редко.
Заговорили минут через десять, отъехав подальше.
– Спасибо. Ведь и меня могли так же?
– Что именно?
Хороший вопрос. Даже оба. Так-то он мог и его, по горлу и бросить под откос. Есть человек – есть проблема. Или водитель имел ввиду проделанную работу?
– Ну, горло перегрызть…
– Да. Окажись ты там один, сейчас был бы мертв.
Водитель замолчал.
– Почему помог и никого не позвал?
Рыжие усы чуть дрогнули.
– Испугался. Да и… ну, ты ж получается помог. Спас.
Точное замечание. Разве что многие ли ценят такую помощь?
– А это…
– Что?
– Кто это был? И ты, ну, ты же специально туда пошел? Ты это…
– Не надо тебе знать больше увиденного. Не забивай голову. Следи вон за дорогой. А кто был? Нелюдь.
Водитель замолчал, уткнулся перед собой. Правильно сделал.
Снег понемногу прекращался. Но скорость фура набрала небольшую. Дальний пробивал белую живую стену метров на десять, не больше. Хотя машина шла уверенно, без заносов. Или просто водитель у нее оказался хорошим, кто знает.
Дворники шелестели по стеклу. Подмерзающая крупа уступала неохотно, порой остро скрежетала. Печка еле слышно гудела, гоня теплый воздух. Пришлось расстегивать куртку, потеть еще раз не хотелось.
– Брошу! – рыжеусый помотал головой. – Приеду и брошу!
А, наконец-то. Ему уже стало интересно – когда начнется отходняк? Вот и начался.
– К обочине.
– Что?!
Глаза дикие, зрачки темнеют, белка почти не видно. Хреновые дела.
– К обочине. Спокойно и не торопясь. Но прямо сейчас.
Послушался. Грузовик мягко дрогнул, начал замедлять ход и прижиматься влево. Он не ошибся, думая про замеченный знак. Площадка показалась впереди, подсвеченная тремя фонарями. Фура, устало пыхтя, закатилась на нее, встав рядом с тем самым небольшим автобусом. Жаль. Из машины теперь лучше не выходить. Если не встать как-то удобнее.
– Немного вперед. Встань так, чтобы кабину не видели. И не включай пока свет.
Фура вздрогнула, остановившись.
– Кофе есть?
Рыжеусый закивал, торопливо, стуча зубами. А, да, вон же термос.
– Стакан где взять, в бардачке?
Ну, а где же еще? Кофе хотелось ему самому. А водителю лучше бы и не пить. Давление при стрессе может скакать самыми странными способами.
– Откинься на спинку. Закури. Положи руки на руль. Видишь, как трясутся пальцы?
Белея в темноте те выбивали бешеную дробь. Слушается, делает, уже нормально.
– Адреналин выделяется надпочечниками. Это нормальная реакция организма на стресс. Ты воевал, значит нервная система срабатывает чуть позже. Сейчас придет в норму, тогда и поговорим. Кури, молчи, смотри в окно… успокаивает.
Дым плыл по кабине, густой, горький. Сигареты все чаще подделывают, все чаще набивают черт пойми чем. И ведь курят, плевать на здоровье, плевать на услышанное, плевать на все. Чертова хреновая привычка.
– Брошу…
– Смысл?
Красный огонек сигареты дрогнул и повернулся к нему, чуть подсветив усы и нос.
– Но ведь там…
– Они есть везде. В больших городах, в маленьких, в деревнях, вдоль дорог и на помойках. Их нет только в глуши, где не найти человека. Хотя всякое случается. Так что бросай не бросай, не застрахуешься.
– Везде?
– Везде.
Рыжеусый хрипло выдохнул.
– Да ладно тебе? Не может же так быть.
Конечно, куда там. Никак не может. Совершенно. Абсолютно. Люди-люди, эх…
– Ты был на МКС?
– Чё?
– На МКС был?
– Нет.
– Но она есть, так?
– Да.
– И ты ее не видел. Зато видел бабу с распоротым горлом и ту тварь. И все равно такого не может быть?
Водитель мотнул головой. А, дошло.
– От них не убежишь. Думаешь уйти подальше от людей, так найдет что-то, совершенно не похожее на человека. Зло разнолико. И вездесуще, уж поверь.
