Но никаких приказов от главврача мне не поступало, и Геннадий Ильич больше с просьбами позвонить не приставал. Мы с ним ещё пару раз сыграли в шахматы. Оба раза я проиграл, наверное, всё же чувствовал себя не в своей тарелке. А вот Геннадий Ильич вел себя, как ни в чем не бывало.
Пришёл катер с Земли. Организую его разгрузку, затем беру шампанское и разыскиваю Геннадия Ильича. По замершему у дверей его номера бодигарду нахожу. Молчун телохранитель кивком разрешает пройти. Вхожу, отдаю шампанское. Вроде бы всё, прощаюсь с моим визави по шахматам и его женой. Им уезжать, мне оставаться. Никаких обид. Лёгкая тоска и это, скорее всего, от дождя, что вновь зашуршал за окном. Геннадий Ильич не отпускает:
- Выпьешь с нами? За "отъезд"?
"Значит, нет обид? Даже за мой отказ связаться с Землёй?" Сразу легче на душе. Прощаться лучше с лёгким сердцем, приятней потом воспоминания.
Пьем.
"В который раз за чужой отъезд. Дождусь ли сам того момента, когда с кем-то выпью за "мой"?" Геннадий Ильич что-то говорит, говорит... Об Острове Дождей, о людях, о судьбах ... Сквозь пафосность его слов улавливаю:
- А может с нами? На берег. К нормальной жизни....
Очумело гляжу на него. О чём это он? Ах, да, он же не знает о моей задолженности банку.
- Ты подумай, подумай, - уговаривает Геннадий Ильич, - Так и сгниёшь здесь. У меня, чай получше, будет.
Не сразу доходит: "Олигарх предлагает работу у себя. Мне?"
- Зарплата будет такой, что сможешь всё-таки погасить кредит банку, - продолжает он.
"За что? Почему?" Это, похоже, аршинными буквами написано на моей физиономии. Но сами слова никак не выдавлю из себя. Жена олигарха вновь приходит на помощь мне, тыкая мужа в бок:
- Хватит мучить человека, объясни.
- Хорошо, - соглашается он, явно забавляясь произведённым эффектом, - Неужели ты и на самом деле подумал, что я приеду сюда, не имея аварийного канала связи? Моя служба безопасности этого просто не позволит. Я проверял тебя и даже не от скуки. Мне стало любопытно, что ты забыл на этом острове? Поначалу мне казалось, что ты прячешься от алиментов или правосудия. Мало ли от чего. Причин тут не перечесть. А, может, ты вообще - киллер из черного списка, из тех, на кого открыта охота? Согласись, всё может статься.
Геннадий Ильич прошёлся по кабинету с фужером, повернулся ко мне:
- Я навёл справки - никакого криминала. Обычная история совестливого человека. Там, - он показал пальцем вверх, и вдруг улыбнулся, - Я не имею ввиду небо, там, где мне приходится вращаться, в мире больших денег, совестливые не встречаются. В наших кругах действия определяются целесообразностью.
Молчу. Можно подумать и без его объяснений простому человеку не ясно, что там и как. Чего от меня он хочет? Зачем я ему понадобился?
- ... Честность у нас определятся деловыми отношениями, - поставками, качеством. Но это не общечеловеческая честность. Помнишь, что сказал Маркс о капиталистах, об их прибылях...
За окном послышался гудок катера, извещающий о том, что готов принять пассажиров.
- Ген, - тронула Геннадия Ильича за рукав жена, - Нам пора.
Тот спохватился:
- Ах, да, пора, - Он поставил на столик бокал с недопитым шампанским, рядом положил визитку, - Надумаешь, приезжай, звони. Секретарь будет в курсе.
Подхватив сумки, он направился к выходу. Пропустив вперёд жену, Геннадий Ильич оборачивается ко мне:
- Не все в этом мире продаются. И я собираю таких. Когда спокоен за тылы, не страшно ввязываться в бой.
Он ушёл, я остался. В окошко вижу спускающихся по тропинке к катеру телохранителя, затем Геннадия Ильича, жену и нашего главврача Наталью Леонидовну, волочащую одну из сумок чересчур дорогих гостей. Не знаю, прыгать до потолка или обижаться за низкопробную проверку меня на "вшивость". Даже не извинился. Хозяин. Такие люди не извиняются. Почему-то зла на него нет. Замечаю на столике бутылку с недопитым шампанским. Усмехаюсь. Оставлена в виде извинения. Не зачурался выпить со мной. Доливаю в свой бокал.
