– Дурак! Сопляк!
– Что там было – засада?
– Если вы про стрельбу – это там у них, еще до нас… – боевик, помолчав пару секунд, вздохнул и продолжил: – Давайте, я начну с хорошей новости, компаньеро резидент: все наши – целы-невредимы.
– А в чем тогда незадача? Флетчера, что ли, угрохали ненароком по ходу дела?
– Да непонятки с тем Флетчером… Лучше б вам своими глазами на всё на это глянуть, компаньеро резидент, с вашего уровня информированности – а то у нас, у всех троих, что-то совсем ум за разум заходит.
– Ну тогда – вперед!
– …Так чтО там с нашим вожделенным майором – вымазался гуталином для маскировки, чтоб затеряться в рядах тонтон-макутов? – хмыкнул он, следя, чтоб не запнуться о злонамеренно прячущиеся в каждом пятне лунной тени колдоёбины и не впечататься носом в спину идущего направляющим боевика; для того-то ночная тропинка, похоже, мало чем отличалась от Никольской набережной в погожий день…
– Никак нет, компаньеро резидент, – тот был явно не расположен к пост-боевому балагурству. – Просто Флетчера мы должны были распознать как «единственного белого», а там сейчас белых – целая куча.
– Что-оо?! И они… не зачищены?
– Никак нет, компаньеро резидент: у них – калифорнийская подорожная категории «А». Свои, стало быть…
– Экспедиция Русского географического общества, что ли?!
– Так точно, она самая – в полном, считай, составе! Есть раненые, двое тяжелых. А задержись мы еще на пару минут – была бы куча трупов…
«О дьявол, как всё некстати! Черти их принесли, на нашу голову… Свидетели ведь – и как им теперь рты заткнешь?..»
– Откуда они там взялись?
– Запутанная история, это вы уж лучше сами – с ихним старшим, Ветлугиным… Что ж до Флетчера, то он тоже там. Состояние у него странное: жив – но и только. То ли отравлен, то ли скрючило его электричеством; одним словом, для допроса он не годен совершенно, и когда будет – бог весть.
– Зато есть адресованное Флетчеру письмо: его перехватил один из этих… русских географов – ротмистр Расторопшин, что из Топографической службы – на пару со своей здешней подругой. Вот оно, держите.
– Какая тут еще, к дьяволу, подруга?! – споткнулся при этих словах на ровном месте Зырянов.
– Ну, может и не подруга, а агент. Хозяйка антикварной лавочки на Линденштрассе; она еще и колдунья, в придачу.
– Колдунья?!
– Так точно, компаньеро резидент – вы ж нас сами предупреждали, на инструктаже! У Расторопшина – ножевое в печень, он совсем плох. Барышня сидит при нем безотлучно, что-то делает с его раной, просто наложением рук; и убей меня Бог, но это – работает!..
– И вот еще что, компаньеро резидент… – они как раз добрались до полуотворенных дверей храма, и тут спутник его остановился, жестом требуя внимания. – Мы тут нашли кое-что… ну, что-то вроде склада… – и ликвидатор, пребывая в очевидном затруднении, торопливо перекрестился. – В общем, Иван Иваныч с Петром Петровичем говорят – это как раз то самое, что вы с ними видели нынче в порту… И что-то вроде мастерской, где они эти штуки делали… из людей.
– Любопытно…
– Ничего любопытного там – нету, вы уж мне поверьте! – от тона боевика пробирало ознобом. – А если хотите знать наше мнение, компаньеро резидент, – всех троих… Компания, конечно, очень ценит новые технологии, и премии за то платит немалые, а эти штуковины, наверно, можно насобачиться делать и самим – а отчего бы и нет, штука, небось, полезная, ежели кто без предрассудков … Тем более, что и шеф всего этого хозяйства, главный колдун тамошний, Дюнуа, может еще дать кое-какие консультации, напоследок – он подвернулся там под пулю по ходу дела, но пока, вроде, живой и даже говорящий …
– Из ваших уст, Филипп Петрович, это звучит… э-ээ…
– Да, Виктор Сергеевич, так точно: из наших уст это – звучит!
– Компаньеро!..
– Слушаю вас, сеньора.
– Компаньеро, ему нужен врач – настоящий врач, и срочно!
– Сеньора, я помню о ваших проблемах. Но сейчас я решаю, в уме, очень сложную задачу по логистике – пожалуйста, не отвлекайте меня! Так будет лучше для всех – и для него.
