Я пожимаю плечами.
– Это же ты говорил мне, что у шпионов на лбу не написано, шпионы они или нет.
– Да, кажется, говорил. Очень мудрое замечание, как ты считаешь?
– Так что говорит Донна, о, мудрейший?
– Что она сбежала из Англии пару недель назад, когда там стало совсем худо. Арестовали ее мать. Отец умер еще раньше. Она перебралась во Францию, а оттуда сюда.
– И все?
– Это вкратце. А вообще она довольно разговорчивая. Ничего не скрывает. Много говорит о тебе. Ты ей понравился.
– Я спас ей жизнь… вырвал ее из когтей зла.
Мы сидим молча, потом Габриэль замечает:
– Она говорит, что их было восемь. Охотничья элита, две с сильными дарами.
– Видимо, не такими уж сильными.
Но Габриэль с тревогой и печалью в голосе добавляет:
– Тебя могли убить.
– Меня могли убить на входе в этот лагерь вчера вечером.
Но я знаю, что он прав. Та, с даром насылать боль, заставила меня помучиться. Наверное, у нее был все же не самый сильный дар или она не умела контролировать его в бою как следует, но на смену ей придут другие, и они будут сильнее. Так что мне просто повезло, как и в том, что ту, которая умела ослеплять на расстоянии, я случайно прикончил еще в самом начале.
Мы слышим голос Греторекс:
– Через две минуты выступаем. Готовьте вещи.
Габриэль хочет встать, но мне надо сказать ему еще кое-что.
– Все Охотницы были женщины. Некоторые спали, когда я их убивал. Одна пыталась бежать, но я перерезал ей горло. Другим выпустил кишки, а кое-кого заживо спалил молниями, которые выпустил из рук.
Габриэль снова садится, теперь уже совсем близко ко мне, и кладет ладонь мне на ногу.
– Это же война.
– Значит, я герой войны, а не психованный убийца?
– Ты нисколько не психованный, и ты совсем не убийца. Ты вообще не плохой. В тебе нет зла. Ты – человек, попавший в тенета кровавой войны, и она выедает тебе душу, сводит тебя с ума, что лишний раз доказывает, насколько ты нормален.
Ни одному нормальному против них не выстоять
Греторекс выводит нас из лагеря. Нас человек двадцать. Каждый несет свой груз. Даже Донна тащит на спине здоровый рюкзак, хотя руки у нее связаны спереди. Мы шагаем в затылок друг другу. Смысл в том, чтобы пройти через уже готовый проход, а потом закрыть его за собой, оставив лагерь пустым и без единого намека на то, куда мы делись. Как говорит Греторекс, он свое отслужил.
Греторекс классная. На ее месте многие стали бы обвинять меня, говорить: «Это все из-за Натана, если бы не он, нам ничего не пришлось бы делать», но она все видит совсем в другом свете. Она понимает, что перемены неизбежны и что они – часть ее работы.
Я отстаю от своих, потом останавливаюсь и прислушиваюсь, нет ли Охотников. С них станется – напасть, пока мы переносим лагерь и особенно уязвимы, занятые делом. Но я ничего не слышу. Я кладу свой груз на землю и несколько минут бегу по нашим следам обратно. Я знаю, что посланцы Греторекс уже проверили и перепроверили там все, но лишний глаз все равно не помешает.
Пусто.
Я возвращаюсь, подхватываю свой груз и догоняю наших, когда те уже скрываются в проеме. Греторекс ждет, когда пройдут все, сама идет последней. Тех, кто умеет делать проемы, вообще мало. В Альянсе остался всего один такой человек. Маркус мог, но я пока понятия не имею, как подступиться к этому дару. Зато закрыть проход может любой, тут не нужны никакие особые умения, только немного взрывчатки.
Когда мы все оказываемся на той стороне, Греторекс достает гранату, выдергивает чеку, мы с Габриэлем хватаем ее за левую руку, а правую она опускает в проход вместе с гранатой. Он затягивает ее, но мы упираемся ногами в землю и тянем ее на себя, а она выпускает гранату. Та взорвется еще внутри тоннеля, но через пару секунд он потеряет магическую силу и растает в ничто.
Мы проверяем – проход закрыт.