– Что делать?
Он пожал плечами.
– Жить дальше. Знать, кто бродит рядом. Быть готовым ответить. Или предупредить, ударить первым. С ними всегда лучше бить первым.
Рыжеусый закурил еще одну. Щелкнул кнопкой магнитолы. Засветилась синим флэшка. Из колонок потекли первые аккорды «Симфонии разрушения». Водитель оказался любителем чего потяжелее.
– Оружие, да…
Оружие, ага. Здесь, в этой самой стране, оружие.
– Пистолет не потаскаешь. Охотничье? Возможно, только готовь сразу много-много денег. Все равно попадешься.
– Ты вот с ножами. Это круто, только…
– Ты в фуре. Ты проводишь в ней половину жизни. И вряд ли шарахаешься ночью, когда не работаешь. А в фуре может быть что-то, куда лучше, тяжелее, удобнее и убойнее моих ножей.
– Да.
– Заведи собаку. Она поможет почуять, собаки их не любят. Хотя и боятся. Брось курить, запах иногда выдает тварей. Хотя и не всегда. И внимательнее смотри по сторонам. Займись спортом. Ничего нового или необычного.
– Да.
Заладил, да-да.
– Поспи. Нам еще долго ехать, как снег прекратится. Говорят, там впереди его нет? Аномальный, вроде как.
– Наверное. – водитель открыл дверь, приготовился спрыгнуть вниз. – А ты?
– Я здесь подремлю, посторожу.
Глава вторая: чужая квартира с ожившим Мраком
Рыжеусый вырубился сразу. Только прилег на спальник и все, пропал. Такого страха натерпеться, нервы могут не выдержать. Если спит, ровно дыша и не дергаясь, значит успокоился. А ему и впрямь было чем заняться. Клинки следовало подточить еще позавчера. Или вчера? Он уже сбился со счета и плохо помнил, сколько дней прошло с последнего использования стали, украшенной узорами серебра.
Вжик-вжик, брусок тихо скользил по клинку. Не точить, почти править. Бриться? Можно и побриться, было бы желание. Заточку мастер делал на совесть. Такую извести – металл рубить надо. Вжик-вжик, точило бегает вперед-назад. Сколько часов прошло вот так? Больше, чем хотелось бы.
Тридцать три сантиметра в длину. Ближе к острию клинок расширяется почти настоящей елманью. Заточка полуторная. Вся рубящая внутренняя сторона и треть со стороны обуха. Воткнул – достал. Не проколол, скорее, прорвал необходимое и, без задержки, работай дальше.
Славная хорошая сталь ручной ковки. Гарды-пластинки, толстые и надежные, на каждом из клинков. Снятые с двух драгунских шашек позапрошлого века. Хорошего оружия, вдоволь хлебнувшего черной крови тварей. Рукояти деревянные, обтянутые рыбьей кожей с мелкими шипами, крохотными зубчиками, не дающим скользить в ладони. Простые надежные напарники. И полиция остановит, так документы на охотничье в подарок, чеки и прочее у него всегда с собой. Да и откупиться проще, чем со стволом. А не отстанут… Жизнь штука сложная. Но дело даже не в этом. Дело в привычке и в том, что умеет.
За, вроде как, мастерство, пришлось платить дорого. И тогда, в самом начале, и потом, на долгом пути, и даже сейчас. Хотя сейчас, наученный опытом, тысячами километров дорог и тысячами литров мертвой крови, вроде бы стал другим. Но ошибки случаются у всех, прямо как в поговорке: кто не ошибается, тот не работает. Только его оплошности обходились чересчур дорого. Ему и редким хорошим людям, оказывающимся ближе нужного.
Мрак не любит конкурентов, но терпит рядом Других. Пусть и не всегда.
Мрак не любит убивающих его порожденья. Это правильно, они же его дети.
Он сам учился убивать Мрак долго, но все еще не умел многого. И учился, и это тоже верно, иначе никак. Дай такому противнику послабление, реши, что изучил его вдоль и поперек, так в следующий раз, когда ты знаешь все его сто уловок, тебя убьет сто первая.
