На самом деле чиновница Горюхина знает: никто за кордоном русских детишек на донорские органы не разрезает, опыты над ними не ставит. Ну, разве, в исключительных редких случаях, впрочем, маньяков хватает везде. Пропаганда это все: ТАМ сиротинушка, обретший приемную семью, шансы имеет в люди выбиться. ЗДЕСЬ же из зайчонка сделают озлобленного затравленного зайца, да под расход пустят. Я это к тому, что совесть у Горюхиной чиста как слеза Мичурина. Есть правда, а есть правда окончательная, которая все же на чиновничьей стороне.
Марья, возвратимшись домой, обнаружила пустоту. И давай горько рыдать-причитать: не уберегла выводок. Тут кто-то за плечо несчастную мать тронул. Взглянула: чёрт! Ну, мать, упрекнула себя Марья, допрыгалась до чёртиков. Вгляделась пристальнее: да нет -- младший, Васятка. Когда облава началась, мальчик в печь запрятался, так и уберегся. Поведал он матушке о том, что случилось. Вместе поплакали. А после стали думу думать: как роднуличек спасти? Васятка заявил:
- Не унывай, матушка, прорвемся! Русские люди и не то сносили, ан не спасовали.
Да и как еще Васятке говорить, коль он теперь за старшего мужчину в семье остался. Тем самым дитятко матушку успокоило, и все же та напилась водки и с глупым выражением лица всю ночь прохрапела на полу. Васятка и такую мамку любил -- потому что она родная.
Горюхина, соразмерив результат с оперативными документами, осознала, что маненько просчиталась: зайчатушек семь должно быть, а не шесть. И заказ был на семерых. Дело серьезное: задаток же получен. И посылает в Марьину хату своих янычар вновь, сама же берется возглавить поисковую экспедицию.
Но нет дома ни Марьи, ни поскребыша. Сколь не вынюхивали -- след простыл. Старшим детишкам мама не раскрывала род своей добывательской работы, а младшенький волей-неволей разузнал. Трудится Марья наркокурьершей, смертное зелье по точкам разносит. Вид у бабы жалкий, забитый, органы наркокартел... тьфу -- наркоконтроля на накую глаз не кладут. А что еще вы хотели: чтоб мать святою была? Но она же не Мадонна Сикстинская, иконы с нее писать все одно никто не будет. Вот он, образ Руси-Матушки: напившаяся вдрызг многодетная мать, потерявшая выводок, а над нею чертёнок бдит. Васятка не оставляет мыслительного процесса по поводу вызволения своих сродственников. Он и для мамки -- единственный мотиватор; без сынишки б та плюнула и принялась, как у нас издревле повелось, новых нараживать.
Видно Васятка как личность отыгрался за всю в сущности инфантильность своей матери. Чадолюбие -- еще и ответственность за то, что породил, иначе получается какая-то беспечность. Впрочем, чего это я по-обывательски заговорил... Ах, да! Нация русская на убыль идет, а кто у нас наиболее рьяно плодится: поповские семьи, сектанты, дебилы-алкоголики да такие как Марья наивные дуры. Но я сейчас раскрою тайну похлеще леонардовского кода: именно за счет вышеперечисленного контингента народ наш покамест и не вымирает.
Ладно, отвлекся. В общем, влился мальчишка в мамкину работу, с нею по точкам мотается, в дела неправедные вникает. Параллельно, проявив деловые качества, договорился Васятка кой-о-чем с наркобароном. Уж не знаю, как два таких непохожих человечка общий язык нашли. Значит все же похожие, по крайней мере, в глубине душ. И вот однажды...
...Чиновнице Горюхиной доложили: объекты на месте, тепленькие в хатке заперлись. "Берем!" -- воскликнула детозахватчица, и началась операция. На сей раз не стали особо церемониться и нанотехнологии применять -- дверь выломали ломом. Марья замерла посреди комнаты, Васятка ж подбежал к Горюхиной, обнял тетку и давай визжать:
- Те-е-етенька, ми-и-илая, оставьте вы нас в покое за ради бо-о-оженьки! Не погуби-и-ите...
- Да што ты, што ты... - Рассупонилась Горюхина. Рада она, что добыча так легко далась. - Все будет хорошо, малыш...
Тут -- крики: "Стоять! Не двигаться! Руки за голову!" Из углов выскакивают здоровенные мужики и янычар штабелем на пол положили. Это органы госнарко... тролля... тюфу, наркокорт... да ладно -- неважно, государевы, в общем, люди. Как бы невзначай и понятые появились, начальник наркотический заявляет:
- Гражданка дорогая, предъявите сумочку свою для досмотра.