Через пару часов лагерь номер три разбит на новом месте, все устроено и выглядит так, словно мы здесь уже сто лет. Оказывается, Греторекс с Селией давно приглядели это место. Греторекс – профессионал и ведет себя спокойно, но я чувствую, что новенькие напряжены, они все на нервах и, похоже, во всем винят меня. Это видно по тому, как они сбиваются в кучу при моем появлении и начинают бросать на меня косые взгляды. По-моему, Греторекс тоже это заметила. Она не дает им расслабиться, заваливает заданиями: разбивать палатки, охранять периметр лагеря, готовить. А в конце дня решает провести тренировку по борьбе.
Мы с Габриэлем наблюдаем за спарринг-партнерами. Донна тоже смотрит, сидя напротив нас со связанными руками.
Греторекс дает себе отдохнуть и подходит к нам, посмотреть с нами вместе. Я спрашиваю:
– Что с Донной?
– Говорит, что хочет в Альянс, но после ББ Селия строго-настрого наказала не брать никого, кроме тех, кто прошел контроль зельем правды.
– И какие результаты?
– У нас нет зелья. Я отправила в главный лагерь сообщение о том, что нам нужно зелье, а пока она пленница.
– А что тебе подсказывает чутье? Кто она, шпионка или нет?
– Мне она нравится. У нее хороший характер. Она умная, сообразительная и совсем не заносчивая. Правда, ей нравишься ты, и это меня удивляет.
– Очень смешно.
– Вовсе нет, в моих глазах это свидетельство того, что она умеет разбираться в людях. Она тебя защищает.
Интересно, от кого.
Греторекс кивает на своих учениц и спрашивает:
– По-моему, они стали выглядеть лучше, тебе не кажется?
– Да, лучше. Но все равно они рыхлые и неповоротливые.
– Я бы рискнула выпустить их против тебя в честном бою.
Я качаю головой.
– Хочешь попробовать? Им будет полезно. Четверо лучших против тебя одного. Только, чур, никого не убивать.
– Если они у меня выиграют, я убью себя.
Греторекс улыбается.
– Ладно, уговорил. Четверо их плюс я – против тебя одного.
Греторекс – хороший боец, она почти не уступает Селии. Я качаю головой и говорю:
– Не хочу делать тебе больно, Греторекс.
– Ничего, на мне все зарастет. Как и на тебе. А может, ты просто испугался бывшей Охотницы и четырех ее учениц, а? – Греторекс маленькая и худощавая, но она быстрая, крепкая и смертельно опасная, потому что умная.
Я поворачиваюсь к Габриэлю и спрашиваю:
– Что скажешь?
– Надеюсь, они надерут тебе задницу совместными усилиями.
– Ну, давай, собирай свою команду, – соглашаюсь я.
Греторекс, потирая ладони, выкрикивает:
– Софи, Скотт, Адель, Кирсти!
Те подходят. Я узнаю Кирсти – она здоровая, медлительная и сильная. Скотт, наоборот, быстрый и энергичный, то же и Софи. Адель, наверное, из другого лагеря – раньше я ее не видел. Греторекс проводит с ними подготовительную беседу, которая сводится, в общем-то, к одному: она нападет на меня первой, а пока я буду занят ею, пусть они наваливаются на меня со всех сторон и делают, что смогут. Когда она заканчивает свою речь, я говорю ей:
– Ты не сказала, что им делать, когда я убью тебя.
Греторекс с улыбкой отвечает:
– Когда будешь молить о пощаде, я тебе припомню. – Ее подопечные кивают и пытаются выглядеть круто.
Я выхожу на середину, и они тут же окружают меня с тыла – почему-то думают, что это им поможет. Наверное, считают, что со спины я более уязвим, но они ошибаются – я буду двигаться быстро. Моя главная проблема в том, чтобы никого не убить и не искалечить.
– Никаких даров, – предупреждает меня Греторекс. – Никаких невидимок. – Мы тренировались так и раньше, так что это тоже будет совсем не трудно.
– И никаких ножей с пистолетами, – отвечаю я. – И дубинок тоже. – Знаю я эти ее штучки.
– Конечно, нет – за кого ты нас принимаешь? – говорит она и вытягивает вперед руки, как будто хочет показать, что они пустые.
Я жестом подманиваю ее к себе, остальные рассыпаются вокруг нас.
Селия обучила меня отличной технике, но ей же она обучила и Греторекс, зато я крупнее, сильнее и быстрее, чем она. Если я вырублю ее быстро, ученицы попадают одна за другой, как яблоки с ветки. Надеюсь, никому из них не придет в голову пуститься наутек. Я всегда особенно жесток с теми, кто убегает.