- Ну, что ж, в бой лучше идти с сильным хозяином, - произношу вслух, затем поправляюсь, - с руководителем!
СОБИРАТЕЛЬ ОСКОЛКОВ
Ещё издалека я заметил, что моя скамейка занята. Какие-то папаша с дочкой-первоклассницей оккупировали её. Жаль. Именно на этой скамеечке, слева от неработающего фонтана, мы договорились встретиться с одной интересной особой. Как раз сегодня особа имела возможность уделить пару-тройку часов лично мне. Рандеву женатых любовников, как шпионские встречи и парк на краю города - идеальное место для этого. Днём он отдан живущим неподалёку мамам-бабушкам с их чадами. Вечером их сменят мужички, желающие "раздавить" бутылочку и шумные малолетки с пивом-чипсами. Тогда свободной скамейки не отыскать. А днём вон их сколько. Даже известная всему городу лавочка педиков, туда дальше в лес, за кусты и та сейчас пустует. Как в сказке: "Направо пойдёшь ...". Нет, мы уж лучше налево. В духе традиций, так сказать. И моё "налево", как ни странно по прямой в сторону моей заветной скамейки. Кстати, она как раз освободилась. Папаша с дочуркой вдруг оставили её и двинулись мне навстречу. Мы поравнялись. Пост сдал, пост принял. Взгляд неожиданно зацепил надутое лицо девочки. "Чего-нибудь не докупили?" Знакомо. У самого дочка такая же. Куклы, мячики, шарики, опять куклы.... В этом возрасте игрушки - всё, цель жизни. Купи, купи, купи-и-и.... Хотя, чего я наговариваю, у взрослых тоже свои игрушки, только они гораздо дороже.
Я хотел уже приземлиться на мою скамейку, как обнаружил, что она опять занята! Не может быть?! Я точно видел, что к ней никто не подходил! И, тем не менее, на краю её сидел баскетбольного роста мужчина, не по-летнему в чёрном длиннополом плаще. Рядом с ним большая квадратная сумка, с длинным ремнём, чтобы носить через плечо. Я помедлил, прикидывая, не перейти ли на другую скамейку? Затем решил, что сбегать не солидно. И, потом, она - моя. С ней связаны самые приятные моменты лета. Чего это я завожусь? Подумаешь, кто-то тоже решил на ней посидеть. Устал человек (вон сумка какая, потаскай), немолод (я разглядел седые виски у соседа, его пожухлую кожу), не ночевать же он здесь намылился. Отдохнёт немного и дальше пойдёт. Впрочем, и я со своей дамой рассиживаться тут не собирался. Прогуляемся для блезира по парку и на квартиру к приятелю. Тому через час на смену. Его ключи уже у меня.
Я присел. Мужчина и не подумал для вида тронуть сумку, мол, не против вынужденного соседства. Похоже, ему было не до меня. Испарина проступила на его лице, бледненьком, несмотря на конец лета. "Откуда ты, милый: бледный, с сумкой и в плаще?" Пофантазировать, что он - сотрудник сверхсекретного объекта, что глубоко под землёй. Получил отгул, вылез погреться на солнышке. Ну, или что-нибудь в этом роде.
Рвотный спазм колыхнул соседа. Он вскочил со скамейки и всей своей долговязой фигурой скорчился над урной. "С похмела?" - первое, что приходит на ум, глядя на подобную картину. Нет, сегодня явно не везло. Утром чуть не назвал жену чужим именем, на службе начальник вдруг закозлился, хотя заранее с ним было договорено отпустить меня на пару часиков с работы. Скамейка, опять же, оказалась занятой.... Всё одно к одному. Сейчас появится моя подружка, а я в компании блюющего типа. Супер! Но от мужика перегаром не несло. И на том спасибо. Всё же, как я не кипятился, российское сердоболие, сидящее в нас на генном уровне, одолело неприязнь. "Вам плохо? Помочь?" - обратился я к бедолаге.
Страдалец обернулся на голос, сделал рукой предостерегающий жест. Его ещё раз дёрнуло, затем спазмы прекратились. Сосед вернулся на скамейку, вытирая лицо платком. Сам весь в черном, а платок кипенно-белый. И не воняет от него. Ещё этот плащ не по погоде.
