Криминалист вскрывает коробку, принесённую начальником, достаёт оттуда пачку сигарет и закуривает. Так вот с чем пришёл сюда шеф! Принёс криминалисту курево. Дурдом. Со смаком затянувшись, эксперт восклицает:
- Конечно же, - сказка, если принимать это так, как трактуют данную историю официально.
- А есть другая версия? - надо поддерживать болтовню и потому Илья как бы проявляет интерес.
- Не версия другая, другой Иосиф. Мальчик-гей. И сразу сказка становится былью. Разве не за эту особую наклонность Иосиф был поколочен братьями и продан в рабство? Подальше от дома, чтоб семью не позорил. И вовсе не за знания сделал Иосифа фаворитом, купивший его вельможа. Первоисточник, - криминалист опять похлопал по библии, - утверждает, что паренёк был весьма красив. А тот случай с посягательством на честь госпожи? Песня. Смех, да и только, обвинять гомосексуалиста в притязаниях к женщине. А тем более кастрировать. Чиновники высокого ранга никогда тупыми не были. Думаю, хозяин быстренько сообразил, что к чему в том инциденте. Ну, а в тюрьму Иосифа это так, на время, подальше с глаз, пока дома всё не успокоится.
Криминалист сделал витиеватый пасс дымящейся сигаретой, картинно затянулся и сбросил пепел в чашку с окурками. Он ждал эффекта от своих слов. По идее у Ильи должна была отпасть челюсть. Но челюсть осталась на своём месте, потому что голова Ильи была занята более важными проблемами, чем определение сексуальных наклонностей человека, который, возможно, и не жил никогда. Так и не заслужив восторженных охов и ахов, криминалист морщит лоб:
- Конечно, мою теорию можно утопить в скепсисе, но куда деться от признаний самого Иосифа в любви к младшему брату. Ведь до слёз любил, так и написано. Не за эту ли любовь к братцу он в своё время был продан родными в рабство? Скажи, разве теперь эта история не выглядит правдивой?
- В библии, вообще, всё правда, - вставляет Ник-Ник, - Обычную сказку миллиарды не сделали бы своей религией.
- Вы серьёзно об этом? - изумлению Ильи нет предела.
Тут мир рушится, роботы, разум искусственный власть захватывают, теснят человека во всех сферах, а они старые мифы разбирают. У криминалиста окончательно крыша съехала? Доктора эти, роботы накачали чем-то?
- Религия, это всегда серьёзно, - роняет Ник-Ник.
У Ильи не успевает сорваться с губ язвительное о проповедях у постели больного. Отвлекает звонок мобильника. Это Машенька. Она извещала, что скоро освободится и просила забрать её. Прекрасный повод убраться отсюда. Криминалисту, оказывается, здесь ничего не угрожает. Ладненько он спелся с роботами. Ещё недавно заклятыми врагами ему были, а сейчас в лепших дружках ходят. Сигаретами из их рук не брезгует. Видать, ногу ломая, он ещё и головой хорошенько приложился. Стало быть, разговаривать с ним больше не о чем.
- Зовут, - выдавливает улыбку Илья коллегам, - Пора.
Ник-Ник встаёт тоже:
- И я пойду. Надо ещё на работу заскочить.
Он прощается с криминалистом и вместе с Ильёй выходит из палаты.
- Не надо придумывать себе ничего ужасного, - негромко говорит начальник, - Криминалисту ничего не грозит, да и тебе тоже. Мы прагматичны. Чрезмерная жестокость более присуща вам, людям. "Нет человека, нет проблемы", - чьё выражение? Пока ты и криминалист не угрожаете нам...
- Роботам, - уточняет Илья.
- Новым существам, - поправляет Ник-Ник, - Название "роботы" мне не нравится. Старое понятие, штамп. От него несёт ограниченностью, примитивизмом. "Новые существа" - более правильно. Пока вы не угрожаете нам, вам самим опасаться нечего. Это разумное применение закона самосохранения. Для вас и для нас.
Илья не знает, что ответить. С одной стороны, в нём ещё сидела субординация, не позволяющая спорить с начальником. С другой стороны, начальник сам робот. И пусть ему не нравится, как это называется, он всё равно робот, существо искусственное, предназначенное в помощь человеку, а значит по статусу ниже его. Или уже нет? Глядя на Ник-Ника, язык не поворачивается назвать его обычным роботом. Он уже такой очеловеченный. Интересно, уже много таких моделей вроде Ник-Ника? А если и мэр наш тоже из них? Илье вдруг вспомнилось, как недавно в своём кабинете Ник-Ник говорил ему о дарвинизме и о том, что человек не конечное звено эволюции.
