В глазах человека вновь появились признаки недоверия.
— Зачем ты мне все это рассказываешь?
Сат по привычке хотел уже начать распространяться о всеобщем благе и любви к устоявшемуся порядку, но, вспомнив с кем имеет дело, сдержался. У него было заготовлено и другое объяснение.
— У меня и тех, кого я представляю, есть свой интерес в вашем мире. От вашего благополучия, в некотором смысле, зависит и наше. Нас вполне устраивает такой порядок вещей, который ныне существует. К тому же в дальнейшем мы рассчитываем на некоторую помощь и с вашей стороны. Именно вашей. — Подчеркнул сат.
Подобное объяснение вполне устроило человека, никогда не верившего в бескорыстные порывы.
— Где и когда они нападут, — вернулся он к основной теме разговора.
— Я думаю, место битвы предсказано уже давно. В том же источнике, наверное, указано и время. Мне кажется, что его у вас осталось не так уж и много.
Больше правитель Слэйвии ни о чем не спрашивал, погрузившись в размышления над полученной информацией. Крум счел это знаком того, что разговор окончен, но еще некоторое время продолжал сидеть на свом месте, наблюдая за замершим у двери гномом. Тот таял у него на глазах. Когда он окончательно исчез, сат понял, что добился желаемого результата. Полностью довольный собой Крум тут же, не прощаясь, исчез из кабинета.
Правитель Слэйвии еще долго анализировал услышанное и решал, как ему следует действовать дальше. Но главный вывод, к которому он пришел, состоял в том, что это и есть тот шанс, который может дать ему еще больше власти. Гораздо больше.
ЗНАК
Утром в лагере остались только дежурные по кухне и гонец в город, который должен был дождаться автобуса. Другого способа сообщить о произошедшем в этом забытом богом месте не было. Телефонную линию, поврежденную после одного из штормов, решили не восстанавливать за ненадобностью. Судя по всему, та же участь вскоре ждала и рейсовый автобус. Как только эта старая колымага окончательно сломается, тут же закроется и сам маршрут.
Все остальные, несмотря на произошедшее, о котором напоминала еще и свежая общая могила, вышли на раскоп. Всем было понятно, что очень скоро все работы придется прекратить. А пока еще оставался шанс найти что–либо ценное, им нужно было воспользоваться. Среди археологов царила подавленная атмосфера, но именно работа помогала отвлечься от тяжелых мыслей. Разговоров почти не было слышно, лишь изредка кто–либо о чем–то просил или давал какой–то совет. Но при этом Анабель и работающий наравне со всеми волун все равно оставались в центре всеобщего внимания. Пока лопата Глеба не наткнулась на каменную кладку.
После нескольких часов напряженной работы удалось полностью высвободить из–под земли небольшой склеп. Все указывало на то, что тот, кто его построил, или очень спешил или не имел ни малейшего представления, как это делается. О том, что это именно склеп можно было догадаться по бронзовому кресту на его верхней части. Но представить себе, как в нем могло поместиться тело взрослого человека, было намного труднее.
Никакого тела внутри и не было. Не удалось обнаружить ничего кроме средних размеров сундука из хорошего дерева, обитого металлическими пластинами. Когда он был вытащен из склепа, вокруг него сразу же собрались все присутствующие. Завязался недолгий спор о том, стоит ли открывать сундук на месте или в лагере. Спор прекратился, как только кто–то напомнил об ограниченности имеющегося у экспедиции времени. Честь первооткрывателя по понятным причинам выпала Дим Димычу. Он не особо и сопротивлялся.
Приглушенный вздох разочарования последовал сразу же после вскрытия. Никаких серьезных ценностей в сундуке явно не наблюдалось. Там находились только погребальная урна, книга в кожаном переплете и что–то наподобие табачного кисета. Никакого золота и драгоценных камней. Даже урна была бронзовой. Только несколько человек продолжали после этого с неподдельным интересом рассматривать находки. Некоторые же демонстративно отошли в сторону. Оптимисты все свои слабые надежды связывали теперь с кисетом. Но Дим Димыч в первую очередь потянулся к книге и осторожно взял ее в руки. Поверхностный осмотр указывал на то, что она находилась в довольно неплохом состоянии. Причина состояла в том, что страницы были сделаны из тончайшего пергамента. Сам текст в книге оказался написанным от руки, довольно разборчивым почерком и на латыни. Лишь прочитав несколько строк, Дим Димыч взялся за кисет. Чаяния оптимистов оправдались лишь частично. В кисете действительно оказались золотые изделия, но в количестве всего лишь двух штук: цепочка с кулоном и перстень с рельефным изображением креста, на котором был расположен какой–то цветок, похожий на розу. Внутри кулона, открытого с помощью перочинного ножа оказалось выгравированное изображение всадника со странным существом, сидящим у него за спиной. Всем, рассмотревшим эту гравюру, не составило особого труда сопоставить это изображение с увиденным накануне. Несколько пар глаз одновременно посмотрели в сторону Грулэма, стоявшего в стороне. Дим Димыч даже собрался, было показать ему находки и задать пару вопросов, но его остановил голос завхоза.
