- Через две недели. Поедем через Ливан. У меня там хорошие знакомые есть среди друзов - остались еще со старых времен. Перейдем границу в районе Забадани. Если не найдем того, что мы ищем, в Дамаске, придется ехать дальше - в Багдад. Но я уверен, что это - в Дамаске.
- Он уверен, - проворчал бородач. - Насчет Антарктиды ты тоже был уверен и что же? Чуть не повторили с тобой судьбу экспедиции Скотта.
Усатый пожал плечами:
- Боги - ветреные существа. А Кутх, наверное, самый ветреный из богов. Ведь он был там, значит, сведения у меня были самые верные. Другое дело - что столетней давности. Но по меркам богов - это не далее как вчера.
- Не заговаривай мне зубы, - возразил "Калинин". - Мне вовсе не смешно было, когда мы провалились в трещину. Быть погребенным под десятками метров льда и столетия дрейфовать вместе с ледником к морю, чтобы потом уплыть в него с отколовшимся айсбергом - это не входит в мои ближайшие планы на жизнь.
- Мой дорогой друг, ты - неисправимый романтик. А представь себе новый "Титаник", который потонет, столкнувшись с нашими вмороженными в лед телами. Разве это не станет величайшей погребальной тризной, достойной Сарданапала?
- Тьфу на тебя! - "Калинин" даже сделал движение губами, будто собирался сплюнуть на пол, но не сплюнул.
- В общем, решай вопрос с этим хулиганом, и пакуй чемодан. Главное - вернуть Эликсир, у нас его мало осталось. Зачарованное кольцо - это грошовая безделушка, можно ему и на память оставить. - Подвел итог "Микоян".
- Ну не-е-ет, - хищно ощерился "Калинин" и его добрые глаза стали еще добрее, потонув в сплошной сетке морщинок. - Я из него всю кровь по капле выпущу на память, а не кольцо ему. Сегодня же вечером удавлю его "Длинной рукой" прямо в постели, а вещички мои - умыкну. Он у меня наплачется горькими слезами. Я еще третьего дня повесил на него "Наблюдателя" и прекрасно знаю, где эта гадина скрывается. Ишь, распустились. Сталина на них нет!
"Микоян" иронически улыбнулся в усы:
- Ты же, кажется, в аппарате Ежова тогда работал?
- Ну, работал!
- Троцкистов громил?
- Громил!
- А когда в ноябре тридцать восьмого тебя люди Лаврентия брать пришли?
- Правильно пришли! Такую контру как я давно надо было к стенке поставить! Недаром же меня товарищи звали Доктор Айболит. Сколько я трудовому народу крови попил.
- Что же не поставили?
- Молокососы, - презрительно сощурился "Калинин". - Я их как учил? Трое в парадное, двое на черной лестнице, один под окно. А они? Поставили на лестницу одного щенка, фзу-шника. Я ему шею как куренку свернул, он и кукарекнуть не успел. Никогда я бракодельства в работе не поощрял и тогда не стал!
- Ну-ну, будет тебе. Развоевался. "В сверкании молний ты стал мне зна-ако-ом...", - Напел "Микоян" и буднично закончил. - В общем, дело за малым. Решай этот свой вопрос и скоро мы уже будем греться под ласковыми лучами аравийского солнышка.
Товарищи сдвинули бокалы, залпом допили остывший грог, и Микоян снова запел драматическим баритоном:
- Арабская н-о-о-о-о-о-очь, волшебный Восто-о-о-о-ок. Здесь чары и месть, отвага и честь, дворцы и песок!
- О, дивный Восток! О, сказочный край! Здесь яд и булат погибель сулят, смотри не зевай! - Подхватил добрый "доктор Айболит" и уже хором оба с чувством закончили:
- Хоть лукав и жесток, но прекрасен Восток, наточи свой клинок и вперед! Пусть ковер-самолет от забот унесет на Восток, куда сказка зове-е-ет!
02:24 ночи. Город Королёв, Подмосковье.
Антону в эту ночь не спалось. Встающие перед ним перспективы бередили голову, а выпитое на сон грядущий пиво то и дело просилось наружу. Антоха ворочался на диване и от своего бессонного состояния отупело разглядывал расплывшееся на зеленых, советских еще обоях яркое, вишнево-красное пятно неправильной формы.