Потому в непрекращающемся бою важно все, имевшееся под руками и уничтожающее Мрак. Но самое важное – сам человек, когда-то начавший личную войну за мир живых, людей и Других, пусть те никогда не сознаются в чем-то таком. Ему все равно, если честно, особенно зная, сколько Других ушли из жизни благодаря бесконечным тренировкам, бессонными днями, после бессонных ночей, полных страха с кровью, когда приходилось читать и слушать все доступное. Ведь порой, когда нужно убить не-мертвого, клинков может не оказаться.
Осиновый кол не остановит заложенного покойника, но отличить того от поднятого Мраком упыря нужно быстро. Иначе – умрешь ты сам.
Серебро остановит оборотня и справится с волком, получившим свое от охотников и оживленного демоном, прячущимся в обычном, казалось бы, человеке. Но серебро мягкий металл, и чтобы вбить его в мертвую плоть, еще нужно добраться поближе.
Огонь поможет всегда, только применять его не выходит, кому же надо спалить из-за нескольких восставших мертвецов целый дом, подарив Мраку немного боли, страданий и обожженных душ?
Пули, помогающие остановить большинство целей, чаще всего просто останавливают. Решать дело до конца нужно заточенной сталью, бьющей наверняка и не оставляющей надежды тем, кого снова вытащил на белый свет Мрак. Вот так-то, сталь и мускулы, прямо как в старые-добрые времена. Пусть и не со всеми, пусть и не всегда.
Серебряные узоры, хитро сплетающиеся по стали? Важны ли они? Да конечно важны. Хотя важнее умение, точность и остальное.
Вжик-вжик, брусок точил сталь, равнял крохотные заусенцы, убирал любое затупившееся место. Клинок должен быть острым.
Особенно после случившегося два дня назад. Он вспоминал, пока кончалась ночь и вжикал брусок.
Снега не случилось и в помине. Внутрь квартиры пришлось попасть через окно. Через подоконник перелез тихо, старательно ловя запахи. Не ошибся. Пришел куда надо. Не зря что-то толкало изнутри, заставило выйти из автобуса и пойти через поле в большое село. Не зря.
По улицам кружил недолго. Один раз ухватившись за след идешь дальше легко. След, четкий, темно-багровый, вел на окраину. Так даже лучше. Шума не хотелось.
Окраина казалась бедной. Да такой и была. Кто в хорошем селе станет жить в развалюхах по три подъезда на два этажа, а не в собственном доме? Верно, не самые добрые люди. Если, конечно, добро их меряется заповедями и моралью, записанной две тысячи лет назад.
Смеркалось стремительно. Темнота накатывала, окружая со всех сторон. Редкие фонари, горящие через раз и даже реже, не помогали. Но ему это никогда не мешало. Нужное окно оказалось открытым. Ни решеток, ни людей на балконах. Все как вымерли. Хотя до этого им явно еще рановато. Упереться ногой в стену, ухватиться за раму, подтянуться и спрыгнуть вниз. Несколько секунд и все, на месте.
Такие места Мрак любит особенно сильно. Тут люди не слабее, чем другие, они просто пустые. Что зальешь внутрь, то и станет перекатываться по венам и артериям, мешая стылую кровь с черным ядом, не дающим покоя даже после смерти. А уж обратить внимание на соседей, какое-то ведущих себя странно? Отбросьте сомнения, тут так не принято, тут живут по-людски. А по-людски, значит, не суй свой нос в чужие дела.
Тогда, после рухнувшей второй раз за сто лет империи, Мрак расползался повсюду, бежал, как хороший спринтер, занося заразу везде. Мрак пах узнаваемо всем и каждому, только никто не думал, что может случиться на самом деле.
Зло пахло не только шипящим воском черных свечей или выпотрошенным телом, разложенным между лучей пентаграммы, нарисованной на драном линолеуме порой даже губной помадой. О, нет, зло тогда как только не пахло. Хотя главной нотой была кислая.
Ханку, самую стремную дрянь из опиатов, продавали повсюду. Никто даже и не прятался, а зачем? Менты все знают, тюрем на всех не напасешься, а к торчкам соваться – себя не любить. У них же с башкой не в порядке.
