– Ты точно не пострадала? – прервал ее Лорэнтиу. – Этот странный парень в маске назвал себя лекарем и рассказал, что с нами произошло. Но, несмотря на его причудливый вид, должен признать, все раны он обработал мне довольно хорошо. Касаемо же тебя он заверил, что никаких серьезных повреждений у тебя нет, только несколько ушибов. Это правда или он соврал мне?
– Правда, – шепотом ответила Даша, ощущая, как по щекам стекают крупные слезы. – Прости меня, Тин! Это все произошло по моей вине! Если бы только я была осторожней… Прости, что ничем не могу помочь тебе, а только причиняю боль и все больше ломаю твою жизнь! Если бы только я могла все вернуть назад, я бы никогда не позволила тебе так поступить. Лучше бы я сама погибла в этом дворце, тогда вам бы с Вереском не пришлось переживать все это и страдать из-за меня. Прости меня, что я такая бесполезная и никчемная. Я только приношу проблемы и обременяю…
– Хм, кстати, – лукаво улыбнулся Тин, наклоняясь к ее раскрасневшемуся от слез лицу, – а мне приснилось или ты там, в лесу, сказала, что я тебе нравлюсь?
– Сказала, – оторопело выдохнула девушка, растерявшаяся от неожиданной перемены темы разговора. – Но разве это имеет хоть какое-то значение, когда!..
– Для меня, – вкрадчиво произнес посол, очерчивая пальцем линию от виска до шеи девушки, – это имеет, пожалуй, самое большое значение. Кажется, – хитро прищурился Лорэнтиу, – я не успел тогда сказать о моих к тебе…
Смущенная Даша резко отстранилась, переведя взгляд на взволновавшуюся от легкого ветерка зеркальную гладь озера. Так и невысказанные слова юноши неясным трепетом разлились в ее душе. Не желая позволять незнакомому чувству проникать все глубже в душу, она стиснула в руках грубую ткань дорожного платья, не сводя взгляда с раскачивающихся на поверхности воды нескольких опадших листьев и всеми силами пытаясь загасить разгорающееся внутри пламя. Лорэнтиу, зачерпнув ладонью воду, провел ею по лицу, после шумно выдохнув.
– Ты ведь не просто посол, – приглушенно обратилась к нему Даша.
– Почему ты так решила?
– Ты очень много про всех знаешь. Тогда ты рассказывал о правителях и их приближенных такие ужасные вещи, – девушка содрогнулась от вновь особенно ярко вспыхнувших в сознании образов, – но ведь присутствовать при их свершении ты никак не мог. Однако обо всем этом тебе хорошо известно. Или ты… действительно был при всех этих пытках над людьми и развлечениях королей, Тин?
– Я командир шепота, – коротко ответил юноша.
– Шепота?
– Это организация при нашей принцессе, – пояснил Лорэнтиу. – Она у нас не такая, как знакомые тебе дочери королевства Диары. Госпожа Юна своенравна и обучена владению как мечом, так и пикой; она метко стреляет из лука и умело ездит верхом; единственная дочь правителя, величественная и смелая, однажды она станет королевой Уэйта. Несколько лет назад госпожа Юна собрала вокруг себя и завоевала доверие людей, которые доносили до нее вести о событиях со всех уголков нашего мира, постепенно сформировавшись в организованный и дисциплинированный штат осведомителей и соглядатаев, который стал назваться «Шепот». Немногим меньше двух лет их командиром являюсь я, заменив умершего от старости прошлого главу.
– И эти люди есть в замке Клеодерна?
– Эти люди, – хищно протянул юноша, – есть везде. Точнее будет правильным сказать, что они есть в тех местах, которые имеют политическое значение для Уэйта: дома важных господ как нашего королевства, так и других стран, дворцы, крупные города и экономически важные центры. Поймать такого человека практически невозможно, а что-то узнать у него тем более. Если один из шепотов попадается, то ни под пытками, ни под сладостными соблазнами он не расскажет на кого служит и в чем заключалась цель его пребывания в королевстве или доме господина. Шепоты хорошо обучены не только сражаться, но и быть политически гибкими, рассудительными, полностью контролирующими свои переживания; так же они намного меньше восприимчивы к боли, нежели обычные люди, и способны без раздумий отдавать себя и свою жизнь королевству или тому, кто… стал им важен.
– И свое звание ты потерял из-за меня, – глухо произнесла девушка.