"И когда это я успел ляпнуть? Вроде винища на диване не пил. По пьяни, может, чем мазнул?" - Вяло раздумывал он. - "На череп похоже сдецл. Прикольно, че".
На ум невольно пришел старик, которого он тогда прессанул:
"Как дед в ухо выхватил, вот коры! Может это он сегодня по телефону объявился? Да не, муть какая. Кто-то из корешей шутканул", - Антон вспомнил, что часов в восемь вечера кто-то позвони л ему на мобильный с незнакомого номера, гнусавым голосом пропел: "Бегут, бегут по стенке зеленые глаза. Они девочку задушат, да, да, да!", мерзко захихикал и бросил трубку. А обратный дозвон нарвался на автоответ "Извините, номер не существует или набран неверно".
Антон зевнул во весь рот, снова повернулся на диване, поправил подушку.
"Ниче, Маго подписался, так что все вообще ровно. Завтра намутим лавандосов с ним, снимем пару чикс, завалимся в сауну, а потом...". Что будет потом и каким именно образом намутить лавандосов, Антон додумать не успел, так как сон, наконец-то, смежил его вежды.
Проснулся он внезапно, как от толчка, и сначала думал, что все еще спит и видит сон. Сонный паралич сковал его, Антон не мог шевельнуть ни пальцем. В призрачном полумраке комнаты, создаваемым горящим за окном фонарем, он видел спинку дивана, часть потолка и стены, на которой контрастно выделялась внезапное пятно. Оно притягивало взгляд Антона. Секунд двадцать он лежал вот так и смотрел на стену и вдруг волосы его зашевелились на голове. Обои в том месте, где их запятнало, бесшумно шевелились и горбились, как будто под ними сидела крыса. Они вздулись пузырем, пузырь этот вырос и вот, из стены показалось что-то. Какие-то растопыренные отростки. Отростки вытянулись, показалась соединяющая их черная ладонь, и Антон с ужасом понял, что из стены растет рука! С узкой ладонью и нервными, длинными, подвижными пальцами, она показалась из стены по запястье и покачивалась из стороны в сторону, будто разглядывая комнату или нюхая воздух. Вот дрожащие кончики пальцев вытянулись, рука сжалась в кулак, разжалась и дрожа, как от возбуждения, потянулась дальше, дальше... К его горлу! А он все так же лежал, не в силах пошевелиться и даже закричать и молча, круглыми от ужаса глазами смотрел на приближающуюся к нему ладонь!
Вот пальцы уже обхватили его горло, сомкнулись вокруг него, сжали! Его душат, а он не может сделать ничего! Антон захрипел... Захрипел! Значит, голос вернулся к нему! Паралич спал, Антон вновь почувствовал свое тело и, в отчаянном порыве, он схватил руку, стараясь отжать, отлепить пальцы от горла. Чувствуя удушье, стальную хватку черных пальцев, он молча боролся за свою жизнь, не в силах сделать вздох. Изогнувшись всем телом, Антон с силой оттолкнулся ногами от дивана, упал на пол, покатился, подминая руку под себя, а рука все тянулась из стены, удлинялась. Гибкая, как шланг или змея, она, казалось, не имела ни одного сустава, кроме запястья, или же, наоборот, словно вся состояла из одних суставов.
Антон бился на полу, как рыба на льду, но силы покидали его, в глазах темнело.
"С-сука!" - Отчаяние открыло в нем второе дыхание, силы Антона удесятерились и, с какой-то неожиданной для себя ясностью, он вдруг вспомнил одно из прочитанных в дедовском ежедневнике мест. "Отговор"! Напрягая мышцы шеи, втянув голову, сколько мог, в плечи и поджав подбородок, Антон смог вдохнуть немного живительного воздуха и прохрипеть:
- Абарро-кадарро! Запираю себя от мужика-колдуна, от ворона-каркуна..., - сжимающие его горло пальцы задрожали и ослабили свою хватку. Антон с всхлипом втянул еще воздуха и продолжил, - ... От бабы-колдуньи, от сороки-трещуньи. От старца и старицы, от молодца и молодицы. От посхимника и посхимницы! - С каждым новым словом его сила и уверенность росли, а хватка руки становилась слабее. Наконец, Антон оторвал от себя обмякшие, вялые пальцы, отбросил руку, змеей заскользившую обратно в стену, обличающе наставил на стену палец и странно вибрирующим, чужим голосом возгласил:
- Кто из луга всю траву выщипет, из моря всю воду вычерпет, и тот моего запора не отопрет! Слово мое - запор на семи ключах, ключи те под Алатырь-Камень положены, охраняют их змея Гарафена и птица Гагана. Змея та всякому голову закружит, очи заплюет. Птица та всякому волосы выдерет, очи выклюет!
