Нос «марсельезы» ушел в темноту, и Трис почувствовала дикую боль: как будто ток пропустили сквозь тело, мышцы скрутило, сердце забилось в истерике. Сзади заорал док Стюарт, а Трис потеряла сознание.
Когда просыпаешься с утра, совсем не собираешься умирать. Особенно если просыпаешься до рассвета. Сумерки и песок в глазах плохо располагают к мыслям о вечном. Чистишь зубы, смотришь на себя в зеркало, зеваешь во весь рот, переплетаешь косички… Как будто даже не помнишь о сверхважной и сверхсекретной операции, которая начнется через сорок пять минут — как раз принять душ, позавтракать и забраться в «марсельезу».
Техники что-то там осматривают в последний раз, отцепляют провода и датчики. Омар, самый старый из них, сует Трис в руку какой-то амулет: такой обычай, нужно ему вернуть после каждого полета. Трис послушно запихивает коричневый сморщенный корешок (очень хочется надеяться, что это корешок) в карман формы. Карман совсем маленький, вообще-то под зажигалку, но Трис не курит.
И ей еще предстоит полет в прозрачное до стеклянности рассветное небо, и воздух будет воображаемо петь вдоль бортов, и вибрация машины расколет голову, и все проблемы земные останутся далеко внизу, а потом еще — за горизонтом…
Будет еще пара часов жизни. Или меньше.
У Трис ужасно болела голова. Как может болеть голова, когда тут ничего нет? Она брела по какому-то темному месту, где даже звука ее шагов не слыхать.
Интересно, куда попадаем мы, когда умираем? Если не ходим в церковь, как мама, или в мечеть, как Джин, и не молимся своим богам, как Омар, и не верим во всякие там силовые поля, как доктор Стюарт, или в начальство, как полковник?
Ее интересовало, можно ли умереть за то, во что никто не верит, и нужно ли. Оказывается, она сама себя обманывала, и вопрос был совсем в другом. Она хотела понять, что там, в самом-самом конце.
«Я скоро все выясню», — подумала Трис.
И пошла вперед по темноте. Откуда-то она знала, главное — не останавливаться.
Темнота начала таять, шаги стали глухо отражаться от стен, и Трис поняла: она идет по ангару «малиновок» на базе «Прерия», а темно так, потому что освещение выключено. «Ну вот, — подумала девочка. — Может, это никакая не смерть, а просто недоразумение?»
Ангар закончился, ворота были распахнуты настежь. Сразу за ними начиналось взлетное поле, только почему-то трава здесь росла золотистая и похожая на вереск, с мелкими сиреневыми цветами.
А над головой начинался совершенно роскошный закат: с уклоном в звездную синеву на востоке, с восходящей вечерней звездой, с нежными сиреневыми облаками. Ах нет, это не вечерняя звезда, это сигнальная ракета. Курсанты стартуют с соседней базы, за горизонтом ее не видно, а ракеты — вполне. Знакомо захлопали зонды-очистители облаков. Кто-то на «малиновке» пронесся прямо над головой Трис, она обернулась, приложив ко лбу козырек от солнца, но не смогла узнать стиль пилота. Может быть, кто-то из новеньких?
«Моя малиновка! — сообразила Трис. — Моя дорогая! Я же с ней не попрощалась! Она же в ангаре!»
Она обернулась, собираясь бежать обратно в пустоту, но обнаружила, что ангара за спиной уже нет — он оказался где-то в стороне и довольно далеко, а прямо перед ней на траве расположились Джин, Кейт и Жанна.
— Девочки! — воскликнула Трис и почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы. — Девочки, простите меня! Простите, я так сожалею… я так подвела вас…
Но, как она ни подходила к ним, как ни заглядывала к ним в глаза и ни касалась их щек, они не замечали ее, разговаривая о своем. Потом Джин разлила водку по пластиковым стаканчикам, и Трис поняла: вот оно. Ее поминки.