- Вам нездоровится? - переспросил я.
Мужчина с интересом глянул на меня. При этом морщинки у его глаз резко обозначились, серьёзно прибавляя возраст их обладателю.
- Какие вы смешные, люди, - неожиданно произнёс он, - Друг к другу обращаетесь на "Вы", а к Богу на "ты". "И оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим...". На "ты", Богу, как равному. И вправду, смешные вы.
- А Вы? ... А ты..., - поправился я, - Ты кто? Не человек что ли?
- Я? - Он чуть помедлил, как бы подбирая слова, - Я - просто Собиратель осколков.
- Каких осколков?
Сосед улыбнулся. Наверное, вид мой сейчас откровенно глупый.
- Осколков памяти, - вздохнул он. - Память всегда состоит из осколков.
- Как это?
Мужчина полез в сумку, выудил оттуда осколок зеркала, протянул мне. Я взглянул в осколок. Как ожгло. Из зеркального кусочка на меня глядели грустные глаза ребёнка. Одно дело видеть горе взрослого, другое - малыша.
Над ухом произнесли:
- Это глаза девочки, что до тебя сидела здесь с папой. С "воскресным" папой, - добавил сосед, - Отец немного погулял с ней, немного побаловал и ему опять уходить в другую семью. А ей оставаться.
- И зачем это ... тебе?
Сосед пожал плечами:
- Мне лично это не нужно. Это моя работа - собирать осколки.
- А для чего собирать их? - не понимал я.
- Память - самое страшное наказание. Память и Совесть. Вы, люди грешите, а мы за вами собираем осколки-воспоминания.
- Зачем?
- Ты веришь, что в аду души жарят на сковородках? - Усмехнулся сосед.
Теперь уже я недоумённо пожал плечами:
- Принято так считать.
- А сам-то как думаешь? Бестелесную душу и на сковородке!? Мучения там, - сосед неопределённо указал рукой куда-то в небо, - Это вновь и вновь сожалеть о своих ошибках, о вольной или невольной подлости, о малодушии, переживать самому нанесённые тобой обиды. Там, - сосед вновь указал на небо, - совесть не заглушить пьянством и оправдываться не перед кем. Твои осколки и перебирать их тебе. И так постоянно, изо дня в день, из года в год, без выходных, до кровавых слёз, до блевоты.
- Как только что у тебя?
- Издержки профессии, - Сосед вновь промокнул лицо платком, - С утра нахватался негатива. Чужие эмоции, а переживаешь словно свои. Никак не могу привыкнуть. Чёртова работа, чёртова судьба. Кстати, тебя такая же ждёт.
- Меня? Собирателем быть?
- А кому же ещё? Ты ведь писатель.
- И что из того, - скромничаю.
Оно конечно приятно, когда безвестного бумагомараку называют писателем.
- Не обязательно получить признание, чтобы стать Собирателем, - прочитал мои мысли сосед, - Ты ведь видишь меня. Другим этого не дано. Свой крест Собирателя несут те, кто способен пропускать через себя чужие чувства. Потому к нам больше всего приходят из писателей. Только не обольщайся. Ходить в Собирателях не благо. Чужие грехи покоя не дают и своих никто не отменял. Душа на разрыв, сам видел.
"О чём он? Какие Собиратели? Какие грехи?" Я вгляделся в собеседника. Улыбка стёрлась с его лица. Глаза... глаза усталого человека. Не походил он ни на завзятого шутника, ни на сумасшедшего. Я опустил взгляд на осколок зеркала в моей руке. С него ещё глядели на меня грустные глаза девочки. Как такое можно? Вместо ответа сосед тронул меня за плечо и указал на бабочку, что зависла в воздухе в паре шагов от нас. Она не махала крыльями, а, замерев, тем не менее, не падала! "Время остановилось? Или это мои последние мгновения...".
- Тебе ещё долго жить, - оборвал мои страшные догадки Собиратель, - Тебе ещё совершать и совершать ошибки. И расплачиваться за них. А мне пора.
