Взять того же офицера Иванцова. Коллега, так сказать, хотя и враг классовый. Но силен мужик, силен. Даже здесь в тюрьме в отрыве от информации, такие выводы делает, что Виктор удивлялся его аналитическим способностям. Талант, несомненный талант. Несмотря на заключение, дружбы между ними не завязывалось. Скорее всего, ровное общение двух зеков, матерых волков, вынужденных терпеть друг друга. Но было то, что их, как ни странно объединяло. Они оба категорически не принимали всю эту разномастную политическую шоблу, которая даже в тюрьме умудрялась устраивать грызню по самым незначительным вопросам. Один не мог им простить развал и уничтожение самодержавной России, и с радостью бы самолично затянул на их шеях петли, а другой слишком хорошо знал гнилую внутреннюю сущность всех этих бундовцев, эсеров, меньшевиков, анархистов и прочих бандитов. Виктор, честно говоря, не ожидал встретить здесь своего спасителя доктора. Казалось, тот был готов находиться в гораздо худших условиях, лишь бы давали возможность заниматься своими многолетними поисками. Даже сейчас Карповский перевел свой взгляд на ящики с лабораторными мышами, и похоже мысленно улетел в те научные сферы, до коих рядовому зеку нет никакого дела. Виктор даже позавидовал, вот бы мне так отгораживаться от проблем. Так нет же, гложут мысли окаянные, покоя не дают. Ведь по настоящему человек осознает ценность свободы, даже минимальной, только в заключении. Даже та категория граждан, про которую говорят, что для них тюрьма дом родной, и то рвется на волю изо всех своих сил. Хоть, на последних конвульсиях, но, что бы хоть на метр подальше от надоевшей колючки. От натасканных, на мертвый хват, овчарок. Чтобы последний разок вдохнуть воздух свободы, даже лежа в придорожной канаве с тухлой водой, напоследок улыбнуться посиневшими губами солнышку и синему небу. Чтобы ни конвой, ни старший роты над душой не стояли. Одно слово – воля! Бывший сотрудник органов опять налил водочки, на два несколько небольших глотков. Старался растянуть удовольствие подольше.
– Чтобы в следующий раз, мы, в ресторане выпивали. Под пальмой, как в Национале, – улыбнулся он.
– А что ожидается такая возможность? – Карповский усмехнулся. Ну не просто так бывший лихой разведчик намекает на отсутствие в будущем каменных стен с колючей проволокой. Не тот человек, чтобы такие оговорки делать. Да и совсем не по Фрейду это. Виктор протянул в ответ газету «Правда» за восьмое декабря и ткнул пальцем в колонку с официозом.
– Ну и чего тут может быть интересного? Ага, наркомом народного комиссариата внутренних дел назначен товарищ Л.П. Берия…Ну и что? А собственно говоря, что это нам дает? – хмыкнул ученый.
– Да многое, – загадочно улыбнулся Виктор. Уж он – то лучше разбирался во всех этих хитроумных кадровых рокировках грозного ведомства, в скрытых глубинных течениях. По крайней мере, потянуло едва осязаемым ветром возможных перемен. – Надежду.
– Блажен, кто верует, тепло ему на свете, – засмеялся ученый.- Тюрьмы закроют, лагеря расформируют, Соловецкий монастырь вернут монахам. Видел я такое еще в семнадцатом. По улицам с транспарантами ходили и кричали, что все тюрьмы с землей сравняют. А что мы видим? Вспомни Витя, сколько лагерей у Беломор – Канала стояло? Не забыл, кто своими ручками землицу кидал? А сколько туда же и полегло?
– Дураков у нас много. Они языками треплют, а мы потом отдуваемся, – пожал плечами чекист, – к твоему сведению, в Соловецком монастыре со времен царя гороха тюрьма была. Еще в начале шестнадцатого века сюда узников ссылали, если не раньше. По ним историю можно изучать. Что не сиделец, то личность. Например, последний кошевой атаман Запорожской Сечи Петр Калнышевский в возрасте 84 четырех лет в 1775 году сюда был сослан. А умер в 113 лет! В начале девятнадцатого века. Его только за год до смерти император Александр первый помиловал. Шесть лет в заточении провел князь Симеон Бекбулатович, помощник царя Ивана Грозного. Атаманы и казаки Степана Разина здесь мучились.