Варили дрянь, году к девяносто пятому, порой прямо в подъездах, особо не церемонясь. Газеты, кружка, зажигалка. Кислая вонь ангидрита, проба, типа одноразовый самовар на всех… Вась, ты не болеешь? Неа… На, загони по вене, братишка, ща приход будет. Именно, вот ведь, приход. Водка не вштыривала, хотелось чего-то большего, а таким они всегда рады. Всегда и везде.
– Слышь, Лысый, есть чо?
– Ну… мне самому там… куб…
– Лысый, давай по-братски, пополам, а?
Пробовали все по-разному, от возраста не зависело. Совсем никак. Велись на дурное «ты чо, с первого раза никто не садится, не привыкает… не пацан что ли?». Человек превращался в животное за год. Некоторые раньше. К Девяносто шестому всем, даже самым-пресамым маминым отличницам сразу бросались в глаза четкие и явные приметы.
Плавающие рыбье-сонные глаза.
Пришлепывающие губы, частенько в слюне.
Почесуха по лицу.
Был человек – нет человека. Сейчас такого нет? Да и сейчас есть, только тогда… Тогда случилась просто эпидемия. Жбякались все, кому не лень, зачем-почему-на фига… ответа не случалось.
Этим было все равно. Эти выполняли самые дурные причуды, посули им пару доз или отбашляй лаве в карман. Лаве даже лучше, лаве вернется и осядет у барыги. Барыга положит в клетчатый челночный баул сверток, плотно закутанный в рваное одеяло и почему-то натужно пищащий, барыга отдаст сумку бледному, с покрасневшими глазами утырку, одетому как лох с института, лох с института пройдет через котельную, поставив лишнюю бутылку «Довгань» вечно пьяному кочегару, дойдет до крайней печи и там, своей кровью из разрезанного запястья, что-то напишет на ржавом металле огромной печи, откроет и, не слыша писка с кашлем, кинет прямо в огонь…
Мрак поселился тут именно тогда. В черные страшные несколько лет безумия. Он помнил, ему тогда хватило работы вдосталь.
Чутье не подвело. Он пришел ровно куда нужно, самого себя не обманешь даже если устал. След вывел верно. Все говорило именно об этом, и запахи в первую очередь. В таких местах воняет всегда одинаково. Меняются только обои, мебель и те, кто живет. Или жил.
Сигареты без фильтра, едкие, тяжелые. Запах въелся повсюду, за сто лет не выведешь. Без фильтра курили не из-за собственной крутости. Из-за бедности, больше не из-за чего. Дешевое пойло, разливаемое по полу годами. Блевотина, затираемая грязной тряпкой десятилетиями. Носки, больные грибком ноги, плохая обувь, пошитая и склеенная из чего попало. Больные желудки и кишечники, засоры в трубах, постоянно гниющий мусор. Чертова вонь забывших о самих себя людях.
Бывало, даже размышлял, почему именно так? Почему Зло так старательно стремится именно к таким? Из-за налипшей на тело и душу грязи? Той, что не смоешь мылом и не отскребешь никаким мочалом? Черт его знает, на самом деле. Но в таких местах он бывал куда чаще уютных семейных гнездышек, детских садов или дорогих борделей. Кысмет… карма, чего уж.
Поискал и тут же увидел нужное. Литровую банку с крупной солью, стоявшую на полке кривого шкафа, обклеенного пленкой «под дерево». И кружку. Старую металлическую кружку со сколотой эмалью черного ободка. В чайнике, желтом от табачного нагара, жира и старости, плескалась вода. Ровно на эту самую хренову кружку. Соли, где-то на половину, сверху воды и тихонько болтать посудиной, перемешивая, не шумя и не вспугивая раньше времени. Скоро начнется, он даже не сомневался в этом.
Вода в чайнике протухла. Пахла гнилью, дрожала тонкими паутинками плесени и чего-то еще. Жаль, но так не пойдет…
Святая вода у него была в бутылке из-под «пепси». Или еще чего-то такого же мерзкого и сладкого. Какая разница? Перелить в кружку, аккуратно, чуть-чуть, тоненькой струйкой. Ох, как удивился старенький попик церковки у самой границы с Магниткой. Вряд ли к нему заходили многие, новый большой храм виднелся с каждого края села. Вот только пусть каждый сам выбирает, что его. Каждому свое, как не крути.