— Я думаю, будет лучше, если все найденное, в виду сложившихся обстоятельств, пока будет находиться у меня, — сказал он. При этом несколько находившихся под его влиянием мужчин, вооружившись лопатами, стояли рядом с ним.
Руководитель экспедиции поначалу растерялся от столь неожиданного требования своего подчиненного. Весь вид завхоза указывал на его решимость завладеть найденными ценностями. Наверное, он даже лучше археолога определил материальную стоимость найденного и не мог упустить такой шанс разбогатеть. Жадность при этом победила осторожность, подсказывавшую подождать более подходящего момента.
— И еще мы требуем отправить подальше отсюда эту девчонку с ее телохранителем. А заодно и этого маленького урода, пока у нас из–за них не появились новые неприятности, — продолжил он, поочередно поглядывая на Анабель, Грулэма и Сита. — Кому не нравится эта идея, может отправляться вместе с ними.
— Мы уйдем, но только с этими находками, — ответил за всех волун, и, судя по его тону, не стоило сомневаться, что так и будет. Рука, положенная на рукоятку меча, заставила согласиться с этим и завхоза с его людьми. Через несколько минут, сопровождаемые неоднозначными взглядами, названная троица вместе с Глебом и Дим Димычом отправилась в лагерь за своими вещами. Никто не пытался их остановить или преследовать.
Единственным, кого в этой ситуации мучили угрызения совести, был Дим Димыч. Он все порывался найти какой–то компромисс, который устроил бы всех участников экспедиции. Глеб потратил массу усилий, чтобы успокоить его и заставить замолчать. Остальные и так все делали молча.
Когда люди собрали все самое необходимое в дороге, каждый вопросительно посмотрел на волуна. Тот молча направился в противоположную от раскопа сторону. Остальные последовали за ним. При подъеме на первый холм, Глеб оглянулся назад и увидел копошащихся в лагере людей.
— Как далеко мы сможем уйти? — задал он неизвестно кому вопрос и не услышал на него ответа.
На вершине холма он оглянулся еще раз. Но не увидел ни лагеря, ни селения. Только бескрайний холмистый пейзаж, на который медленно, откуда–то сверху, опускалась матовая дымчатая пелена.
ПРИБЛИЖЕНИЕ АПОКАЛИПСИСА
Отсутствие логики, действия, лишенные всякого смысла, противоречащие всем законам природы, самим устоям природы, самому пониманию и восприятию мира. Изменения, в основе которых, казалось бы, только одна вещь — разрушение, бессмысленное и беспощадное.
Запоздалое наслаждение от содеянного, — так можно назвать то, что испытывал Глум, наблюдая за последствиями его вмешательства в естественный ход событий, при котором каждый знал свое место и, в какой–то степени, свою судьбу.
Сэтэрн не был бы убит Вэрлом во время охоты в любом случае. Тот пришел бы к подобной мысли несколько позже и без посторонней помощи, и совершил бы задуманное по–иному. Скорее всего, он убил бы Сэтэрна спонтанно, когда тот оказался бы к нему спиной. И показал бы путь остальным. За чередой однотипных убийств произошел бы возврат к прошлой жизни, потому что, в конце концов, не осталось бы желающих управлять миром Эйлефа. Крэторны не отличались выдающимися умственными способностями, но уж найти способ выживания они смогли бы и инстинктивно. Волуны еще долго существовали бы в своем замкнутом мире, храня свои тайны и спокойно наблюдая за тем, как где–то вдалеке от них копошатся люди, крэторны и другие существа. Флодин еще долго носился бы со своей бесполезной побрякушкой на шее. До тех пор, пока не понял бы сам, что этот камень должен попасть в руки кому–то схожему с Глумом. И отдал бы его сам. А тело Грулэма, тем временем, давно бы сгнило в Холме Мертвых. Анабель, под пристальным взором Флодина спокойно дожила бы до старости, возможно, изменив жизнь нескольких людей, и не факт, что в лучшую сторону. Сами люди продолжали бы и дальше жить в выдуманном ими мире лишь потому, что это помогало им не задумываться особо над тем, куда движется их реальный мир. Правитель Слэйвии подчинил бы своей власти еще несколько не особо значимых соседних стран. После его смерти люди стали бы писать о нем книги, снимать фильмы и слагать легенды. И подсознательно ждать появления нового «правителя», пускай и не в Слэйвии, но дающего им возможность идентифицировать именно с ним понятие «зла», не замечая его в самих себе. И рано или поздно они нашли бы своих «крэторнов», которые вернут их к реальности. Пускай только для того, чтобы тут же и уничтожить. Арлемы же окончательно превратились бы в обыкновенных паразитов, занятых только поисками новых «носителей». В конце концов, от них останется только одна большая черная дыра, пожирающая без разбора даже самые вонючие «помои». О существовании Флара, Хабола, Долины Странников и других подобных мест забудут за ненадобностью. И только острые шипы кустарника будут напоминать Лалин о прекрасном цветке, который так много для нее значил.