Наполеоновский разведчик Турнель также испытал на собственной шкуре, каково на южном побережье Северного Ледовитого океана находиться. В 1830 году из – за интриг масонских петербургских клубов сюда попал иеромонах Иероним. А когда все же освободили, то решил здесь остаться. А условия содержания в те царские годы были куда жестче, чем у нас с тобой. У нас есть возможность во весь рост на нарах вытянуться. Спим, можно сказать, с комфортом. А ты загляни в башню Корожню. Не камеры – норы настоящие. А в Головленковской башне настоящие собачьи конуры, полтора метра в длину, да по метру в ширину и высоту. Вот и представь себе, как люди годами в них обитались. Однажды жандармский полковник Озерецкий с ревизией сюда приехал. В ужас пришел. А, между прочим, в этом ведомстве люди с крепкой психикой служили. Нас за пояс заткнут. Только к концу девятнадцатого века тюрьму прикрыли. Без малого пятьсот лет действовала.
– Честно говоря, таких подробностей не знал, – растерялся Сергей Николаевич, – только помню, что во время Крымской компании 1854 года англичане сюда пожаловали. Попытались Соловки взять. Целый день из пушек палили, через бухту Благополучия, а на стенах из валунов ни одной царапины. Потом капитан жаловался, что ядер и бомб столько израсходовали, что для уничтожения нескольких городов бы хватило.
– Умели предки строить – на века,- согласился Виктор и из бутылки долил остатки. – За волю!
Часть вторая
Сергей Николаевич слова Виктора о возможных изменениях во внутренней политике государства забыл быстро. Хотя, и он чувствовал, что вскоре изменения начнутся, да такие, что впору не высовываться из – за крепких монастырских стен, и продолжать свои исследования в тесной, но по своему уютной келье – лаборатории. Все чаще и чаще он вспоминал слова старого шамана лопаря, которые тот говорил ему много лет назад еще во время первой экспедиции на Кольский полуостров. Ну не ирония ли судьбы, добровольно принять участие в тяжелом походе в дикие края в 1922 году, и уже под конвоем на Север попасть в тридцать шестом. Да какой он шпион.
Господи! Кому такая дурость только в голову пришла.
– А ты не думай об этом. Неси свой крест достойно, – наставлял его лагерный товарищ священник, философ и ученый Павел Флоренский, – лучше уж через людское узилище пройти, через божье судилище. Христос вон, через какую Голгофу ради рода человеческого прошел.
Да вот не стало светлого человека, а его спокойная тихая речь до сих пор в ушах звучит. Сколько уж людских судеб проглотила лагерная система, и не сосчитать. Да ведут себя все по разному. Одни в себя уходят, замыкаются, опускаются. Как, например, те же интеллигенты. Там, в прошлой жизни, в тепличных условиях, они гоголями ходили. Из других злоба полезла. За пайку удавят. Про стукачество и говорить нечего. Тот же самый Кураков предлагал ему доносы строчить на своих товарищей медиков. В секретные сотрудники вербовал. А как хотелось послать его куда подальше, с трудом сдержался. Да, верно говорят, тюрьма человеческую натуру наружу выносит. Все, что есть мерзкое, сразу всплывает. Хуже всего с уголовными порядками уживаться. Законы там волчьи и честному человеку противны. Только немногие сохраняли человеческое достоинство. Вот взять бы того же Виктора Ивановича. Ну, видно же, что в глубине души возмущен таким наказанием, а точнее предательством со стороны родных органов, а как держится. Поддерживает себя в хорошей физической форме, в отличие от многих заключенных.
Справедлив, ко всем относится ровно. Его даже бывший белый офицер Иванцов признает, хотя и у самого характер стальной.
А вообще – то слухи о возможных изменениях в судьбах сидельцев поползли по СТОНу – прямому преемнику Соловецкого лагеря особого назначения – СЛОНа. Хотелось верить, пусть даже, в иллюзию амнистии, ее зыбкую тень на древних монастырских стенах. Даже всегда флегматичный, бывший профессор истории Никольский, который попал в тюремную больницу с сильной простудой, поинтересовался у врача.