Открывают: а там -- пакетики с белым порошком. Горюхина нагло так выдает:
- Требую своего адвоката. Это подстава.
- Все вам будет. И небо в клеточку, и ад в алмазах.
Тут же и протокол составляют, и всех -- в кутузку.
Итак: одна вельможная группировка попалась в лапы другой. Все одним миром мазаны, но некоторые -- более, что ли, намазюканные. Чиновница с порога орет:
- Хрен ты у меня, Марья, шестерых своих назад получишь! Кровь за кровь!
Как вы поняли, мальчонка, когда к чиновнице льнул, втихую ей в сумку зелье-то и впихнул. Ловкий он на руку пацанчик, изворотливый. Похоже, Васятку ждет большое будущее.
Все было продумано и за братьев-сестер. Выходят Горюхина с янычарами, в браслеты закованные, на улицу, видят: те шестеро, что чиновница загубить хотела, смотрят, на нее лыбятся будто она орангутанг в клетке.
Дело в том, что, когда Горюхина с янычарами на охоту отправились, боевики бандгруппировки проникли в приют и Марьиных детишек ослобонили. Вот что значит грамотно разработанная и четко исполненная операция. Я не буду намекать, что наркомафия в чем-то хорошая. В конце концов, они защищали свою не поделом обиженную курьершу. И я не утверждаю, что нарококарт... тьфу -- наркоконтроль такой плохой. В конце концов, допущена была подстава, а это подло.
Но я настаиваю вот, на чем: это в сказках все черное и белое: бабло побеждает зло, свет пожирает тьму и все такое. В жизни же даже не серо или коричнево (все художники знают: при смешении всех цветов получается коричневое), а именно что пестро. Бывает, зло оборачивается добром либо наоборот. А случается, то и другое сосуществуют и даже вместе пиво сосут.
Марью с ее детьми еще ждет немало трудных дней. Горюхина выкрутится -- бабло не только побеждает зло, но и отмазывает -- так что будет, будет ответный удар.
СПРУТ
Один город во самой глубине Руси полонила банда. Столб черный посередь главной площади поставили и заявили: "Наши вы теперячи рабы во веки веков, аминь!" Данью всех обложили, рэкетирствуют нещадно и беспределы всякие творят.
Атамана той банды звали Спрут. Кличка то, фамилия или чин такой, никто не знает. Лагерь бандитский за городом на высокой горе. В народе шепотом говорили: "Засел горбатый на горЕ нам на гОре". Спрут -- кряжистый горбун наподобие сатира. А в главари он пробился благодаря личным качествам: коварству и руководящей жилке. Вслух боялись злословить потому как у Спрута в городе много агентов тайных. Да и многим была удобна шайка, потому как кормились эти коллаборационисты стукачеством да наушничеством. К тому же кадры бандитские подкреплялись за счет горожан -- есть же такие, кому по душе вольное злодейское житие, а работать -- например, за сохою землю взрывать -- что-то не очень и охота. Горожане ни за что ни про что пропадают, в особенности девушки из тех, кто в соку. Слова правдивого о Спруте и его щупальцах сказать боятся, да и вообще миром овладел террор. Уже и теоретики появились, которые доказывают: если вас е... ну, то есть как хотят так вами и крутят, следует расслабиться, получать удовольствие и верить в силу идеи непротивления злу насилием.
И как-то приказал Спрут взять в полон дочь городского Головы, прекрасную Елену. Заперли красавицу в тереме на вершине скалы и сказали: "Пока не согласишься за атамана нашего добровольно выйти -- век тебе тут гнить". Спрут желает, чтоб все по-честноку было, стерпимо-слюбимо. Тем паче в тереме все обставлено по первому классу, практически -- золотая клетка. Приходит в светлицу Спрут чуть не каждый Божий день -- с дарами, яствами -- и всякий раз вылетает как петух ошпаренный, с ошметками на горбу. Но атаман -- дядька упорный, знает, что рано или поздно добьется своего, ведь сердца красавиц к переменам склонные. Если уж совсем правду сказать, стареть стал главарь, в сантименты вдарился, а это губит всех вождей и диктаторов.