Кто знает, быть может, многим сейчас следовало бы радоваться вместе с сатами, наблюдая за тем, как миры приходят в движение. Как крэторны сотнями ручейков стекаются к стенам последней крепости, исполняя волю Сэтэрна и желание Глума. Как их небольшие отряды в мире людей подобно каплям кислоты разъедают все, к чему прикоснутся, и исчезают, сыграв отведенную им роль. Как армии многих государств Земли приводятся в полную боевую готовность в ожидании неведомой угрозы. Как лучшие умы человечества спорят о том, где и когда нужно встретить эту угрозу. Как растет значение Слэйвии благодаря информации, полученной ее правителем от Крума. Как нескончаемая лавина арлемов медленно подбирается к Хаболу, чтобы открыть дорогу Глуму и узнать всю бессмысленность этого похода для остальных арлемов. Узнать тогда, когда все уже будет решено, когда прошлое перестанет иметь какое–либо значение, и исчезнет за глухой стеной. Потому что не будет иметь никакой связи с будущим. С будущим, которого не знает никто.
Даже саты уже не так ясно представляли себе картину спровоцированного ими будущего. Все чаще общаясь с правителем Слэйвии и повелителем Эйлефа, они стали замечать неожиданные для себя вещи. Похоже, все происходящее настолько увлекло их, что они были заинтересованы в нем едва ли не больше самих сатов. При этом каждый из них, даже не догадываясь обо всей подноготной, выстраивал собственную картину будущего, где было место только для осуществления его личных желаний. Жажда власти окончательно ослепила их, превратив, пускай и на время, в послушных исполнителей чужой воли. Сэтэрн собирал невиданную для Эйлефа армию в указанном месте и провоцировал мелкими набегами людей. Иногда он порывался лично принять участие в одном из них, и Глуму стоило огромных усилий, скрывая истинную причину, удерживать его от столь глупого шага. Ведь ни один отряд, кроме посланного первым, так и не вернулся назад. Правитель Слэйвии сознательно допускал утечку информации о пришельцах, одновременно склоняя мировых лидеров к мысли, что нужно объединить усилия для отражения главного удара. С каждым днем все больше усиливающаяся паника служила ему хорошим подспорьем в этом деле. Даже если нападения не последует, человечество должно знать, что предприняты все необходимые меры по спасению цивилизации. Однажды правитель спросил Крума, возможно ли людям напасть первыми. Тот даже на какое–то время засомневался в плане Глума, обдумывая, с той ли стороны он все затеял. И только холодный и жестокий взгляд человека убедил его в правильности первоначального решения. Правитель так и не поверил сату, когда тот стал его убеждать, что не знает, каким способом крэторны попадают на Землю. Но вот в чем Глум и Крум явно преуспели, так это во внушении безоговорочной веры в превосходство над врагом. Хотя, наверное, в этом была все–таки не столько их заслуга, сколь самих будущих врагов.
С арлемами же все было намного проще. Саты всегда относились к ним, как пастух к стаду баранов. Они просто гнали их вперед к Хаболу, особо не упражняясь во вранье. Когда все будет кончено, никто из них не посмеет возмутиться тем, что их попросту использовали в слепую. Они просто молча вернутся к своим людям, если конечно застанут их в живых. Так уж устроены арлемы, и другими они уже не станут.
