Шестая плоскость - Киселева Дафна 2 стр.


'Я люблю жизнь во всех ее проявлениях. Моя жизнь - это мой осознанный выбор. Я развиваюсь и тружусь во имя процветания Дымского Краса. Я чту Режим и его законы. Моя сила в смирении и принятии. Мой дух свободен, пока я отдаюсь служению'

Знакомые девицы, с которыми Атви работала на линии синтеза фруктов, стали скучны до оскомины. Они больше не разговаривали - только бездумно сыпали агрегаторскими цитатами из гипновизора. Не шутили и против обыкновения не упоминали секс, словно забыли о его существовании. Без конца обсуждали, какие удивительные гели для душа есть у них в списке рекомендаций.

Ребята, с которыми она любила полюбоваться закатом, наклеив на радужку пару слайдов, перестали приходить к водонапорной башне. Атви залезала по скользкой лесенке к гигантскому баку в одиночку. Небо переливалось миллионами красок, но восторга больше не было - его блокировала скрепка. К десяти вечера контроллер начинал транслировать убаюкивающий эмбиэнт. Музыка наводила сон, мешая сфокусировать взгляд. Затем следовало легкое покалывание под прозрачным браслетом - это впрыскивали витаминный коктейль с успокоительным.

Единственным способом оставаться в тонусе после инъекции были нейростимуляторы. Атви поколдовала над своим кольцом, пытаясь раскрутить его хотя бы до десяти вольт. Эффект был минимальный, зато средний палец обуглился до второй фаланги.

Она никак не могла привыкнуть к рекламным баннерам на периферии взгляда. Те возникали всякий раз, когда поблизости была торговая точка. Рекламу можно было смахнуть рукой, но она всплывала опять, напоминая кошмарный сон о торговом центре.

Чтобы не видеть назойливых картинок, она стала больше времени проводить в лесу у границы ретро-коммуны. А раз спросила отца, беспокоит ли его нечто подобное.

Тот отмахнулся:

- Дорогая, это нормальный процесс привыкания к новому устройству. И потом, я не дипломированный канц, обратись к специалисту, если тебя что-то беспокоит! Ведь так сказано в инструкции! - он благодушно потыкал пухлым пальцем в пространство, очевидно обозначая местоположение врачебного кабинета.

Теперь в закутке медсестры обосновался специалист из Комздрава, которого агрегаторы прикрепили к общине. Атви трижды порывалась попасть на прием, топталась у двери. И трижды убегала, не дождавшись своей очереди. У нее за ухом время от времени пульсировала боль, что мешала спать. Это настораживало, однако мысль о повторении процесса настройки скрепки вселяла настоящий ужас. Какая- то внутренняя неизбывная тревога не пускала ее за порог процедурной.

Хуже того. Раз вечером она забежала в цех, где дорабатывал свою смену Луцек.

- Я так и не отдала тебе рубашку, - попыталась она перекричать стук и скрежет механики.

Парень ловко орудовал манипуляторами, которые собирали за бронированным стеклом белый чозер. Атви залюбовалась гладким эргономичным корпусом.

- Она мне больше не нужна, - улыбнулся тот и продемонстрировал майку с надписью 'Слава агрегаторам!' - Теперь все, кто меня увидит, обязаны сказать 'Режиму слава!'. Я завел столько новых друзей, ты не поверишь!

- Еще бы, раньше тебя к так называемым друзьям было палкой не загнать, - нахмурилась Атви.

- Ответ неверный! Ты должна сказать 'Режиму слава!' - засмеялся он. - Ну же!

- Да-да, Режиму слава, - быстро проговорила она, - зайдешь ко мне в отсек сегодня вечером? Девочки уйдут работать в ночную смену...

- Послушай... Мы не можем вот так безответственно относиться к нашим товарищам по коммуне, - парень уткнулся в приборную панель. - А что если ты, ну, понимаешь... Места для еще одного человека в нашем корпусе нет, и на это нужно разрешение. И потом, эта гормональная программа доступна только с двадцати двух кругов...

Атви отшатнулась от него:

- Ты толкуешь о детях? Что за глупости! Они нам пока точно ни к чему. Да и отсутствие программы тебе раньше не мешало.

- Раньше я творил, что вздумается, спал наяву. Теперь я проснулся и вижу реальное положение дел. Это не значит, что мы не можем дружить эти пару кругов, пока нам не будет разрешено... Стать ближе.

- Тебе нужно чье-то разрешение? Спал наяву? Ты себя послушай. Говоришь, как робот-кассир в гипермаркете.