Он начал терять очертания, расплываться и вдруг исчез. Бабочка перед моим лицом замахала крыльями, забрала вверх и улетела. Осколок зеркала в моих руках напомнил о себе острыми краями. Детские глаза, исполненные тоской, продолжали глядеть с него. Изображение стало тускнеть, растворяясь в глади стекла. Также обиды детей тонут в рационализме взрослых. "Не забыть записать эту мысль", - подмигнул я уже своему изображению в осколке.
Как ни хорохорься, а настроение уже не то. Нет, не из-за откровения Собирателя, от судьбы не уйдешь. Глаза девочки не отпускали. И застывший в них вопрос: "Почему, папа?". Воскресный папа! Ловлю себя на мысли, что сам в шаге от этого. Уж больно сладка подружка, что занимала все мои помыслы последнее время. Чтобы потом мне вложили в руки осколок зеркала-памяти с глазами моей дочери?
Не глядя, достаю мобильник, набираю знакомый номер.
- Я уже скоро, - слышу в трубке игривый голосок.
Сбивчиво лепечу:
- Прости, срочные дела образовались. Сегодня никак не могу. Извини, прости, - и отключаю телефон.
Быстрей отсюда, чтобы не объясняться глаза в глаза. Сейчас просто не время. Потом, как-нибудь потом. Спешу через другой выход из парка. Пусть дальше, но чтоб наверняка не встретиться. Бегу. Спасаюсь? Наверное - да.
ПРАВО НА ВЫСТРЕЛ
- Спи, спи, моя милая, - тихонько шепчу жене.
Воспалённые веки её раз, раз... раз, слипаются. Она выпускает мою руку, измождённое лицо её с облегчением расслабляется. Запредельная доза болеутоляющего наконец-то подействовала.
- Вот и хорошо, спи.
Перевожу взгляд на револьвер в моей руке. Револьвер старый, отцовский, один из самых надёжных моделей. Таким он и должен быть, чтоб без осечки. Осечку потом доказывай. Кладу его на тумбочку у изголовья кровати рядом с красным яблоком. Знатный получился натюрморт: вазочка с цветами, стакан с водой, яблоко и револьвер с одним патроном.
Больше патронов и не нужно, достаточно одного. Да у меня больше и нет. Один единственный. Выдали мне его 25 лет назад, как и каждому у нас по достижении тридцатилетнего возраста. Имя владельца выбито на пуле с четырех сторон. Случись экспертизе, оно должно читаться.
Кажется, жена шевельнулась? Нет, показалось.
- Поспи, поспи пока.
Перевожу взгляд на свои руки, растопыриваю пальцы. Не дрожат. Это хорошо. Не хватало ещё промахнуться. Я имею право только на один выстрел. Почему именно я? Ну, да, в такой момент думаешь только о себе. А ведь у нас все мужчины после 30-ти имеют право на выстрел. Туристы всё удивляются: "Как это у вас такое узаконено? Какая дикость!" На себя бы поглядели. А заставлять женщину ходить в парандже - не дикость? А разрешать однополые браки - не дикость? И если мужчине раз в жизни можно выстрелить - ничего в этом ужасного нет. Зато у нас меньше всего подлецов на душу населения. Потому что мужчина у нас - мужчина, а женщина - женщина. И женщины наши никогда в семейных скандалах не переступают черту. Разве это плохо? Какая страна может этим похвастаться? И насильников у нас почти не бывает. А если и случается подобное, то не выживают они.
Кто-то мудрый узаконил за нашими мужчинами право на один-единственный выстрел. Больше нельзя, больше - это уже преступление. За него карают. А за один выстрел тебе ничего не будет. Кто-то осудит, кто-то поймёт и оценит, но перед законом ты чист. И воспользоваться своим выстрелом ты имеешь право лишь раз в жизни. Можешь спьяну пальнуть по бутылкам, а можешь приберечь его на самый главный момент в своей жизни.
- И если при этом кого-то убьют, стрелявшему ничего не будет? - уточняют туристы, не доверяя путеводителям по нашему краю.
А для чего, спрашивается, всё затевалось? Каждый имеет право постоять за свою честь. Потому-то у нас меньше всего уродов, воров и жуликов. Ваш, забугорный закон защищает подобных от расправы, а у нас всё по-простому, заслужил - получи.
- И стрелявшего не наказывают? - переспрашивают туристы-мужчины и, когда в ответ получают очередное "нет", оглядываются на своих спутниц, - Наверное, стоило бы переселиться сюда.