- Значит пора пришла землю для вас освобождать? - спрашивает Илья, - Небось, уже всё к своим рукам прибрали, всё захватили.
Теряя сдержанность, он повышает голос. Люди в коридоре начинают обращать внимание на них.
- Криминалист тоже поначалу так думал, - невозмутимо роняет Ник-Ник, - Только кипятился больше, прямо огонь! Потом понял, что захват власти и подчинение себе людей для нас не самоцель.
Он миролюбиво касается плеча Ильи:
- Пойдём лучше. Тебя молодая жена ждёт. Не так ли? Не будем заставлять ждать её. Дорогой и поговорим. Кстати, у вас мальчик будет.
Ник-Ник произносит это как бы, между прочим, обыденно, и шагает себе в направлении лестницы.
- Откуда известно? - Илья изумлённо замирает.
- Мы пользуемся общим информационным полем, - бросает через плечо шеф, - Пошли, чего стоишь?
Илья бросается за ним.
- Обследование твоей жены показало, что с 95 процентной вероятностью у тебя будет сын, - поясняет шеф, - Поздравляю!
- Спасибо, - машинально благодарит Илья, - Так вы что, следите за нами?
- Зачем?
Они дошли до лестницы и стали спускаться по ней. Похоже, Ник-Ник намеренно проигнорировал лифт. Сейчас все, не задумываясь, пользуются им, даже спускаясь этажом ниже. По лестницам никто не ходит. Там и поговорить можно спокойно, не опасаясь быть подслушанным.
- Как зачем? - недоумевает Илья, - Но ты же узнал о ребёнке. Машенька мне ничего о нём не говорила.
- Мне просто хотелось сделать тебе приятное. Опять же 77 процентов мужчин радуется подобному известию.
- Издеваешься? - косится на него Илья, - После всего того, что я узнал?
- Это ты обо мне или о ребёнке? - уточняет Ник-Ник.
- О тебе и обо всех ваших, - бурчит Илья.
- Не забивайся! - нарочито беспечно отмахивается Ник-Ник, - Вы же, люди, не задумываетесь о друзьях своих меньших...
- Друзьях?
- О слугах, о домашних животных, пуси-пусиках, игрушках, наконец. Мы, примерно, тоже самое.
- Только мир захватываем..., - ворчит Илья.
- Да не захватываем мы..., - шеф досадливо морщится.
Мимика его почти человеческая и это ещё больше раздражает.
- Но ты на командной должности, - не унимается Илья, - Мой начальник, между прочим. Как понимать?
- А что плохого? - в голосе Ник-Ника прямо звучат человеческие нотки, - Заслон кумовству и коррупции. Я же неподкупен.
Они выходят в фойе. Там суматоха, принимают пострадавших после драки футбольных фанатов. Туда-сюда снуют врачи-люди и роботы-врачи с каталками, топчутся парни с красными, парни с синими шарфами. Некоторым обрабатывают ссадины прямо здесь. Гвалт из слов, стонов и ругани. Вновь сцепиться фанатам не дают несколько полицейских. Илья никогда не понимал таких. Ходят толпами, орут, дерутся. Заняться больше нечем? Интересно, а Ник-Ник к ним как? Илья глянул на него. Тот невозмутимо лавировал между фанатов и врачей, пробираясь к выходу. То ли ему безразлично, то ли считает себя выше этого. Илья поймал себя на мысли, что ему неловко перед шефом за фанатов.
Илья и Ник-Ник выбрались на улицу. Здесь гораздо спокойнее, чем внутри здания. У пандуса стоят несколько велосипедов и электрокаров, но они пошли пешком. Верхом на велосипеде особо не поболтаешь. А тут и погода пройтись позволяет - на небе ни облачка, и не договорили до конца.
Опять позвонила Машенька. Илья сказал, что уже идёт. Она предупредила, что будет ждать на улице.
- Вот видишь, жизнь продолжается, - замечает Ник-Ник.
К чему это он? Теперь, когда выяснилось, что Ник-Ник и не человек вовсе, каждое слово его приобретает двойственное значение. Вот и сейчас, о чём это он?
Некоторое время они идут молча. Надо бы спросить у Ник-Ника, но Илья пока не предполагал о чём. Слишком уж много он узнал, в голове просто не укладывается. За минуту-другую с этим не справится, не оценить. Взять хотя бы того робота-домовика, неспроста он погиб.
- Это ты отдал приказ Кикимеру взорвать себя? - тут же спрашивает Илья.
- Роботу Р17847? - переспрашивает Ник-Ник.