Сдружилась Елена с крыской одной, прикормила, а обозвала Крохоткой. И крыска та повадилась в город малявы таскать. Так что Ленин папа по крайней мере знал, что дочь покамест не пропала пропадом. Вроде бы и жаль дочку, да есть надежда, что под Спрутом Елене, может и неплохо будет. Кто ж из градоначальников не мечтает с Хозяином Жизни породниться, даже ежели таковой -- Князь Тьмы?
И как-то во время очередного неудачного визита спросила Елена вскользь у злодея: есть ли на свете человек такой, которого Спрут опасается? И сознался атаман: живет в городе парень один, Вася-качок. Всем он хорош, да вот дурачок. Вот коли ума сыскал бы -- нашел бы управу на банду Спрутову. Но где такому обалдую умишка добыть...
Пишет Елена маляву, в зубки Крохотке сует -- та и несет весточку Голове городскому. Прочел Голова послание и приказал Васю-качка сыскать. Чиновники нашли парня в подвале каменном, в атлетическом клубе самодеятельном. Там много таких, крепких да маслатых, и все, кажется, интеллектом не блещут. Железо звенит, богатыри стонут, дух русский в спертом воздухе витает... Вскричал первый зам Головы:
- Который из вас Вася-качок!?
Вася аккурат штангу тягал, а, испугамшись, на стопу свою сорок девятого размеру обронил. Говорит Вася:
- Пошто страху нагоняете, уважаемый? Я наверное из-за вас травму спортивную получил.
Объяснил зам ситуацию. Ну, что Вася-качок город от разбойников Спрутовых спасти должен, да и Елену прекрасную ослобонить.
- Не буду я этого делать. - Ломается Вася. - У меня режим и все такое. Да и вообще я умом не вышел, идиот, можно сказать, ибо в вашу эту политику не лезу. Сами там разберитесь в верхах. Идите уж себе, пока совсем не расстроился.
Посмотрели чиновники на богатырей с лицами имбецильными, головами покачали -- и молчаливо удалились. Доложили они Голове ситуацию. И тот придумал такой прием: приходят как-то к подвалу качковому триста детишек малых. Встали -- и молчат. Сам Голова к богатырям заходит и приглашает на свет Божий выйти. Вышли бугаи, смотрят на малышню и понять не могут.
- Перед вами сироты малые. - Поясняет Голова. - Их родители, сестры, тети -- пропали. И вы знаете, кто всех забрал-загубил. Подумайте: ведь мы до того допрыгались, что даже боимся произносить имя супостата...
- Ладно. - Говорит Вася-качок: - Но што ж я без ума сделаю...
Меж тем Голова получил новую весточку от Крохотки... то есть, от дочки, конечно. Елена прекрасная смогла еще кой-чего у Спрута выведать. Оказывается, ум Васин украла Баба Яга, живущая по ту сторону разбойничьей горы. Та похвалилась о том на пьянке, которую Спрут устроил по поводу большой добычи и всю нечисть к себе зазвал.
Другой богатырь бы сказал: "Что я со своего подвига иметь буду? Заспасибо на масло не положишь". Вася другого покрою: истомился он без ума, достало железки тягать. Говорит Вася:
- Хорошо. За ум я и на подвиги готов.
В те времена Баба Яга не была еще столь страшной и скрюченной, я была она женщиной-ягодкой -- только колдуньей, имеющей сношения с загробным миром. Того Васю она еще ребеночком приметила, ума и лишила. Почему -- чуть позже мы от ней самой разузнаем.
Идет Вася-качок лесом, гору разбойничью огибает, встречается ему горбун. Вася ума лишен, не догадывается, что это и есть сам Спрут, тот же спрашивает:
- Куда путь держишь, добрый молодец?
- Да вот, за гору. - Чистосердечно отвечает Вася. - Хочу у Бабы Яги выведать, куды она ум мой запропастила.
- Так ты разве плохо без ума живешь? На што он тебе теперь...
- Хочу, добрый человек, с умом злодея одного загубить. Чтоб не шалил. Ну, и девчонку одну ослобонить.
- Ты вот, что, крепчавый... - Спрут на самом деле, расплылся в удовольствии ? никто еще не обзывал его "добрым человеком": - А коли тебе тот злодей предложит соединиться: его ум -- твоя сила. Вы ж тогда не только городом владеть будете, а цельной губернией.
- На што мне губерния...
- Ну, знаешь... сходи на гору, спроси у самого. Он дядька с умом.
- Не. Я свой хочу.
- Ну, ладно, иди себе... красавчик...
- И тебе не хворать!