- Моя жизнь - это мой осознанный выбор. Что плохого я сказал? Мне казалось, мы понимаем друг друга, - он отвернулся к стеклу, за которым механические клешни накачивали шины.

- Я хотела поговорить с тобой, - вздохнула Атви, - но, видимо, нашла не лучшее время.

- Да, мне нужно работать. Конструирую новый двухколесник - это будет просто бомба! - воодушевился парень. - Тестовая модель. С такими дисками он не поедет, а полетит... Прости, если обидел.

Он едва глянул в ее сторону и добавил:

- Кстати, ты неважно выглядишь, зашла бы в санчасть.

Атви молча развернулась и направилась по гулкому коридору прочь из цеха. На выходе притормозила напротив зеркала в туалете.

- Он прав, - сказала она вслух.

За ухом опять появилась настырная боль. Атви собрала на макушке длинный медный хвост и приблизилась к отражению. Ее бросило в жар от увиденного. Кожа вокруг скрепки посерела. Маленькая стальная пластинка с бирюзовым огоньком была окружена вспухшей плотью цвета мертвечины.

- Лябская скрепка... - протянула она и тут же зажала ладонью рот.

Она не ринулась в сервисный центр и не записалась на осмотр в медкабинет. Тем же вечером из сборочного цеха пропала экспериментальная модель чозера. Утром в столовой не досчитались трех стандартных пищевых наборов, а на перекличке - одного человека.

***

Баром потушил горелку, отмыл колбы, внимательно уложил пинцетом десять прозрачных слайдов в альбом. Вытер рабочую поверхность от невидимых капель реагентов. Лаборатория на мансарде, как антипод его логову внизу, была стерильна. С нейроигрушками, что планируешь продавать другим, следовало быть предельно аккуратным. Это его заставили уяснить, когда он только вошел в дело, кругов десять назад.

Он снял наушники с опухших от басов ушей. Еще на входе в лифт почуял пульсацию волнения с первого этажа. К тревоге примешивался запах еды. Настоящей, а не магазинного биокорма.

'Ладно, за это, так и быть, последний раз. Самый последний' - решил он.

Внизу, почесывая бороду, ухватил с любезно предложенной тарелки пару жирных сонгов, плеснул в кружку граппы. Открыл с планшета список должников и стал молча смахивать имена счастливчиков, что успели рассчитаться в срок.

- Ты так и будешь молчать? - прозвучало из-за барной стойки.

- Мне нечего тебе сказать, Вишенка. Могу разве что устроить прощальный трах на твоем чемодане.

- Каком еще чемодане? - девушка с розовыми волосами плюхнулась на диван рядом с Баромом и опрокинула кружку с граппой. Вскочила. Схватилась за тряпку.

- На том, в который ты сложишь свое барахло и отчалишь в Букву, - невозмутимо пояснил Баром.

- Но у меня билет на телебричку через восемь дней... - начала было возражать она, размазывая по полу красную лужу.

- Так купи новый, на сегодня. Вот - за неудобства, - он вытащил из заднего кармана двести толкачетов и шлепнул деньги на стол, - ты вносишь в мой дом хаос. Я смертельно устал.

- Может, ты хоть раз не станешь мне платить, будто мы обычная пара? - безнадежно спросила она.

- Ага.

- Ну и отлично, ты все равно достал меня хуже компрессоров! - надулась розоволосая. - С ними и то было проще. Нянчиться тут еще с тобой, сопли после кошмариков ночных вытирать!

- Захлопнись-ка, - равнодушно бросил Баром. - И давай иди сюда...

Девушка сверкнула глазами и запрыгнула к нему на колени, словно только и ждала этой команды. Баром без предисловий задрал ее юбку, но тут сработал сигнал у входной двери. Он обернулся на экран камеры наблюдения и хрипло сказал:

- Так, родео откладывается.

Спихнул с себя девицу и громко скомандовал, застегивая штаны:

- Центральный вход!

Металлические панели разъехались в стороны. В круглый холл бывшего элеватора ввалилось два здоровенных бугая. Один из них тащил на себе паренька кругов шестнадцати, что визжал как резаный и прижимал ладони к глазам. Из-под пальцев сочилась кровь.

Баром моментально собрался:

- Йорн, неси его в мансарду, я сейчас буду. Кут, введи меня по-быстрому в курс дела.

- Ему подсунули паленые слайды на тестировку...- удрученно пробасил Кут, - какой-то новый клиент в твоем Клубе. Парень прожег себе глаза по самые мозги...