Значит, точно все кончилось. Больше нечего бояться. Больше не осталось никакой надежды.
Какое же облегчение! Как же это, оказывается, было тяжело — бояться и надеяться каждую минуту.
И нечего думать о том, стоит или не стоит умирать за тех, кто вокруг. Она уже умерла — за них, ее эскадрилью. Не худший выбор…
Трис охватило неимоверное облегчение и благодарность судьбе.
— Пусть-небо-примет-тебя-сестра, — отбарабанила Джин, сложив руки в молитвенном жесте. — Помоги-шестым-чувством-тем-кто-продолжает-бой. Аминь.
«Конечно, помогу, — тихо сказала Трис ей на ухо. — Я все для вас сделаю, сестры. Если это хоть немного зависит от меня».
Джин — воплотившая в реальность образ идеального командира — вылила водку: на аэродроме земля, принявшая в себя горючее и смазку, бесплодна, спирт ей не повредит. Тонкая струйка вспыхнула на миг: ее одарила огнем звезда сигнальной ракеты, протянувшей дымный хвост по восточному горизонту.
Время улетать.
— Трис… — это Жанна. Милая, добрая, сентиментальная Жанна, противопоставившая мягкость жестокости.
Кейт — крутая Кейт, железная Кейт, раз и навсегда решившая, что играть в силу проще, чем в слабость — отвернулась и закинула руки за голову.
— Дура. Без нее лучше.
Трис поцеловала бывшую ведомую в щеку — Кейт вздрогнула, открыла глаза. Бесполезно.
«Прощайте», — сказала Трис.
Война теперь станет вечной — потому что Трис поняла очень важную штуку.
Нет никакого конца. Мертвецы тоже воюют. Наравне с живыми.
Стратосфера выгнулась внизу куполом, черное безвоздушное пространство ворвалось в легкие — а потом земля рывком притянула Трис к себе, вбила в подушку, выжала слезы из глаз.
Трис проснулась, содрогаясь от рыданий, и светло-зеленый больничный потолок расплывался перед глазами.
— Дениз, мать твою, релаксант, живо! Язык откусит! — услышала Трис, а потом ей стало все равно. Она растянулась на свежих простынях, глядела вверх, и слезы текли, не встречая препятствий.
— Позовите доктора Стюарта, — сказала Трис на следующий день (а может быть, через день, когда проснулась). — Я хочу ему кое-что сказать.
Две медсестры удивленно переглянулись, одна из них нажала кнопку интеркома и проговорила:
— Доктор Стюарт, пройдите, пожалуйста, в палату 36А, вас просит пациент.
Минут через пять появилась симпатичная светловолосая женщина лет тридцати.
— Да, моя милая? — спросила женщина. — Ты что-то хотела?
— Вы не доктор Стюарт! — у Трис мелькнула страшная мысль, что она все-таки осталась там, за черной дырой, в параллельном мире. — Вы… вы не он!
— Да нет, я доктор Алиса Стюарт, — покачала головой женщина. — Вот, гляди, — она показала на бэдж на нагрудном кармане. Там значилось «А. Стюарт, отдел гинекологии и акушерства». — Я думала, ты меня с планового осмотра запомнила.
— Нет… — пробормотала Трис. — Простите… это какая-то ошибка. Мне нужен доктор Френсис Джи Стюарт, он вообще-то не врач, он физик. Мы с ним вместе были… Он ведь жив, правда?
— Я, конечно, не знаю деталей, — нахмурилась доктор Алиса, — но я постараюсь выяснить, чем тут помочь. А пока — почему бы тебе не вздремнуть, капитан Робинз?
— Это ошибка, — помотала головой Трис, — я лейтенант…
— А у тебя на палате написано — «капитан». Если наши бюрократы не намудрили, тебя повысили. Поздравляю.
И капитану Робинз пришлось лечь спать. Впрочем, она была за это даже благодарна.