– Сергей Николаевич, вы ведь ближе всех из нашего брата к начальству, может, знаете, ожидаются ли послабления. Под старость лет не хочется, по правде говоря, в общей яме жизнь заканчивать здесь или на Анзерском острове, в кладбищенской роте.
– У вас явные фантазии, гражданин профессор, – хмыкнул Иванцов, который четвертый день ходил на перевязку. Повредил руку при разгрузке пиломатериалов. – Я седьмой год сижу, и поверьте, сколько уже раз слышал такие слова, что со счету сбился. Как говорится, оставь надежду всяк сюда входящий. Для советов мы с вами враги. Вот у меня срок пятнадцать лет. Кем я выйду, если доживу, естественно. Стариком, болезненным, слабым и беззубым из- за цинги. Нужен ли, я буду своей жене и детям? Это вопрос. Так что, смерть может быть лучшим избавлением от наших мук. Не скрою, что мечтаю о домашнем уюте. Но, надо иметь мужество, чтобы смотреть своей судьбе в глаза. Если кому повезет, так это вам, Сергей Николаевич, и, так полагаю нашему чекисту.
– Почему именно нам? – Удивился ученый.
– Во – первых; вы что – то там изобрели, как я полагаю весьма ценное и полезное. Для существующей власти будет большой ошибкой не использовать ваши открытия. Тем более, нас ждут тяжелые времена. Война будет. И это очевидно. А значит, понадобится много докторов в госпиталях и медсанбатах. А с гражданином чекистом также все ясно. Видно по всему, человек бывалый, подготовленный. Чувствуется, что уровень у него весьма и весьма высокий. Мне в свое время с такими бойцами приходилось сталкиваться на Германской и Гражданской. Перекусят, и не поморщатся.
Голову на ходу снесут. Не дай Бог Якимова во врагах иметь. Одним пальцем на тот свет отправит.
– Ну, насчет скорой смерти загадывать не будем, – Сергей Николаевич посмотрел на пациентов, – сидел в давние времена в здешней тюрьме атаман Калнышевский. Почти двадцать лет в одиночке отмучился. А умер в возрасте сто тринадцать лет.
– Да- да, – оживился Никольский, – был такой уникальный случай. По повелению императрицы Екатерины второй, за непослушание властям, и подстрекательство к бунту, его приговорили к такому суровому наказанию.
– У меня только от одной мысли об этом волосы дыбом поднимаются. – Иванцов провел по голове. – Это что ж, мне, например, чуть ли не до конца века маяться? Это же шестьдесят с лишним лет за колючкой!
– Зато в историю войдете, – засмеялся Никольский. – Только представьте.
Выпустят вас на свободу с чистой совестью чуть ли не в двадцать первом веке. Куда до вас аббату Фариа из сочинения Дюма «Граф Монте Кристо». А в истории отмечен уникальный случай, когда заключенный во Франции вышел на свободу через семьдесят пять лет.
– А возьмите нашего ученого Морозова. Он в Петропавловском равелине двадцать пять лет в одиночке отсидел. Случай редчайший. При изоляции человека через полгода с ним начинаются необратимые психические изменения, – сел на любимого конька врач, – по статистике девяносто процентов людей без внешней информации лишаются рассудка. Оставшиеся девять теряют способность адекватно реагировать на окружающую обстановку. Морозов же совершил немыслимый подвиг. Он самостоятельно принялся изучать науки, истязать себя гимнастикой. Все эти годы он упражнял свой мозг и тело. А когда вышел на свободу, то все ахнули.
Перед ними был не дряхлый старец, как представляли многие, а настоящий атлет с блестящим умом ученого. Так что возможности человека потрясают.
Сейчас ему за восемьдесят лет, но он по прежнему активно занимается научной деятельностью. Здесь я не согласен с некоторыми философами материалистами, что бытие определяет сознание. Наоборот. Сознание определяет бытие. – Сергей Николаевич начал ходить по палате и активно жестикулировать. Впрочем, многие уже знали, если ученый начинал рассуждать о высших проявлениях психики, то остановить его было непросто.