– Ради тебя, – поправил Лорэнтиу, – а эта формулировка, хочу заметить, существенно меняет положение сложившихся вещей, тебе так не кажется, Даша? И к тому же я думаю, намного важнее всего тот человек, ради которого это все ты готов отдать. Многие проживают жизнь и умирают, так и не встретив родную душу. Не знаю, существует ли судьба. Влияя шепотами на разворачивающиеся события, перестаешь верить, что жизнью этого мира управляют боги. Однако я считаю, что есть люди, которые особенно близки тебе: кто-то в меньшей степени, кто в большей. Нет запланированной на небесах любви, просто ты совершаешь выбор, останавливаясь на чужом человеке или же рискуя не бояться отправиться на поиски человека более тебе подходящего. И если ты кого-то потерял, то это только твой провал и твоя ошибка, а не прихоти богов или судьбы.
– И потеряв, ты обретешь вновь, – эхом она повторила слышанные ранее слова.
– О чем ты? – заинтересованно вскинул брови юноша.
– Одна женщина как-то сказала мне это. Мы встретились, когда я больше двух месяцев назад направлялась в Клеодерн навестить двоюродную бабушку. Мирайн, так ее звали, тоже направлялась в столицу, но когда в лесу мы спаслись от диких кошек, мы расстались, и она отправилась дальше другой дорогой. Для меня эти слова стали особенно важны, ведь в тот день я потеряла очень важную для меня… вещь. И ее слова до сих пор внушают мне надежду, что я смогу ее вернуть, хоть и понимаю, что такое невозможно. Но думать об этом так приятно.
– Моя бабушка постоянно таскала с собой каменного филина размером с небольшую женскую ладонь и называла его не иначе как «Пташка души моей», чем доводила свою команду пиратов до гневной дрожи, однако ее это нисколько не смущало и, посмеиваясь, она продолжала рассказывать игрушке свои планы и даже в шутку спрашивать у той советы. Это было довольно забавно, но я так и не научился привязываться к вещам настолько, чтобы видеть в них нечто большее.
– Мне нравится твоя бабушка, – с улыбкой заметила Даша. – По твоим рассказам она была восхитительной женщиной, знающей, что ей нужно, и не боящейся поступать так, как велит сердце. Она отправлялась по первому зову души, не заботясь о том, что о ней подумают, у нее были мечты, которые она стремилась осуществить. Была решительность и сила, которых так не хватает мне.
– А ты уверена, что они так тебе и необходимы?
– Без них я так и не смогу стать тебе полезной.
– Мне полезной? – усмехнулся юноша. – А кто тебе сказал, что полезной ты можешь мне стать, если будешь решительной и сильной? Ты не думала, что твоя робость и мягкость являются не в меньшей степени привлекательными, чем так желанная тобою смелость. К тому же сила не всегда заключается в способности проломить кому-то голову и пронзить мечом. Сострадание и доброта, как мне кажется, требуют куда больше отваги и смелости, нежели жестокость.
– Но если на нас опять нападут…
– Я всегда смогу тебя защитить, – сурово оборвал ее Лорэнтиу. – А для того, чтобы самой сражаться тебе не хватит твердости и, да, той самой решительности. Если ты намерена отнять чью-то жизнь, то рука твоя не должна дрогнуть, иначе убьют тебя или того, кото ты хотела защитить. Из самой твоей души должно идти желание крови твоего врага, тебя должна переполнять ярость, а сознание вытеснит лишь одна единственная цель – сражение, чтобы убить. Все эти слова, что уничтожают ради защиты, мира, любви, богов, все это – не более чем ложь и жалкие отговорки. Убивают только с одной целью, и цель эта – чья-то смерть.
– Почему ты готов ради меня на это? – со слезами на глазах прошептала Даша.
Вместо ответа Лорэнтиу скользяще улыбнулся и, заведя руку девушке за голову, приблизился к ее вспыхнувшему от смущения и растерянности лицу; запустив длинные пальцы в ее волосы, другой рукой он притянул девушку к себе. Даша судорожно выдохнула, ощутив его теплые губы; она дернулась, но руки Лорэнтиу властно удержали ее, и девушка сама того не осознавая поддалась вперед, неумело отвечая на поцелуй. Умиротворяющее тепло обволокло ее, а по телу прошла легкая дрожь, и Даша обвила юношу за талию, ощущая под ладонями жар его кожи. Отстранившись, Лорэнтиу кончиком языка прочертил линию от губ к уху девушки и вкрадчиво прошептал, касаясь нежной кожи горячим дыханием:
– Потому что ты важна для меня.
Глава двадцать вторая
Бинх нахохлился и недовольно проворчал, отвернувшись к стене от мешающей ему спать Даши. Вот уже две недели с того дня, как они вынуждены были остановиться у лекаря Дзина, совенок облюбовал одну из предназначенных для сушения трав жердочек почти под самой крышей кухни, и сейчас после бессонной ночи пытался отдохнуть, но снующая по дому девушка то и дело тревожила его звоном посуды и звуком шагов. Улыбнувшись глядя на него, Даша убрала метлу обратно за натянутую вдоль стены занавесь и окинула комнату придирчивым взглядом.
Пока они решили остаться здесь на время, Даша вопреки всем возражениям хозяина дома взяла на себя уборку, чем сегодня и занималась. Ей нравилось это место, где мог позволить себе расслабиться и забыть обо всем. Здесь начинало казаться, что весь существующий за пределами окружающих их лес скал мир растворился в небытии, а быть может и вовсе никогда и не существовало иного края, кроме этого старого дома и густой чащи вокруг него. Пожалуй, им всем здесь хотелось остаться навсегда, кроме разве что Лорэнтиу, которого жизнь в такой глуши явно не приводила в восторг. И сегодня он еще с рассветом ушел на рыбалку, пояснив, что ему уже противно смотреть на все эти листья и плоды, которыми питается Дзин, и если крупной дичи здесь нет, то хотя бы рыбу, но он достанет.
– Даша, – дверь распахнулась, и в дом заглянул Вереск. Дзин отдал ему одежду, которую, как он сказал, давно уже не носит, и бледно-голубая туника, перехваченная плетеным коричневым, поясом пришлась юноше как раз впору, а найденная так же светлая шапка поможет скрыть россыпь карамельных волос в дальнейшем путешествии. Впрочем, сегодня юноша обошелся без нее: можно было не опасаться, что кто-то увидит его, да и погода стояла жаркая и душная. – Мы собираемся отправиться подальше в лес, поискать нужные Дзину травы. Пойдешь с нами?
– Только переоденусь.
Девушка поспешила в другую комнату, на время ставшую ее спальней: когда Лорэнтиу очнулся, то выдворил Вереска к себе на кухню или же предложил обосноваться в третьей комнате, где обычно ночевал Дзин. Спорить юноша не стал и перебрался к противоположной от посла стене, посмеявшись, что постарается не стеснять своим присутствием. Покачав головой отношению этих двоих друг к другу, Даша развернула сложенный у постели костюм из брюк и удлиненной туники, принадлежащих раньше спутнице Дзина, но оказавшихся великоватыми. Однако Вереск помог несколько перешить их, но девушка по-прежнему не могла привыкнуть к подобной одежде, ведь раньше она носила только платья.
Когда она вышла на улицу, Вереск с задорной улыбкой подхватил ее под руку, увлекая в густую чащу, где возле треснутой надвое старой ели их уже ждал Дзин. Стоило им приблизиться, юноша протянул два пояса с притороченными к нему мешочками, объяснив, что так удобно собирать травы. После он еще больше получаса объяснял, что сегодня им необходимо найти и даже показал несколько веточек и цветов, вытащив те из точно таких же мешочков на своем поясе. Всю дорогу до подножия скал Дзин рассказывал, о растущих здесь видах трав, пояснив, что большинство из них необходимо собирать еще до рассвета.
Наблюдая за ним, Даша лишь пораженно замирала каждый раз, как юноша ловко огибал гнилые корни выступающих над землей корней деревьев или же проскальзывал под очередной низко свисающей веткой. Посох, который он всегда держал перед собой, словно неуловимо для чужого взгляда прочерчивал лекарю простирающуюся вперед тропу. Воспоминания о рассказе юноши до сих пор липким холодом сковывали Дашу, проникая в сознание образом искореженного шрамами лица, так ярко запечатлевшимся в памяти. Пугала ее не израненная кожа и белесые глаза, и не стертый образ некогда приятных черт, а та боль, что пришлось пережить молодому человеку, жестокость, на которую способны по отношению к другим люди.