– Хорошо, я вам верю…
– Компаньеро! – это уже «двое из ларца», вернулись с остатками груза. – Там, вдали – факелы! Похоже, направляются сюда: надо поторапливаться!
– И много? далеко?
– Десятка полтора-два, но – множатся на глазах. Пока – за ручьем, со стороны города. Если двинутся сюда сразу, будут где-то через четверть часа.
– Что скажете, сеньора? Это те самые адепты, о которых вы нас предупреждали?
– Да. Идут сюда праздновать Великую победу Великого Унгана.
Сзади раздалось какое-то подобие кашля. Обернувшись на звук, он понял, что это смеется умирающий на полу у стены Дюнуа: этого они даже и трогать с места не стали – зачем?
– Что сейчас творится в храме – им неведомо?
– Нет, наверняка и не подозревают.
– Вам ясно, компаньерос? – обратился он к боевикам. – Уходим немедленно, а вы, Петр Петрович – делайте шнуры покороче. Нам, конечно, выдан некоторый карт-бланш по части «сопутствующих потерь», но если мы ненароком разнесем в клочья несколько десятков мирных вудуистов – это точно сочтут перебором!
Тут как раз в дверях возник сопровождаемый Риверой Ветлугин – и бледность его явно имела причиною не перевязанное уже касательное ранение.
– Ну как, Григорий Алексеевич – впечатляет?
– Послушайте, зачем вы вообще мне показали это… эту… слова не подберу…
– Затем, что мы сейчас – вот прямо сейчас! – взорвем всю эту лавочку к чертовой матери, со всем содержимым; а раз уж вы угодили в свидетели неаппетитного, чего уж там, процесса зачистки – чтоб у вас были некоторые собственные, незаемные, представления о зачищенных … Что ж до практической стороны дела, то имейте в виду: никого из вас нынешней ночью тут и близко не было; алиби вам мы обеспечим, как – не ваша забота. А если вам, Григорий Алексеевич, взбредет в голову разболтать эту историю – вы заимеете в обществе репутацию не Жюль Верна даже, а Мюнхгаузена.
– Ловко…
– А сейчас – попрошу всех на выход. Если останетесь тут – не думаю, сеньора, чтоб те адепты склонны были взвешивать степень личной вины каждого из вас в Разрушении Храма. Прямой путь в сторону города перекрыт, и сейчас надо просто уносить отсюда ноги, да поживей. Предлагаю вам, Григорий Алексеевич, присоединиться к нам: у нас тут рядом – грузовая дрезина, места для обоих ваших неходячих там хватит, как-нибудь уж упихаемся. Боюсь, это всё, что я могу сейчас для вас сделать.
– Благодарю вас, компаньеро. Значит, пока просто бежим, куда глаза глядят, а дальше – что бог пошлет?
– Ну, в общем, да…
– Жак? Хочу тебя кое-чем порадовать, напоследок.
– Ну, попробуй… – глаз чернокожего приоткрылся, будто лопнувшая от спелости слива.
– Знаешь, а ты ведь действительно велик… Потрясающий Мастер, о тебе будут ходить легенды! Равного тебе в заклинаниях Высших кругов не рождалось, может статься, со времен Моконго…
– Начинай-ка ты лучше прямо со слова «однако» – а то так и помру, не дослушав!
– Слушаю и повинуюсь, Великий Унган! «Однако» – наши недостатки, как ты знаешь, суть продолжение наших достоинств. Десятилетиями оттачивая мастерство по части Высших кругов, ты закономерно пренебрегал Низшими – Вторым кругом, в частности. Ты ведь никогда толком не работал с артефактами – не потому что не мог, а просто потому что не нуждался в таких «костылях» и «подпорках»… Ты согласен?
– А каждое мое слово может быть использовано против меня?
– А это имеет для тебя сейчас какое-то значение?
– Да, ты права: после свершения Ключа-в-Круге – не имеет значения вообще ничто…
– Согласен, стало быть… Так вот, о Ключе-в-Круге. Ты, небось, уверен, что я тогда блефовала – насчет запоротых тобой звеньев в той цепи, и что я даже догадываюсь – какие именно звенья ты запорол, второпях.
– Да, и это был довольно жалкий блеф.
– Ну, как сказать… Эти звенья – Весы и, возможно, Перекресток. Догадываешься, о чем я?..