Баром проводил взглядом громилу, вносившего в лифт его человека. Сказал с ледяным спокойствием:

- Я же запретил тестировать в моем заведении товар со стороны.

- Прости, бонч... Я не при делах. Думаю, это таманцы... Их почерк. Кто ж знал, что так выйдет.

Баром обернулся к девушке позади него:

- Неси на третий этаж чистые тряпки, таз кипятка и бутылку граппы. Сейчас.

Она испуганно закивала и метнулась к кухне. Баром быстрым шагом направился к лифту и бросил через плечо:

- Если я не спасу малышу Дорму глаза, то мы вставим ему твои, что скажешь, Кут?

- Лучше возьми глаза того урода, что продавал на твоей территории, бонч, - хмуро ответил тот.

Парень протянул двое суток. Зрения ему было не вернуть, а значит, малец стал бесполезен для предприятия, это Баром понимал с самого начала. Но он мог бы жить.

Экспансия агрегаторов в этой плоскости шла медленно, но в госпитали без скрин-контроллеров уже не принимали. Баром вколол парню анестезию, промыл его глаза горячей граппой. Это пойло лечит лучше иных лекарств - так считали в Лицере еще до прихода Режима. Вопли было слышно по всей округе. Баром в очередной раз похвалил себя за то, что отстроился на пустыре.

Он провел возле парня сорок часов без сна, но некачественные слайды уже успели полностью раствориться на радужке и всосались в кровь. Баром не был врачом. Он умел делать лишь одну операцию, и к глазам она не имела никакого отношения. Однако бросать своих людей за ненадобностью не входило в его привычки.

За долгое время в нейробизнесе он наловчился раскручивать слабые легальные игрушки на космические мощности. Доводилось ему и ликвидировать последствия неудачных экспериментов. Но это была первая смерть на его столе.

Капсула спустила его в холл, где Йорн и Кут задремали под бубнеж гипновизора. Из динамиков сыпались жизнеутверждающие вбросы:

- ...Стабильная динамика роста курса толкачета к иностранным валютам. Рекордное снижение уровня рождаемости. Внедрение передовых проф-программ в систему виртуального образования. Установите на свой контроллер новый патч и будьте в курсе достижений правящей партии...

Баром погасил экран.

- Парни, закопайте его у Синильной топи, - устало сказал он своим ребятам. Те мигом проснулись.

- Мне очень жаль, бонч, - неожиданно высоким голосом проговорил Йорн.

- Так и должно быть. И прекрати уж это, ладно? Вы оба! Называйте меня по имени, пока мы дома. А то я чувствую себя гребаным тираном.

- Как скажешь, - хором ответили близнецы.

- Хорошо, - вздохнул Баром, растер лицо и положил в рот сигарету, - когда закончите, прижмите таманцев. Узнайте, откуда их дерьмовый товар взялся в моем городе, подтяните пару бойцов, если надо.

Кут протянул ему зажигалку:

- Ты в порядке?

- Бывало и хуже, - Баром прикурил и накинул на голову капюшон, - мне нужно проверить обстановку в Клубе. И найти себе нового смотрящего. Этот уже свое отсмотрел.

У выхода из элеватора он обернулся:

- Да, и проследите, чтобы эта... гм, женщина села на телебричку до Буквы. Чтобы к моему возвращению ее здесь не было.

- Ты про Вишенку? - ухмыльнулся Йорн. Но дверные панели уже захлопнулись.

***

Лунце повисло у самого горизонта, стемнело. Баром надел свежее нейрокольцо и немного приободрился. По телу прошла адреналиновая волна, голод притупился и вскоре исчез. Двое суток без сна давали о себе знать, но сейчас ему нужен был не матрас с подогревом, а видение ситуации. Его человек был мертв, и это походило на предупреждение. Таманцы снова активизировались. Придется напомнить им, кто платит компрессорам за их защиту. А первым делом - поставить нового смотрящего в Клуб. От этого зависит репутация заведения.

Баром запрыгнул на свой чозер и поехал через пустырь в сторону центра. За выжженным полем виднелись гипновышки с красными огоньками. На подъезде к Лицеру замелькали окна в чужих домах, голые деревья, толкучка с плакатами у памятника в виде грибницы. Центральная площадь раскинула по сторонам рукава деревянных мостовых. Он свернул у пятицветного светофора, поднял в воздух облако пыли и въехал в арку сквозь зеленую голограмму. На портале значилось 'Эйфориатриум и магазин братьев Ярмс'. Братьев у Барома уже не осталось, но название прижилось, и менять его он не планировал.

Назад Дальше