– Хм, все это конечно интересно с точки зрения высшей науки, – Иванцов скривился, – но, не смотря на такие прекрасные перспективы прославиться, мне лично такой подопытной мышью быть не хочется. А как представлю, что вы Сергей Николаевич начнете увлеченно копаться в моих мозгах, так, извините – мороз по коже. Вы так хищно посмотрели на мою голову, что мне не по себе. Где – то читал, что вы, ученые, ради науки животных живьем режете.
– Это называется вивисекция, – улыбнулся врач,- успокойтесь, я даже без трепанации вашей черепной коробки могу сказать, о чем вы сейчас думаете. А именно – ваша мечта улететь отсюда в дальние края.
– Да вы профессор телепат!
– Все гораздо проще, – отмахнулся врач, – просто об этом сейчас думают все здесь находящиеся.
– А этому есть историческое объяснение, – напомнил о себе профессор Никольский, – еще древний греческий мудрец Геродот, которого называют отцом истории, писал, как бог Аполлон каждые двенадцать лет с Эллады на крылатой колеснице летал на Север, в так называемую – Гиперборею.
Она находилась на древнем материке в центре Северного Ледовитого океана. Сейчас от нее остались лишь острова покрытые льдом и снегом. А эта легендарная страна включала в себя все северные районы России – Кольский полуостров, Сибирь, Колыму, Аляску. Да и это место, где мы в данный момент с вами находимся, Соловецкий архипелаг, также находился в составе прародины всего нашего народа. Дай Бог памяти, еще в 1903 году индийский брахман Тилак, издал весьма любопытную книгу. Он изучил Веды, и прочие древние рукописи, которые еще не известны большинству западных ученых, так как они хранятся в высокогорных монастырях Тибета и Гималаев. В подземных залах и пещерах располагаются целые библиотеки, которые сохранились от прошлых цивилизаций. Он однозначно указывал, что отсюда вышли наши предки арии. А мы с вами друзья, получается, прямые потомки древних гипербореев. Именно с нашим народом многие философы и мыслители прошлого связывали будущее всего мира. Взять того же Парацельса, жившего в 1493 – 1541 годах. Он неоднократно писал, что «Гипербореи в своей бурной будущей истории познают много – и страшный упадок с великим множеством всевозможных бедствий и мощный великий расцвет с великим множеством всевозможных благ, который наступит уже в 21 веке, т.е. еще до 2040 года. В этой стране гипербореев, о которой никто никогда не думал как о стране, в которой может произойти нечто великое. Над Гиперборей воссияет Великий Крест». А другой мыслитель, монах – франксиканец, астролог, прозванный еще Черным Монахом, Раньо Неро в четырнадцатом веке написал: «В северной стране Гипербореев – в России – появится новая универсальная религия Огня и Света… Религия Солнца в 21 веке познает победоносное шествие, и опору она обретет в северной стране Гипербореев, где она будет явлена в новом качестве». Или возьмем нашего современника провидца, писателя Макса Генделя. Он умер в 1919 году. Он оставил такое пророчество: «Из славян произойдет народ, который образует последнюю из семи подрас Арийской Эпохи. Высочайший посвященный появится публично в самом конце нынешней эпохи… именно из славян произойдет Новый Народ Земли. Человечество сформирует единое духовное Братство». А вспомните изречение ныне здравствующей писательницы, эзотерика Элисы Бейли. Она четко написала: «России предстоит великая задача выявление духовности в жизни. Россия будущего выявит все добрые черты духовности – и тогда мир без всякого навязывания с ее стороны будет учиться на ее примере. Так Россия, идя своим путем, просветит себя светом, который озарит весь мир». Я могу друзья мои, долго цитировать также и восточных мудрецов, индийских гуру, буддистов.
А наши старцы и мистики оставили еще больше откровений про нашу матушку Русь Святую. Среди них монах Авель, Серафим Саровский, Сергий Радонежский и многие другие. Во всех этих пророчествах прямо указывается на Великую Гиперборею, и прямых потомков – славян – ариев.
– О -о, да вы начитались мадам Блаватской! И являетесь ее поклонником, – усмехнулся Иванцов, – И, прочей мистики. Мне даже самому захотелось увидеть будущее своими глазами. Каким же образом, мы с вами, заключенные можем принести счастье не только себе, но и все другим народам. Хотя, признаться, я верю.