– Звенья, требующие самой точной балансировки Сил-и-Стихий… Ну и что?
– Чтобы ничто не осложняло ту балансировку, ты на время Ритуала удалил из храма абсолютно все артефакты, и отослал всех служителей, обладающих хоть какими-то магическими способностями – остались только головорезы из Стражи. Твои подручные даже проверили загодя на отсутствие артефактов весь путь до храма от той кофейни, откуда вы выманили мальчика, верно?..
– Ты говори, говори. Я слушаю.
– И всё-таки с балансом, по ходу Весов и Перекрестка, было что-то не так… Какая-то мельчайшая мелочь, соринка в глазу – но ты не мог ее не почувствовать… Унган чуть пониже классом наверняка бы ее проигнорировал – но не ты. Ведь – было?
– Так вот, при мальчике всё время была вот эта штуковина, – в тонких пальцах ее появилась капля сгущенного мрака – базальтовая бусина. – Узнаёшь?
– Нет. А что – должен?
– Ну, скажем так: мог бы, хотя и не обязан. Но ты, как уже говорено, вообще слаб по части Второго круга… Штука – не великой мощи, и лучше всего обнаруживает себя в присутствии других артефактов; не очисти тогда ты сам от них храм с такой тщательностью – почуял бы ее непременно!
– Врешь, причем неумело! – в голосе колдуна зазвучало внезапное облегчение. – Я же ясно вижу, как перекашивает сейчас от этой бусины твою Внутреннюю Тень! Неужто я бы не разглядел такого при Ритуале?
– А там и нечего было разглядывать: есть лишь одно существо на Земле, чья Внутренняя Тень не взаимодействует с этим артефактом вовсе. Догадайся – какое?
– Человек-Ключ?
– В точку! Вот что значит – пренебрегать знанием низших ступеней!
– Вздор! – отрезал Дюнуа, но должной уверенности в его тоне не чувствовалось. – Раз Тень Человека-Ключ никак не взаимодействует с артефактом – с какой стати его присутствие будет влиять на ход Ритуала?
– С той, что перекошена-то оказалась твоя собственная Внутренняя Тень – чуть-чуть, на сущий пустяк; что ты, собственно, и почувствовал при Весах и Перекрестке. То отклонение могли бы разглядеть твои послушники – но ты и их отослал… Ты сам себя перехитрил, Великий!
– Пустяки, такие отклонения Внутренней Тени не влияют вообще ни на что…
– Ой, какие дешевые пошли отмазки, недостойные Мастера! – победно рассмеялась Мария. – Ты сейчас – как металлург, пойманный на нарушении технологии литья: тебе говорят – «Отливка-то вышла с раковинами», а ты отвечаешь – «Да ладно, может, всё-таки не хрустнет!» Да, верно – может и не хрустнуть. Но я сейчас предметно займусь этими самыми раковинами – с тем, чтобы хрустнуло наверняка; а ломать – не строить…
– Это как?
– Ну, ты же знаешь мою лоа, Эрзули: любовь – и плотская, и возвышенная, – невинная тяга к танцам, богатству и роскошным безделушкам – словом, всё то, что позволяет женщине ощущать себя женщиной… Думаю, ей будет очень не по душе тот мир, что несет на своих радужных крылышках взращенная тобою Бабочка, а уж ее христианской сестре-близняшке, Деве Марии, – и подавно! А уж я постараюсь, чтоб эта история дошла до их ушей…
– Будь ты проклята! Ничего у вас не выйдет – ни у тебя, ни у твоей божественной шлюхи! Поздно!!
– Да, времени мало – но время есть. Спасибо тебе за консультацию, Жак, – она, не прощаясь, встала и направилась через опустевшую уже залу к дверям, где дожидался ее безмолвный Ривера, но вдруг обернулась на полдороге:
– Знаешь, вот до этой твоей истерики полной уверенности у меня всё же не было; а теперь – есть!
– Сбавляем ход! – скомандовал Ривера, сразу сделавшийся на дрезине кем-то вроде штурмана. – Тут метров через триста, по моим прикидкам, должна быть по правой стороне старая миссия, «Вилларика». Иезуиты забросили ее лет десять назад, когда перебрались поближе к Морено, но стены и крыша остались… ну, может, и пообвалилось малость – но всё лучше, чем в голой степи, верно?