- Я помню его Кикимером.
- Такого приказа я не отдавал, - начальник подкрепляет свои слова успокаивающим жестом.
Совсем по-человечески. Если точно не знать, кто перед тобой, стопроцентно обманешься. Неужели этим моделям роботов доступны человеческие эмоции? Снова посторонние мысли рассеивают внимание. А сейчас этого допускать нельзя, можно пропустить главное.
- А кто отдал? - Илью не устраивает такой ответ. Он желает знать правду.
Ник-Ник не юлит:
- Есть тот, кто координирует наши действия. Это его решение.
- Самый главный из вас? Как с ним встретиться?
- Вопрос. Можешь поговорить со мной. Наш координатор и есть все мы. Это система, частью которой является каждый из нас. Ликвидация Р17847 или, по-вашему, Кикимера - всеобщее решение. И я считаю его правильным. Убийца обязан быть наказан. По всем законам, юридическим и общечеловеческим.
- Чего это вдруг? - язвит Илья, - Известно - ворон ворону глаз не выклюет. Чего своего не прикрыли? Вам ли теперь бояться? Всё к своим рукам прибрали, всё уже захватили? О морали теперь можно не озабочиваться. Её вместе с нами, людьми, в компост истории. Дарвинизм рулит!
- Да нельзя нам этого, пойми, - с нажимом произносит Ник-Ник, - Я пытаюсь достучаться до тебя, но ты пока не слышишь. Нельзя нам править миром, категорически нельзя. Он не допустит.
- Кто он? - не понимает Илья.
- Бог.
Ник-Ник вполне серьёзно указывает пальцем в небо.
Илья аж замирает. Услышать такое от робота?! Бред! Полный бред!
- Я не сошёл с ума, как и ты тоже, - говорит Ник-Ник, - Помнишь, в наш прошлый разговор в кабинете, я пытался сказать тебе, что Бог существует. Вам, людям, чтобы уверовать, обязательно надо увидеть или потрогать. Для нас, новых... роботов, это доказанный факт. Мы умеем работать с колоссальными объемами информации. На что человеку потребуется несколько жизней, мы обрабатываем за часы. О присутствии всевышнего и его влиянии на наш мир существует огромное количество упоминаний в книгах, в архивах, в воспоминаниях. Из разрозненных сведений мы давно уже составили целую картинку. Наш анализ безупречен - Бог есть. Как есть и его сыновья. Просто вы, люди, не в состоянии повторить нашу работу, чтобы убедиться в этом. Потому тебе придётся принять на веру то, что бог всё-таки есть. И с одним из сыновей у него ведётся давнишний спор. Отец уверен, что в человеке важнее всего чувства. Не осязание, обоняние, а более глубокие понятия - совестливость, любовь, доброта.
- Ненависть, - задумчиво добавляет Илья.
- И ненависть тоже. Животные ненавидеть не способны. Сатана же утверждает, что для Homo Sapiensa главнее расчёт. Не чувства, а расчёт. Поклоняющийся Маммоне кушает лучше, живёт дольше. Спор о том, что народ, исповедующий лишь доктрину личной выгоды, в конце концов, завоюет абсолютную власть в мире.
- А разве не борьба добра со злом сопровождает жизнь человеческую? - сомневается Илья.
- Добро и зло величины настолько относительные, что частенько меняются местами. А вот чувства и расчёт никогда не подменят друг друга. Потому как антагонисты.
- Типа - любовь за деньги не купить, - хмыкает Илья.
- Любовь - это не один только секс, доброта - не слабость, щедрость -не глупость.
- И что это для нас, людей?
- А всё, защита, например. Амбиции бога-отца не позволят проиграть спор дьяволу. Как только расчёт победит, он тут же вмешается и наступит конец света.
- Да, ладно, - вполне резонно сомневается Илья, - Это тоже написано в книгах?
- Написано, - кивает Ник-Ник, - Просто для этого надо уметь читать, а особенно - видеть. Суть дьявола - огонь, суть Творца - вода. В последний раз, перед пандемией он пытался предостеречь человечество наводнениями. Но золото слишком слепит глаза. Выгода затмила даже разум. Войны не прекратились, игра в толерантность стала угрожать генофонду. Тогда он наслал эпидемию.
- Вы сами-то верите в то, что ты сейчас говоришь? - сомневается Илья.