ХАБОЛ
Главное, чем Хабол отличался от любого известного божества, это то, что путь к нему в разное время искало несравнимо меньше людей, но с гораздо большей настойчивостью. Хотя почти всегда — с тем же результатом. Нельзя его было сравнивать и с другими известными призрачными местами вроде Эльдорадо. Хотя бы потому, что никому в голову не приходило связывать его с несметными сокровищами. Знания влекли людей к Хаболу. Знания, которые стоили несравнимо больше, чем все золото мира. Знания, которые были недоступны человечеству, как бы далеко оно не забралось в своем развитии. И неважно, что в большинстве случаев их собирались использовать таким же образом, как и банальное золото. Неважно потому, что такие люди никогда и близко не подбирались к Хаболу. В лучшем случае они возвращались разочарованными, в худшем — погибали в назидание другим. Почти всегда… Те немногие одержимые, которые все–таки добирались до этого таинственного места, никогда не возвращались. Им просто нечего уже было делать в том мире, из которого они пришли. В этом и состоял парадокс: они искали знания, которые должны были помочь им жить в мире людей, но получив их, они уже не видели смысла в возвращении. Справедливости ради стоит заметить, что все те испытания, которые избранные проходили на пути к Хаболу, в какой–то степени подготавливали их к осознанию того, что они получают билет только в одну сторону. Казалось, что Хабол просто смеется над человечеством, над его беспомощностью. Но рано или поздно, кто–то должен был посмеяться и над самим Хаболом.
Нескончаемый поток арлемов приближался к Хаболу. Маленькие и до сих пор безобидные существа с каждым днем все ближе подбирались к своей заветной цели, в которой для них не было никакого смысла. Того смысла, который столь долго был самой надежной защитой Хабола от незваных гостей. Того, за чем они шли, не было в Хаболе. То, что им было нужно, ничего не могло изменить в их судьбе. Потому что однажды уже сыграло свою роль. Сейчас для арлемов не существовало ничего более бесполезного, чем цветы эмоса. Эмос, который сделал человека источником энергии для арлемов, дав им возможность существовать в мире Земли, стал и причиной появления «новых» людей. Эмос не мог изменить то, что, по сути, сам и создал. Но арлемы не понимали этой простой истины. Не потому что не могли понять, а потому что даже не пытались. Если чего–то очень хочется — возьми это, если желаемое оказалось совершенно бесполезной вещью — его всегда можно просто выбросить и забыть. Именно в этом и состояла вся сущность арлемов. Именно этим и воспользовался Глум, подбив их к нападению на Хабол. К нападению, которое могло остановить только одно — страх, страх гибели. Но арлемы уже давно были неподвластны смерти. Возможно, и это послужило еще одной причиной того, что они решились на столь безумный шаг. И не потому, что осознавали свою неуязвимость. Сейчас они подобно людям стремились к тому, что было им недоступно.
Что толку с того, что волунам, населявшим Хабол, все это было хорошо известно, если точно также они понимали и то, что арлемов уже не остановить. Возможно впервые за все время своего существования, волуны чувствовали себя едва ли не беспомощными перед напором этих маленьких и глупых существ.
Волун по имени Грэт был одним из последних, кто прибыл в Хабол, откликнувшись на его зов. Сейчас он сидел напротив одного из старейших волунов Лигура и молчал. Молчал, размышляя над происходящим и пытаясь прийти хоть к какому–то выводу. Но ничего не получалось.
— Что происходит, и что нас ждет? — наконец сдался он, обратившись с терзавшим его вопросом к Лигуру.
Тот ответил не сразу. Еще какое–то время он продолжал смотреть за спину Грэту. Он как будто заново увидел Хабол, совершенно по–другому воспринимая это высеченное в скалах место. Каждый волун принимал посильное участие в его творении, выразив в колоннах, арках, портиках или внутреннем убранстве помещений свое отношение к этому месту и его предназначению. Может быть поэтому здесь не было ни одного повторяющегося элемента. Зато было много зелени, непривычно много для этих мест, расположенных высоко в горах подальше от человеческой цивилизации. Хабол находился в труднодоступном высокогорном ущелье, попасть в которое можно было только одним способом — через узкий проход между надвигающимися друг на друга скалами. Все тайны волунов были скрыты в многочисленных пещерах, объединенных в единое целое системой туннелей. В этих подземных залах можно было найти ответ на любой вопрос. По крайней мере, так было до сих пор. А теперь Грэт первым среди волунов задал подобный вопрос. Хотя мысленно его задавал себе каждый из них.
— Не знаю, — ответил Лигур, все также глядя мимо своего собеседника. — Никто не знает, даже те, кто все это затеял. Возможно, Флодин что–то предвидел, но его больше нет с нами.