Трис чувствовала смертельную усталость.
С доктором Фрэнком Стюартом ей все-таки удалось встретиться, но только через неделю. Ему передали ее просьбу, и он пришел навестить Трис в больничном парке, когда ей разрешили прогулки.
Оказывается, доку тоже досталось от разряда, когда они проходили через черную дыру, но гораздо меньше, чем Трис: он оклемался уже через пару часов.
— У меня-то пси-способностей нет, — сказал док виноватым голосом. — А ты, наверное, все-таки машинально пыталась управлять машиной пси-способом, да?
— Не совсем… — проговорила Трис. Ей не хотелось рассказывать, как все было на самом деле. — Скажи… а ты думал, что пси-метод может не работать для пути обратно? Поэтому и попросил полковника дать «марсельезу»?
— За кого ты меня принимаешь, черт побери?! — вскинулся Стюарт. — Этих «марсельез» на складе до хрена! Если бы я знал заранее…
— Извини, — Трис опустила голову.
— Это ты меня прости… — док тоже опустил голову, разглядывая гравий дорожки под ногами. — Должно быть, я в самом деле заслужил такие подозрения.
— Ничем не заслужил.
— Но я был бесполезен… мне следовало предвидеть… а, чего уж тут.
Они медленно-медленно шли в ногу по дорожке. Добрый дядюшка приехал навестить племянницу, выздоравливающую после аппендицита. Вокруг прогуливались выздоравливающие.
— Доктор Фрэнк… — спросила Трис наконец. — Скажи… это все было не зря? Ты получил какие-то важные данные?
Доктор помолчал.
— Если это засекречено, не говори.
— Нет, — покачал головой Стюарт, — уж кто-кто, а ты имеешь право знать. Просто… я не знаю, как это лучше… Да, результаты есть. Да, измерения и фотографии, которые мы там сделали, оказались бесценными. Мы планируем еще пару вылазок туда, чтобы убедиться окончательно, но… А, черт, кого я обманываю!
Он хлопнул себя по лбу.
— Что?
— Все это чушь, — глаза у доктора стали немного сумасшедшими: с такими признаются в страшных преступлениях. — Мир, в которым мы оказались, был не тот, откуда приходят к нам Враги. Когда мы проанализировали результаты, это стало совершенно ясно. Видимо, эти черные дыры — немного не то, что мы предполагали. Будет еще одна попытка.
— То есть все было бесполезно, — помертвев, произнесла Трис.
— Нет, — жестко возразил док, но было видно, что ему не по себе. — Отрицательный результат — это не бесполезно, хотя менее полезно, чем положительный. Так бывает. Так случается сплошь и рядом… — спустя несколько шагов он добавил: — Знаешь, ударь меня, если тебе станет легче. Я знаю, вас учили.
— Ты не причем, — сказала Трис, глотая слезы. — Ты совсем не при чем… Ты старался.
— Откуда ты знаешь? Может, я циничный ублюдок, который спокойно послал трех девочек на смерть.
— Шестое чувство, — Трис посмотрела на доктора и тут же отвела взгляд: было что-то в его карих глазах, отчего в них не хотелось смотреть.
— Ах, вот как… — сказал доктор. — Очень удобно.
— Ты не виноват, — повторила Трис. — Это все я…
— Такое случается. Выжившие часто себя винят, Трис… Но ты…
— У Кейт были повышенные пси-способности, — перебила его Трис. — Она могла передавать. Мы все знали, но она просила не говорить никому. Если бы я доложила, Кейт сняли бы с полетов, перевели бы к ученым или в разведку… Может быть, и всю нашу эскадрилью тогда бы не послали на операцию. Конечно, тогда бы кого-то еще послали, но… — Трис замолчала.
— То есть ты жалеешь, что не предала просьбу подруги?
— Выходит, что так.