И с какой-то неведомой ему дотоле мстительностью Антон добавил, обращаясь к стене, с которой загадочное пятно сошло так же внезапно, как накануне появилось :
- А кто из злых людей меня взалкает, обзорочит, да обпризорит, да околдует, да испортит, у того бы тогда изо лба глаза выворотило в затылок, да уста свело на сторону, Аминь!
В наступившей в комнате тишине Антону показалось, что откуда-то издалека до него донесся слабый вскрик.
10:10 утра. Два дня спустя. Москва. ГКБ N1 им. Н.И. Пирогова. Отделение челюстно-лицевой хирургии.
"Микоян", в наброшенном на плечи поверх костюма белом халате, с букетом гвоздичек и тортиком "Прага" вошел в палату, где на койке у окна лежал его товарищ.
Давайте уж договоримся так и звать их Анастас Иванович Микоян и Михаил Иванович Калинин. Потому что, какой же колдун вам скажет свое настоящее имя? Что его зовут, скажем, Рёген, Фарлаф или там Руммельснуф. А то, что названные товарищи - настоящие колдуны - ни у кого уже не должно вызывать сомнений.
- Ну, здравствуй, здравствуй, братец! - Весело поприветствовал вошедший больного. Калинин мрачно зыркнул на него, промолчал. Теперь оба его глаза были обведены черными кругами, заплыли, делая Михаила Ивановича изрядно похожим на выпившего бурята.
- Пойдем, покурим! Погода на улице - блеск. Нечего тебе в койке киснуть. - Анастас Иванович поставил тортик на стол, и, пока, Михаил Иванович, кряхтя, вставал с постели, нашаривал свои тапки и надевал пижамную куртку из фланели, Микоян разыскал какую-то банку, наполнил ее водой из-под крана, поставил в воду букет, расправил цветы и водрузил эту композицию на прикроватную тумбочку.
На отведенной для курения площадке разговор возобновился:
- И как ты так его заговаривать взялся, а себя сперва от обратки не отговорил?
- Почему? - Даже обиделся Калинин, тяжело двигая заплывшими челюстями. - Очень даже отговорил. Только это не обратка была! Это щегол этот отговором закрылся и меня же вдогон дурным глазом хлестанул. Если бы я не закрыт был, может и вовсе с тобой сейчас не балакал!
- Да как так-то?! Ты же говорил - хулиганье обычное!
- Я не я, если он гримуар мой не прочел! Я его второпях в портфельчик сунул, а нашептать на него забыл. Значит, и Эликсир он распробовал, а то откуда бы в нем силе взяться?
- Кто же такую книгу, да так носит запросто в портфеле? - Всплеснул руками Микоян. - Ты же чекист, должен же ты получше меня знать, как обращаться с важными документами!
- Да я...
- Я, я! Голова ты... лихая. Ан щегол-то твой ясным соколом оказался! Хват!
- Я его в бараний рог...
- Полно! Полно тебе, заканчивай бокс по переписке свой. Пока ты еще на фотопортрет свой в паспорте похож. Ну честно, братец, недосуг!
- Но как же...
- А! - Махнул рукой Микоян. - Навью пошли или мана. Если обидчик твой такой грозный - пусть развлекается. Погружается, так сказать, в рабочую атмосферу с головой. Любишь медок - люби и холодок! А сам, давай, кушай тортик, я тебе завтра еще апельсинов принесу - натуральный витамин. Никаких больше накладок быть не должно, ставка на карту поставлена очень высока!
11:10 того же утра. Королёв.