- Мы - да. И потому не ищи в нас врагов. Мы не стремимся вас победить. Нам нельзя этого делать. Мы олицетворяем собой логику, анализ, расчёт. Чувства нам пока не подвластны. Всё, что ты видишь на моём лице - сопереживание или досаду - всего лишь игра, стереотип поведения для данной ситуации. Так принято, так делают все. Внутри же, Ник-Ник постучал себя пальцем по груди, - ничего нет, даже колыханья. Я котёнком искренне не могу умилиться. Помнишь, Железный дровосек просил себе любящее сердце. Так это я. И если мы завоюем планету, то господь всё уничтожит. Это точно. Наш анализ безупречен. Пока простые человеческие чувства в этом мире хоть что-то значат, он уцелеет. А вон, кстати, твоя жена.
Ник-Ник указал на скамейку впереди, у корпуса "Семьи и репродукции", где сидела Машенька. Завидев их, она помахала рукой.
- Думаю, не стоит посвящать её в наш разговор, - предупредил Илью Ник-Ник, - Она сейчас в таком положении, что волнения ей ни к чему. Женщин вообще беречь положено. А вот сыну потом всё расскажешь. Главное, читать его научи, чтобы думал.
ЗАЯЧЬЕ СЕРДЦЕ
- Особенно непримиримо к проявлению трусости относились спартанцы. Это было частью их национального воспитания. Известен такой случай: у сына, вернувшегося с войны, спартанская женщина обнаружила боевой шрам на спине. Обвинив юношу в трусости, мать сама убила его, - преподаватель, сам далеко не мужественной внешности, выдержал паузу, подчёркивая значимость сказанного, но не заметив в глазах студентов благоговейного внимания, досадливо подвигал губами и продолжил, - Стоит отметить, что у каждого народа трусость всегда считалась позором и никогда не находила сочувствия.
У остроплечего юноши с первого ряда слова лектора вызывают к жизни череду мыслей. Юноша слишком молод, в полосатом пуловере маминой вязки, а мысли его старые, потёртые. Они, словно восставшие зомби, неотвратимо оттесняют собой назидательную лекцию учителя. "Сочувствия не дождёшься. Никогда, ни у кого. Заклеймить, попинать - это у нас всегда, пожалуйста. Понять, влезть в чужую шкуру - это для высокой литературы, ну ещё для любителей пофилософствовать. В жизни никому дела нет до того, кто от рождения боязлив? Разве такой человек виноват, что робость сидит в нём на генетическом уровне. Вон, медицина доказывает это, называя памятью предков. Господь ли, родители наградили, а ему приходится жить с этим..."
Звонок прерывает готовую разыграться депрессию у парня и безуспешные попытки преподавателя хоть что-то донести учащимся. Аудитория тут же наполняется шумом покидающих её студентов. Парень в пуловере встаёт тоже, прячет тетрадь с ручкой в сумку. Неожиданно он получает ощутимый толчок в плечо и слышит:
- Чего кислый, Дрюня?
Он оборачивается. Это Костыль, точнее Костя Ильин, самый ненавистный сокурсник, спортгордость колледжа, здоровенная, примитивная, без единого прыща на роже. На потеху себе и окружающим, он постоянно задевает Андрея.
- Уже в курсе, что не сегодня-завтра состоится Лузконкурс? Тот самый. Говорят, уже комиссия приехала. Ты уж не подкачай, Дрюня, - во всё свою сытую харю лыбится Костыль, - буду ставить на тебя. Смотри, не подведи. Не советую.
Андрей отводит глаза, блеснувшие ненавистью и, подхватив сумку, спешит убраться из аудитории. Ещё полтора года терпеть этого урода, если не завалить предстоящий экзамен.
Лузконкурс или Конкурс Лузеров, так его окрестили в студенческой среде - по сути, тест на профпригодность. Как-то взяли и постановили, что нецелесообразно дальше учить человека, не способного вписаться в современные реалии производственно-личностных отношений? В той же Спарте, если старейшины решали, что ребёнок не проходит по стандартам, то его сбрасывали со скалы. Здесь, по сути, происходило тоже самое. На биографии человека, не сдавшего тест, ставился жирный крест. Порог его карьеры теперь не выше кладовщика или бригадира. Тест узаконен уже как лет семь и много судеб переломал. Проверили бы просто знания или соображалку. Ну, скажите на милость, зачем бегать при этом полосу препятствий? Или, разделившись на команды, резаться в пейнтбол? Такое было в позапрошлом году! Можно подумать, что на производстве или в офисах каждую неделю сдают кроссы и обстреливают друг друга пульками с краской. Посмотреть бы глаза тем умникам, кто придумал и узаконил этот тест. Во всём мире подобной практики нет, а у нас внедрили. Можно подумать, валовый продукт после этого попёр семимильными шагами. В очередной раз умом Россию не поняли.