— Не знаю, стоит ли. Правда не знаю. Да и в любом случае… не ты ведь одна ничего не сказала. Вы же знали все, верно?
Стюарт помолчал — где-то метра три — и добавил.
— Раз уж я начал говорить, я должен сказать до конца. Доля моей вины больше, чем ты думаешь. Ведь есть же специалисты НАСА, есть, в конце концов, люди соответствующих направлений… Я должен был добиться, чтобы хотя бы один из них участвовал в подготовке этой операции! А так там было только пара яйцеголовых вроде меня да несколько армейских шишек. Мы даже не подумали! Понимаешь, даже в голову не пришло, что нужно продублировать системы управления! И потом, есть еще одно, — он сделал короткую паузу. — Когда нас с тобой откачали, я связался с высоким начальством, начал собирать спасательную экспедицию. Но пока ее собирали, я проверил анализ, и выяснил, что воздух там непригоден для дыхания. Ты сама помнишь, на сколько воздуха в «малиновках».
Да. Горючего в «малиновках» на двенадцать часов (пси-жидкости расходуется совсем немного, можно взять большой запас), а вот воздуха — только на шесть. И два из них они уже вылетали к тому моменту, когда проникли в «черную дыру».
— …«Враги» не появлялись еще в течении суток. Мы не могли использовать их дыру, а свою открывать еще не умеем. Я мог бы скрыть результаты анализов, протянуть резину… ведь девочки могли где-то спрятаться, найти этот чертов воздух… Ну, хотя бы в тех полых холмах. А я, идиот, не предпринял никаких мер, результаты ушли командованию, и они решили, что нет никакого смысла… в общем, ты поняла.
— Нет, они умерли, — покачала головой Трис. — Еще до того, как я очнулась. Я точно знаю.
— Шестое чувство? — спросил док.
— Оно самое.
— Ты очнулась через сорок пять часов после прибытия, Трис. Ты была в коме. Так что… времени могло бы хватить.
Они молчали и молчали, и неловкость росла между ними, точно термоядерный гриб. Говорить было больше не о чем.
И Трис решила все-таки задать вопрос, который она не закончила тогда, в ангаре. По большому счету, ей уже было все равно, но она чувствовала, что что-то важное не закончится, пока она не услышит ответ:
— Док, почему ты пошел в армию? Ведь мог же работать на гражданке, да?..
— Ну, — доктор Стюарт невесело усмехнулся, — армия — отличный полигон для исследований… А вообще здесь даже безопасней. Потери среди мирного населения тоже бывают, а в армии ученых берегут. Да и тесть некоторый шанс хоть кому-то помочь, а не просто… новые ненатирающие ошейники для лысых кошек разрабатывать.
— А тебя не беспокоит, что никому это не нужно? — спросила Трис. — Ни эта война… ни вообще все? Людям не нужно?
— Кому-то нужно, — просто ответил доктор Стюарт. — Конечно, не так как в пропагандистских роликах, когда все таскают военных на руках и осыпают цветами. Но нужно. И вообще, никто не воюет за людей в общем. Это бессмысленно.
— А за кого же? — горько спросила Трис.
— Уж этого ты точно в пропагандистских роликах не найдешь, — ответил Стюарт. — Странный вопрос для тебя, капитан. Ну ладно… пока, Трис. Если можешь, не держи на меня зла.
— Я не держу, — сказала Трис. — Правда.
Но ей показалось, что док ее не услышал, хоть и стоял рядом. Он пошел прочь, к парковым воротам. Грустный, ссутулившийся.
Дорогие мамочка и папочка!
У меня все хорошо). Врачи говорят, что выпишут меня послезавтра))). Ребята из полка мне тоже писали и звонили, там меня ждут). Еще меня повысили, даже дали медаль. Теперь я буду командиром эскадрильи. Мне немного страшновато: я никогда никем не командовала. Но я не подведу: мне нужно, чтобы Джин, Кейт и Жанна могли гордиться мной…