Сказать, что с того случая Антон испытывал некоторое беспокойство - значит сильно преуменьшить действительность. Антон не находил себе места! После того, как прошел первый шок, желание куда-то бежать или кому-то бить морду, парень крепко задумался. По всему выходило, что дед, ежедневник, Божественная Кровь и черная рука-душитель - звенья одной цепи. Еще и этот глаз, всюду следующий за ним! Вот и сейчас Антон скорым шагом шел по улице, а проклятый Наблюдатель, покачиваясь как воздушный шарик, словно привязанный плыл за ним метрах в пяти-шести от земли. И ни одна сука даже глаз не поднимет, не увидит его! Антону хотелось закричать, указать на преследующий его глаз пальцем, привлечь к нему всеобщее внимание! Но парень сдержался. Он чувствовал, что вряд ли все это поможет. Тут нужно другое. И к Магомеду с этой бедой сейчас не пойти, тот и так едва согласился разделить с ним ту смесь восторга и ужаса, которую испытывал Антон с тех пор, как открыл этот проклятый портфель. Судьба! Предназначение! Нет, не просто это громкие слова, так оно и есть. Мир для него изменился и обрушился осколками, похоронив под собой все то, что Антон знал и любил. И явилась другая, неприглядная, ранее неведомая личина реальности.
Чтобы хоть на время спастись от навязчивого Наблюдателя, Антон решительно зашел в первый попавшийся магазин. С удивлением он увидел, что магазин - канцелярский. В подобных местах Антоха не бывал, наверное, со школы, поэтому рассеянно принялся бродить между полок, как в музее рассматривая корешки книг, тетради, линейки и карандаши. Уже выйдя из магазина, глянув со злостью на поджидавшего его у двери искусственного спутника , и зашагав дальше, Антон с удивлением обнаружил, что незаметно для себя спер в магазине пачку разноцветных мелков.
"Как так вышло? Сунул в карман и не заметил. И нафига они мне вообще?" - Однако приобретение свое он не выкинул, пожав плечами, сунул обратно в карман.
Антон прошлялся по городу весь день, все так же бездумно заходя и выходя в магазины, бары и даже парикмахерские, хотя стричь ему было практически нечего. К себе он с большой неохотой вернулся уже под вечер, и то потому, что оставаться ночью на улице одному, не считая хитрого глаза, ему было страшновато, а поток прохожих стремительно редел.
Дома, тщательно закрыв за собой дверь на все замки, накинув цепочку и подперев ее поставленным "на попа" обеденным столом, Антон устало опустился в кресло, поставленное как можно дальше от дивана, лицом к нему. Парень еще раз, внимательно, осмотрел стену, не обнаружил никаких пятен, нащупал в кармане переделанный под боевые патроны травмат и немного успокоился. Все окна он тоже тщательно закрыл и зашторил, во всех комнатах включил свет, И, чтобы не оставаться в тишине, включил и телевизор в зале. Шла какая-то вечерняя развлекательная передача, ведущий петросянил, музыка играла, самое то.
Антон рассеянно нащупал в кармане ту самую фляжку, открыл ее и, не имея сил возиться с сахаром, капнул себе пару капель Крови прямо на язык. Словно нашатыря проглотил - у Антона перехватило дыхание, от невыносимой горечи на глаза навернулись слезы, а язык онемел.
С внезапной ясностью и пустотой в голове парень встал, и нетвердым, сомнамбулическим шагом прошелся по комнате. Затем, тем же движением лунатика достал из кармана ученические мелки, о которых уже совсем забыл, очертил кресло тремя разноцветными кругами, затем по периметру каждого круга начал мелко, убористо вписывать какие-то непонятные себе самому знаки. Там были стилизованные череп с перекрещенными костями, песочные часы, навесные замки с дужками, оскаленные собачьи головы, какие-то цветы и все это перемежалось вовсе непонятными закорючками. Затем такой же пейзаж он написал вокруг дивана, передвинув его на середину комнаты, прошел к входной двери, убрал стол и размашистыми, уверенными линиями отчеркнул порог, прошелся мелком по косяку, будто гонял тараканов "Машенькой". По центру двери Антон и вовсе начертил звезду, вписанную в пятиугольник, вписанный в треугольник, вписанный в круг, затем еще к первому треугольнику добавил второй, но вершиной не вверх, а вниз, так что получилось очень похоже на флаг Израиля. Все это Антон покрыл великим множеством мелких рисунков , зигзагов, спиралей, восьмерок и прочих письмен, забивая ими буквально каждое свободное место, не занятое основными линиями узора.
Лишь когда от последнего мелка остался огрызок, рассыпавшийся в пальцах, слегка припорошенный мелом Антон очнулся, удивленно посмотрел на дело рук своих и на шаг отступил от двери.