Греторекс делает шаг назад, я – вперед, и тут новички наваливаются на меня всей кучей. Значит, натаскивание перед боем было уловкой: они все спланировали заранее. Я вырубаю Скотта прямым ударом в лицо, Адель через долю секунды – локтем, но тут мои почки взрываются от боли, я падаю на колени и лечусь. Я пытаюсь откатиться, но тут кто-то хватает меня за ноги, а Греторекс пинает меня в лицо.
Во рту у меня кровь, зуб шатается, но я тут же лечусь и протягиваю руку, чтобы схватить Греторекс, а той уже нет, и тогда я изворачиваюсь и наношу мощный удар девчонке, которая держит меня за ноги. Меня снова бьют по почкам, но я успеваю перехватить чужую ногу и заламываю ее в сторону. Судя по хрусту и крику, понимаю, что сломал. Потом вскакиваю и вижу только Греторекс и Кирсти, – хотя Адель, похоже, уже приходит в себя. Я делаю ложный выпад к Кирсти, а сам прыгаю и бью Греторекс ногой. Но у нее отменная реакция, она уходит в сторону раньше, чем моя нога долетает до ее лица, я лишь слегка зацепляю ее скулу. Кирсти заходит сзади – это хороший маневр – и обхватывает меня со спины обеими руками – это плохой, потому что я резко закидываю голову назад и ломаю ей нос. Но она все равно держит, не отпускает, и тогда я повторяю удар еще раз и добавляю пинок в голень. Она падает. Тут я разворачиваюсь к Адель, которая уже очнулась и идет на меня, и бью ее в лицо, но, пока мой кулак еще свистит в воздухе, ее лицо меняет цвет, и я чувствую такую сокрушительную боль в руке, как будто я со всего размаху врезался в железо. Кажется, у меня сломаны пальцы. Я отскакиваю назад и лечусь. Адель фыркает, ее лицо снова становится обычным, бледным.
– Как начет драки без даров? – кричу я.
Адель пожимает плечами.
Я делаю то же и говорю:
– Давай поглядим, что получится, если я пошлю в тебя молнию.
Греторекс встает между нами и говорит:
– Нет! Никаких даров – Адель еще учится контролировать свой. Она…
Я бью Греторекс ногой в голову и на этот раз попадаю точно, она растягивается на земле.
– Что, уже и спросить нельзя?
Мы с Адель остаемся один на один. Я бью ее ногой с разворота, она опять сереет. Ощущение такое, как будто лягнул автомобиль. Я лечусь и делаю ложный выпад – посмотреть, как она отреагирует. Она сереет, потом пытается ударить меня, но тормозит, и я хватаю ее за руку, бросаю животом на землю и за волосы запрокидываю ей голову. Снова вижу, как ее кожа приобретает металлический оттенок, но уже через секунду он проходит, и она опять делается уязвимой. Тогда я беру ее шею в захват, и ее лицо снова меняет цвет, теперь на свекольный. Дар больше ей не помогает.
Она колотит по земле руками и ногами, показывая, что сдается, я отпускаю ее, встаю и говорю:
– Лежи. – Но она все равно вскакивает, и я вижу, что она сильно разозлилась. Я еще раньше заметил, что у нее глаза Черной Ведьмы, и злится она определенно как Черная. Она бросается на меня, сереет, но это длится всего секунду, потом ее лицо приобретает нормальный цвет, и я бью ее с размаху, сильно. Пошатнувшись, она падает на спину, и носа льет кровь.
– Когда научишься контролировать свой дар, он сослужит тебе хорошую службу, – говорю я ей.
Я оборачиваюсь. Греторекс уже снова на ногах, в знак поражения она поднимает руки. И говорит:
– Ладно, Натан. Ты победил. Хватит. – Потом она окидывает взглядом своих стонущих на земле учениц и добавляет: – Хотя я по-прежнему думаю, что они многому научились.
– Точно, ни одному нормальному против них не выстоять.
Голос доносится со стороны деревьев, я оборачиваюсь и вижу Несбита – он стоит и ухмыляется, глядя на меня.
Жажда крови
Прекрасная светловолосая Черная Ведьма закуривает и бросает мне зажигалку. Приятно иногда выкурить сигаретку, особенно одну из тех, что курит она. Я затягиваюсь восхитительно густым дымом с ароматом голубики, выпускаю вверх фиолетовую струю и смотрю, как она тает у меня над головой. Раньше я не доверял Ван и не курил ее сигареты, но эти не крепче табака, а на вкус несравненно лучше.