И пошел Вася дальше. А Спрут, сплюнув, прошипел:
- Да ты, кажется, молодчик, и не такой дурак вовсе...
Выбрел Вася к избушке Бабяговой, кричит:
- А нут-ка, изба: повернись к лесу задом, ко мне передом!
- Это ты в кому, мужчинка, обращаешься? - Спрашивает Яга, из чащобы выйдя, при этом Баба кралю из себя строит.
- Да вот, к домику этому, пардон мадам.
- А-а-а... та то в сказках избушки на курьих ногах. Моя же -- на сваях лиственных.
- О! Так это ваше что ль жилище?
- А то. - Зажеманилась колдунья, разрумянилась.
- Миль пардон, Яга-душенька, по вашу я, значит, личность. Отдайте мне, мерси боку, ум мой. - Вася и сам не знает, с чего это он по-французски заговорил.
- Шарман. А выполни-то мы у меня, дружок, мужскую службу. Печку переложи, дымить стала.
- За ум?
- Уи.
- А чего ж не уи. А ля гер ком а ля гер...
Заходит в избушку -- а печь в ней на полгорницы. Другая половина -- сплошь колдовское гнездо с травами приворотными на стенах да с зельями магическими в горшках. Что же: разобрал он печь по кирпичику, а как сложить -- не знает. Вася только железки тягать мастак, а по другим рукомеслам -- дундук. В то время Яга на парня мяснистого странно как-то глядит, с туманом во взоре.
Нет уж, думает себе Вася-качок, лучше хоть как-нибудь печку сложу, чем с Бабою Ягою сношаться... И сложил он печь. Глины добыл знатной, намешал с солью и дерьмом конским. А как растопил, не задымила, печка, жаром дышит, зноем исходит.
- Принимайте работу, мадам-хозяйка!
Посмотрела Яга, принюхалась и говорит:
- Ладно.
- Да што ладно? Вы бы что ли, тужур-бонжур, умишко-то мой вернули... а?
- Да ты и не заметил, дружок. Ум твой в печи лежал. Сам себе ты его на место и водрузил.
Причувствовался Вася к себя: кажись и впрямь с умом он теперь! По крайней мере, ветру в башке уже не ощущается.
- Аревуар. А на что вам мой ум был?
- Старая история. Родители твои покойные уж очень друг дружку кохали, прям как голубки парувались. Мне завидно стало, и я наказала их тем, что у чада ихнего -- у тебя, то есть -- умишко и умыкнула. Мечтали они, чтоб стал ты прохфессором, а ты рос дуб дубом. Вот печаль их и съела. Все думают: от ума горе, а по жизни выходит -- горе от обезумения...
...Меж тем прекрасная Елена включила свое тысячелетиями испытанное оружие: способность лишать рассудка мужчин. Среди банды Спрутовой нашлись такие, кто глаз на красавицу положил. И стали самцы промеж собою соперничать, токовища устраивать, до разлада и драчки дошло, короче, полный шерше ля фам. Очень плохое дело, когда в мужском коллективе женщина: к примеру, моряки это слишком знают, а что уж тут говорить о разбойниках. Спрут уж не в силах предотвратить разложение коллективово, думает: то ли погубить Елену, то ли взад отпустить, а может и насильно на себе оженить. Короче, красота -- страшная силища...
...Прощается Вася-качок с Бабой Ягою. Та напоследок шепчет томно:
- Да ты хотя б поцелуй меня напоследок, молодец-красавец...
- Можно, напоследок -- не грех.
И слился Вася-качок с Бабою Ягой во французском поцелуе...
Попрощавшись с Ягой, двинулся Вася на гору разбойничью. К тому времени подтянулись из города его друзья-качки. Вида все внушительного, с дубинами, кастетами да нунчаками. Навстречу им с горы бандиты спускаются -- тоже облика свирепого, да еще и с арсеналом. Чует вся тварь земная, небесная и водная: битва грядет -- и разбежались-разлетелись-расплылись по дуплам да норам. Во главе двух войск -- командиры. Спрут уже знает, что Вася ум себе вернул, отчего нервничает.
Узнал Вася-качок в Спруте того горбуна, что предлагал ему соединить ум Спрутов с силою Васиной. Не удивился, ибо теперь умным стал, только мысль шальная пролетела: а ведь два ума -- лучше одного! Тем более что силу можно соединить еще и с коварством... Но погасил Вася в себе искушение, к атаману подходит и говорит: