Молодой миллиардер сел на край бассейна и стал наблюдать, как гротескно деформированная «женщина-морж», которую он спас из русского шоу уродцев, скользит по воде в его сторону. В цирке ей позволялось мало физических упражнений, кроме нескольких моржовых трюков — удерживать мячи на носу, ловить ртом рыбу и трубить в рог. Когда его люди обнаружили ее, владельцы цирка демонстрировали ее в неглубоком бассейне, в который Бетти редко погружалась из страха утонуть. Ее малоподвижность привела к избытку жировой ткани, в связи с чем ее вес перевалил за 150 килограмм. Из-за отсутствия рук и ног она напоминала огромный шар с водой.
Бетти родилась без конечностей. Длинный изогнутый торс заканчивался двумя обрубками, которые изначально должны были быть бедрами, но срослись в какое-то подобие хвоста. Половые органы были зажаты между ними, поэтому добраться до них было почти невозможно. Фэррингтон хорошо это знал. Он не раз уже пытался получить к ним доступ. Поэтому ограничивался феноменальным отсосом, который она умела исполнять. Когда он научил ее плавать, она не только слегка сбавила в весе, но и научилась задерживать дыхание на удивительно долгое время. А когда он начал насиловать ее пищевод, она полностью утратила рвотный рефлекс. Теперь она могла теперь пользоваться всей глубиной горла, как никто другой.
Его любимыми точками наслаждения были ее огромная грудь и колоссальный зад. Бетти имела столько морщин и складок, что почти любое место на ее теле, при наличии правильной смазки, могло полностью заменить влагалище. Она была рада доставлять ему удовольствие. Показать свою благодарность за любовь и заботу, которые он давал ей. И Джон наслаждался, почти ежедневно атакуя ее горло и зад. Кроме тех дней, когда берег свои силы для ангелов. Ему нравилось наблюдать, как она почти с детским энтузиазмом глотает его семя. Его эрегированный член пульсировал у нее в горле, ее губы были погружены в его лобковые волосы, а ее глаза смотрели на него, ища одобрения. Ему нравилось, когда она улыбалась ему после того, как омывал ей лицо своей спермой, и та капала с ее губ, век и даже кончика носа. В те минуты она казалась самой счастливой.
Когда ассистент Джона Фэррингтона привез ее сюда, она не могла передвигаться самостоятельно, лишь шевелила головой. Ее тело настолько заплыло жиром, что она скорее напоминала бесформенный ком плоти, чем человеческое существо. Ее скелет был похоронен под многочисленными килограммами бесполезной ткани. Трагедия, от которой Фэррингтон был в полном восторге. Очевидный пример того, чего не должно было быть на самом деле. Явная ошибка природы. «А на девятый день Бог создал Бетти и молвил: Ууупс!»
Ее тело, которое сейчас больше напоминало сосиску, тогда походило на раздувшуюся, насосавшуюся крови пиявку. Гигантские груди были раздавлены в лепешку, и покрыты волдырями и мозолями от постоянного лежания на них. Джон показал ей, что в бассейне она может быть гораздо легче, и научил ее плавать. В первый день, когда Бетти самостоятельно смогла проплыть в бассейне, она визжала от восторга. В ту же ночь Джон впервые совратил ее. И она была более, чем готова проявить свою благодарность. Теперь она практически жила в бассейне. Каждый день ждала, когда Джон придет поплавать с ней, чтобы доставить ему удовольствие. Но сегодня он, казалось, не проявлял к ней интерес.
Бетти подплыла к краю бассейна, где сидел Фэррингтон. Его безжизненный пенис свешивался почти к самой воде. Осторожно приблизившись к нему, она принялась целовать и облизывать его вялый половой орган, но Фэррингтон оттолкнул ее.
— В чем дело, Джон? Ты не хочешь меня?
Если бы кто-то увидел красавца-миллиардера и уродливое существо у него между ног, он счел бы ее вопрос абсурдным. Но Бетти знала, что Фэррингтон обожает ее по какой-то непостижимой причине, и его апатия могла значить одно… он грезил об ангелах.
— Все хорошо, любимая. Просто сейчас я не в настроении. Он устремил свой взгляд куда-то в дальний конец бассейна со скорбным выражением на идеально вылепленном лице. Он даже не смотрел на Бетти, когда говорил с ней.
— Нет, Джон. Не надо. Пожалуйста, не надо, Джон. Не ходи больше туда. Они всегда причиняют тебе боль. Просто позволь мне позаботиться о тебе. Я сделаю все, что захочешь. Ангелы — это зло! Они погубят тебя!
— Может, мне нравится, когда мне причиняют боль, Бетти. Может, я заслуживаю этого.
Фэррингтон поднялся на ноги и вытерся одним из огромных, украшенных монограммой, пляжных полотенец, которые лежали стопкой на стойке возле раздевалки.
— Не ходи, Джон. Я позволю тебе делать, все, что захочешь. Можешь даже снова пописать в меня!
Джон вышел из раздевалки, с отвращением хлопнув дверью. Все еще голый, он прошел по коридору к своему гарему. В конце коридора находились ворота из кованого железа, за которыми скрывалась огромная деревянная дверь. И ворота, и дверь были заперты. Ключи были лишь у Фэррингтона и его слуги, Майклза. Эта дверь разделяла дом ровно пополам. За ней находился целый мир, изолированный от внешней реальности. Здесь, в наготе и великолепии, жили ужас, легенда и трагедия. Природная красота в гротескном упадке возлежала на шелковых простынях и атласных подушках, разодетая в роскошные наряды из кружев, кожи и латекса. Бессмысленные и безответственные генетические сбои, хромающие, ползающие, скользящие, обладающие ужасающе уродливыми формами, либо вовсе бесформенные, были собраны здесь Фэррингтоном, чтобы посрамить самого Бога за недостаточное совершенство его творений. Лишь Фэррингтон был истинно идеален. И в его сознании это давало ему право занять место венца творения.
В этой части дома находилось тринадцать спален. Десять из них были заняты одной или несколькими «возлюбленными» Фэррингтона. Остальные три ждали новых поступлений. Некоторые комнаты он посещал довольно регулярно, другие были зарезервированы для особых, редких случаев, когда лишь наиболее причудливые и отталкивающие экземпляры могли утолить его желания.
Проходя мимо комнаты, где жил его «Монстр», Джон остановился под дверью и прислушался. Внутри он слышал визги и вопли, мольбы и плач, сопровождавшиеся гортанными стонами и кряхтением «Монстра».
— Пожалуйста! Еще! — умолял женский голос. — Господь Всевышний, еще!
Джон вставил ключ в замок и приоткрыл дверь.
«Монстр» лежал на кровати лицом к Джону. Его звали Билли Майерс, и он страдал одной из наиболее страшных врожденных патологий. У него был самый тяжелый случай нейрофиброматоза, который кто-либо видел. Его череп обладал огромными костяными наростами в форме рогов и массивными опухолями, которые торчали у него из макушки, словно орудийные башни. Вся его голова напоминала формой арбуз. Непомерных размеров нижняя челюсть свисала на грудь и была оснащена двумя дополнительными рядами зубов внизу и одним дополнительным — вверху. У лица был абсолютно доисторический вид, скулы выпирали так сильно, что напоминали скорее боевые доспехи. Посреди этого уродливого комка мяса и костей горели глаза. Они светились безумием и злобой такой силы, что смотреть в них было все равно, что на палящее солнце. Один глаз был голубой, другой — зеленый, а сам Билли был черным как обсидиан. А вот с его телом природа обошлась наиболее жестоко. Грудь и живот не были тронуты уродством, как бы намекая на то, каким он мог бы быть. Искусно слепленная, мускулистая грудь как у тяжелоатлета и рифленый, как стиральная доска живот составляли его торс. Правда свисающие по бокам руки были настолько огромными и уродливыми, что казались почти недействующими. Правую покрывали такие крупные опухоли, что она напоминала руку супергероя с детского рисунка. только вместо мускул были шишки и выпуклости. Левая рука была длиннее правой, и представляла собой толстую трубу, без намека на локоть. Бедра были искривлены, из них торчали массивные ноги, похожие на шишковатые стволы какого-то уродливого дерева. Это был «Человек-слон» и Джеймс Дин[2] в одном лице.
Большую часть жизни эта ошибка природы провела в больницах и государственных приютах. Родители отказались от него вскоре после рождения. Всю жизнь он провел в одиночестве, никем не любимый, пока не попал в особняк. Когда Билли исполнилось восемнадцать, Фэррингтон прибыл к нему в колонию для несовершеннолетних, куда тот был помещен за изнасилование при отягчающих обстоятельствах. Достигнув половой зрелости, Билли осознал, что никто не захочет добровольно заниматься сексом с таким уродцем. Поэтому он начал вламываться в дома пожилых женщин и насиловать их в их же кроватях. Никто не знал, сколько у него было жертв, пока его не поймали. Он провел в заключении три года, пока Фэррингтон не пришел забрать юного монстра в свою коллекцию.
Перед Билли на коленях стояла монахиня средних лет. Ее запястья и лодыжки были скованы цепями, сама она была втиснута в латексный бюстье, от чего ее чрезмерно большие груди упирались в шею. На горло у нее был надет ошейник-удавка, с поводком, зажатым у Билли между многочисленных зубов. Когда она пыталась кричать, лицо у нее синело. Но несмотря на этот нездоровый оттенок, в глазах у нее маячила неприкрытая похоть. Нижняя половина у нее была голая… и вся в крови. Пенис у Билли был похож на пожарный гидрант, 20 см в длину и почти 18 в толщину, с головкой размером с яблоко. Он таранил им морщинистый анус монашки, отчего та визжала, причитала и звала на помощь спасителя. Фэррингтон мог лишь надеяться, что тот услышит ее и придет.
«Метопронил» действует лучше, чем кто-либо мог себе представить, — подумал Джо. Кто стал бы спорить? Он вбухал сто миллионов долларов из собственного кармана в «Дайе Фармасьютикалс», с тем, чтобы они продолжили разработку нового сексуального стимулятора, после его запрета Комиссией по контролю за лекарствами. «Метопронил», в идеале, должен был стать следующим поколением Виагра-подобных препаратов. Он не только стимулировал приток крови к паху, но и вызывал либидинозную гормональную активность. В конце концов, исследователи из «Дайе» пришли к мрачному выводу, что маленькая красная таблетка действует слишком хорошо, превращая даже самых равнодушных к сексу в насильников и неутолимых эротопатов. «То, что вы хотите, чтобы я сделал, это незаконно!» — заявил Джону президент «Дайе». — «Это федеральное преступление. Мы не можем больше разрабатывать этот препарат». «Тогда разработайте его эксклюзивно для меня, " — ответил Джон и с этими словами покинул главный офис компании в городе Гротон, шт. Коннектикут. Вот тогда Майклз и начал заносить чемоданы, набитые неотслеживаемой «наличкой!. Деньги решают все.
Их появление имело решающее значение. В глазах должна быть страсть, истинное желание. Иначе видеоролики, фотографии, веб-каналы представлялись тем, чем на самом деле являлись, — принудительной игрой. Одно дело — заставить монашек и священников совершить половой акт, совсем другое — сделать так, чтобы они захотели это сделать. И данный препарат справлялся с этой задачей. Здесь никому у головы не держали ствол, на видео это было бы хорошо заметно. Публика видела целомудренных слуг божьих, одержимых сексом. Священники, с энтузиазмом совокупляющиеся с уличными проститутками? Монахини, стонущие от оргазмического блаженства, насилуемые двадцатью мужчинами и требующие еще? Именно это и было необходимо Фэррингтону для его плана, именно это он и получил благодаря «Метопронилу».
О, чудеса фармацевтической науки…
Джон наблюдал, завороженный, как монашка похотливо улыбается, хотя явно испытывала неописуемую боль.
Ее глаза остекленели от вожделения. Набухший кусок плоти долбил ее кишечник, буквально разрывая ее задницу пополам. Джон видел, как остатки рассудка покидают ее, сменяясь сладострастным безумием. Все жившие в ней добродетели были утрачены. Вместе с верой. Четки, висящие между ее туго перетянутых грудей, раскачивались в такт толчкам монстра.
Звали ее Мать Анжелина. Она обрела всемирную известность благодаря своей гуманитарной помощи жертвам СПИДа и Эболы в Южной Африке, и считалась живой святой. Она вела переговоры с террористами и даже обменивала себя на заложников. Только на прошлой неделе она обратилась к Организации Объединенных Наций с призывом прекратить войну на Ближнем Востоке. А теперь эта святая, почитаемая во всем мире женщина, дюйм за дюймом принимала шишковатый член в свою дряблую задницу, наслаждаясь каждой минутой.
Установленные на потолке камеры фиксировали все ее стоны и визги. Джон улыбнулся и подмигнул своему прекрасному монстру, который, по всей видимости, отлично проводил время. Глубоко сидящие под кроманьонским лбом глаза подмигнули в ответ. Джон надеялся, что его камеры запишут тот момент, когда рассудок матери Анжелины разлетится вдребезги. Все это — вплоть до секунды — было нужно ему для демонстрации через анонимный интернет канал. Позднее, Майклз накачает ее героином и вышвырнет в каком-нибудь злачном районе Сан-Франциско, кишащем трансвеститами и проститутками, либо посреди Таймс-сквер, или даже на Лас-Вегас-Стрип. Он обладал возможностями отправить ее в любую точку мира. На ослиное шоу в Тихуане, или в Гонконг, в один из филиппинских борделей на Лан Квай Фонг. Он мог нарядить ее в платье французской горничной и вышвырнуть в Банкоге, в районе Патпонг, где тайские девушки с помощью натренированных влагалищных мышц умеют стрелять шариками для пинг-понга. Не важно, где она окажется, ее дни в качестве источника вдохновения для миллионов людей закончились. Когда съемка попадет на улицы, это поколеблет веру половины мира. Тогда Богу придется явиться к нему. Ему придется раскрыться во всей своей ущербной и несовершенной славе, и Джон заключил бы его в банку, как светлячка. Тогда у него будет вся необходимая власть, чтобы заставить ангелов полюбить его.
Фэррингтон в последний раз посмотрел на развернувшуюся перед ним сцену. Мать Анжелина сменила позу, свесив груди, и с энтузиазмом принялась сосать Билли его вымазанный нечистотами член. При этом вокруг рта у нее оставались бурые пятна, как у неряшливого ребенка, поедающего шоколадное мороженное.
Миллиардер тихо прикрыл дверь и снова запер. Затем он прошел к следующей двери, за которой находились апартаменты, где жили его прекрасные ангелы.
Ангелы были первым приобретением Джона Фэррингтона. Это были близнецы, гибкие и изящные гиганты ростом за два метра. Альбиносы, гермафродиты, тощие как пугала. Их белоснежные, удлиненные тела были настолько бесцветными, что казались почти прозрачными. Бесплотные призраки, завернутые в белую, тонкую как бумага кожу, больше напоминающую прозрачную ткань, накинутую на тонкие мышцы. Глаза у них были такими же холодными и бескровными, как и плоть, совершенно лишенными пигментации кроме крошечных, с булавочную головку зрачков. Длинные паучьи пальцы заканчивались ногтями, отросшими настолько, что те загибались, сворачиваясь спиралями. Подстригать их себе они не позволяли. Волосы тоже отросли сверх меры. Длинными роскошными локонами они ниспадали им на спины, касаясь кончиками пухлых ягодиц. Их половые органы, как мужские, так и женские, не были полусформировавшимися уменьшенными аберрациями, как обычно бывает у обоеполых существ. У них были длинные, полностью сформированные пенисы, свисавшие над полностью работоспособными, идеальной формы вагинами. В возбужденном состоянии их гигантские члены были размером с детскую руку. Груди, размером с грейпфрут были единственным признаком жировой ткани на их анемичных телах. Джону очень хотелось подержать во рту эти сочные соски, но все попытки пока заканчивались неудачей.
Ангелы были соединены бедрами вплоть до их двенадцатого дня рождения, когда их разделили хирургическим способом. Не при рождении, а в период полового созревания, когда они больше, чем когда-либо нуждались друг в друге. Рука, которую они делили на двоих, осталась лежать на операционном столе, а зигзагообразный шрам от бедра до плеча служил напоминанием о былом союзе. Они никогда не разговаривали и редко признавали существование других человеческих существ. Они жили в своем собственном мире, где были единственными его обитателями. Любая попытка проникнуть в их реальность агрессивно и жестко пресекалась. Джон предпринимал эти попытки уже многие годы.