Ван говорит:
– Ты, кажется, напал на отряд Охотников, Натан.
– Они наши враги. Разве мы все не должны поступать так же?
– Мы все должны подчиняться приказам. Приказа нападать не было.
– Я наткнулся на них случайно. Было жалко бросить. А просить разрешения времени не было.
– Ты прекрасно знаешь, что не получил бы его, даже если бы попросил.
Мы сидим в центре нового лагеря номер три с Несбитом, Габриэлем и Греторекс. Ван – эксперт по всяким снадобьям и наверняка прибыла сюда для того, чтобы смешать для Донны зелье правды, хотя речи об этом пока не было, и разговор крутится в основном вокруг меня.
Ван продолжает.
– Ты рискуешь своей жизнью и жизнью других ради кучки Охотников. Такие нападения ни к чему не ведут, разве что удовлетворяют твою жажду крови.
– Ну, ее-то удовлетворить нельзя, – бормочет сзади Несбит.
– Я рискнул, и мой риск оправдался.
– А мы бы предпочли, чтобы ты не рисковал понапрасну.
– Мы все рискуем жизнью, каждую минуту. Может, нас уже завтра не будет в живых. Так что это мое дело, нападать на Охотников или нет.
Ван качает головой и переводит взгляд на Габриэля. Тот говорит:
– Натан рискует в разумных пределах и никого не подвергает опасности. – Но почему-то мне становится тошно от того, что он прикрывает меня, ведь я знаю, что он не одобряет моих действий.
– Ну, в разумных или в неразумных, – подхватывает Ван, – а вывод один: если так будет продолжаться, то рано или поздно тебя, Натан, убьют. А ведь у нас на тебя большие виды.
– Да ну? – отвечаю я. Значит, вот зачем она здесь.
– Чем дольше затягивается война, тем сильнее становится Сол. Белые Советы Европы один за другим подпадают под его влияние. Мы по-прежнему стараемся привлекать новобранцев из разных слоев ведовского сообщества, но после поражения при Бяловице это… одним словом, сложно. – Она смотрит на меня, затягивается, выдыхает струю сиреневого дыма. – Есть еще один фактор, который мешает нам находить сторонников. Многие не видят смысла ввязываться в схватку, раз уж ты все равно убьешь Сола, рано или поздно. Ходят слухи, будто кому-то уже были видения на эту тему. Хотя лично я не уверена, что речь идет именно о видениях, скорее это отчаянная надежда. Зато все знают, что ты получил дары своего отца.
– То есть опять хотят свалить все на меня одного? И ты тоже в это веришь, Ван?
– Если все дары твоего отца у тебя и ты можешь ими управлять, то ты и впрямь сильнее Сола.
– Но только Сола, – возражаю я. – А не Сола с сотней Охотников.
– Сол знает, что ты для него последняя реальная угроза, – вмешивается Несбит. – Вот почему он рассылает прокламации с обещаниями всеобщей амнистии. Хотя кто ему поверит?
– Какой амнистии? – спрашиваю я.
Несбит ухмыляется.
– А ты не слыхал? Эх ты, парень, живешь в лесу, молишься колесу.
Ван объясняет:
– Две недели назад Сол пообещал амнистию всем участникам Альянса и свободу всем пленным, если мы отдадим ему тебя.
– Соблазнительное предложение, – снова встревает Несбит. – Но я уже всем сказал, что если тебя выдадут, то я с ними больше не разговариваю, вот как. Только на этом пока и держимся.
Было время, всего пару лет назад, когда меня могли убивать прямо на глазах у Селии, а она и глазом не моргнула бы, но теперь все совсем иначе, я знаю. Было и другое время, когда замечания Несбита доводили меня до белого каления. А сейчас я просто сижу и пускаю колечки.
Кто-то из новеньких вполголоса говорит что-то об условиях, в которых содержат пленных. И тут я соображаю, что все они, до единого, стоят сейчас вокруг и слушают. Интересно, сколько среди них найдется таких, кто с радостью сдал бы меня в обмен на амнистию?
Несбит тоже это услышал, и, оглянувшись на новеньких, говорит нарочито громко:
– Хотя, конечно, ты мог бы и сам сдаться Солу, Натан. Чего не сделаешь, чтобы помочь пленным, облегчить их страдания, верно?