Порой ее воображение, словно издеваясь, показывало ей все то, что могло бы случиться в дворцовых темницах, изощренно вплетая образы из слов Лорэнтиу и Дзина о виденных или пережитых ими зверствах людей. И девушка не знала, что страшило ее больше: возможная боль, которую ей бы причинили, или же само чувство безысходности, когда вязким ужасом в сознание прокрадывается понимание, что, каким бы мучениям тебя ни подвергли, ты ничего не сможешь сделать для своего спасения. Наверное, именно это понимание и есть самая страшная пытка, что сводит с ума заключенных; само ожидание страданий и смерти причиняет куда больше боли, нежели прикосновения палачей.
– Вереск, – услышав голос Дзина, девушка вздрогнула и обернулась, глядя на лекаря, расположившегося возле причудливо изогнутого к земле дерева. Дождавшись, пока задумчиво перебирающий какие-то корни и листья Вереск обратил на него внимание, юноша продолжил. – Немного выше по склону должны расти кусты, мелколиственные и приземистые. Прошу тебя, собери с них орехи. А после выкопай и несколько их корней. Они тоже совсем небольшие, поместятся в мешок.
Разобравшись с уже сорванными побегами, Вереск кивнул и ловко вскарабкался выше, через несколько секунд уже скрывшись среди густых зарослей. Даша проводила его все еще рассеянным взглядом и, помявшись, неловко опустилась на траву рядом с отдыхающим лекарем. Ей толком не удалось ничего собрать: мысли и тревоги постоянно отвлекали, отчего она то и дело не замечала растущих совсем рядом нужных трав. В итоге она бросила жалкие попытки, полностью отдавшись на волю терзающих ее чувств. Сомнения до сих пор жгли ее изнутри, а на сознание давило ощущение, что все происходящее ошибка и они двигаются в неверном направлении. Хотелось кричать, но вот только...
– Эх, – юноша потянулся, положив посох рядом с собой. – А сегодня холоднее.
– Дзин, – решительно постаравшись заглушить все тревоги и прогнать будоражащие душу мысли, Даша повернулась к лекарю, задав вопрос, еще с их встречи возникший у нее. – А ты… Ты всегда сам собираешь травы?
– Нет, – засмеялся Дзин, коснувшись ладонью ствола дерева, возле которого сидел. – Дара всегда помогала мне в этом. Она сама хорошо разбирается в травах: ее обучал отец, когда она еще не уехала из города. Поэтому и здесь она искала все мне необходимое, а я уже после подготавливал найденные травы, сушил их и варил мази или другие лекарства, которые после моя возлюбленная продавала в ближайшем городе. А еще Дара сама делала расшитые нитью мешочки с травами, которые долгое время дают приятный запах. Кажется, в столице их называют кайстра.
– А в городе не знают, где вы живете?
– Нет. По большей части им это и не важно. Город здесь крупный, поэтому даже если мы там и появляемся, внимания на нас никто не обращает, а те дома и лекари, в чьи лавки мы продаем наши лекарства, давно к нам привыкли. Только один раз к нам прицепилась стража уже на дороге, по которой проезжали и вы, но нам удалось скрыться. Эти леса я знаю лучше кого бы то ни было, – насмешливо потянул молодой человек и шумно выдохнул, продолжив уже задумчиво и серьезно. – Порою мне начинает казаться, что я слышу голос этого места. Или его невидимых миру хранителей. Это продолжается такое краткое мгновение, что немудрено принять все за помутившийся разум. Но знаешь, как бы глупо и не выглядели все истории о духах и иных мирах, я верю, что они существуют. И быть может не где-то в глубине этих небес, простирающихся над нашими головами, а только в далеких краях наших душ. Но существуют. Существуют, как и чудеса, что всегда рядом с нами.
– Рядом, – эхом повторила девушка, – с нами…
– Разве не чудо, по-твоему, встретить в мире, где живет такое множество совершенно различных людей, кого-то особенного? Нет, не так. Встретить обычного человека, что станет особенным именно для тебя. По мне так это и есть настоящее чудо. Каждый день ты встречаешься с людьми, ты запоминаешь их лица? Их имена, а может быть одежду или цельный образ? Однако среди них всех есть лишь один, с кем встретившись взглядом, ты ощутишь, как весь прочий мир исчезает, оставляя вас наедине друг с другом. Это восхитительное чувство, Даша. И пусть я не могу посмотреть в глаза своей возлюбленной, увидеть в них отражение вселенной ее души, тепло ее рук согревает мой мир.