Из карет вышли контролеры. От толпы на площади отделилась еще пара человек, и они вместе с контролерами стали рассаживать людей по каретам, заметно облегчая их мешочки с деньгами и раздавая направо и налево вереницы билетиков. Проводив друзей до площади, Смерт заявил, что у него важные дела, и, отправив общий багаж в неизвестном направлении, исчез. Не успели наши путешественники и глазом моргнуть, как все кареты заняли. Со стороны домиков показалась знакомая фигура с тросточкой. Перспектива лететь самостоятельно казалась сейчас хоть и пугающей, но вполне реальной.
Муромцева с Паниным юркнули за ближайшего пегаса и пошли вдоль плотных рядов карет. Первые три кареты оказались заняты: им даже не соизволили открыть. Четвертая карета тоже была закрыта. На двери висела табличка: «Опера №3».
– О! – воскликнул Панин, увидев табличку. – В той карете – целая опера!
– Как она там поместилась?
– Здесь же все экономят визуальное пространство. Включи воображение.
– Сейчас проверим, – скептически заметила Муромцева.
– Нам опять не откроют, – сказал Панин, без энтузиазма воспринимая Фисины попытки достучаться до обитателей кареты.
– Всем привет! У вас случайно не найдется свободного места?
– Я же говорил.
– Есть кто-нибудь живой? – ответа не последовало. – Есть кто-нибудь со слуховым аппаратом? Есть кто-нибудь, способный открыть? – Муромцеву начинало раздражать, что никому до них нет дела.
Из кареты послышался смех. Раздался щелчок, дверь кареты со скрипом отварилась, и… Фиса пропала.
– А ты свой потеряла? – улыбнулся ей юноша.
Очарование Смертом сразу ушло на далекий второй план. «Какой же он красивый!» – подумала про себя Муромцева. Эти идеально-голубые глаза, задумчиво непринужденный взгляд, правильные черты лица и прямой, немного курносый нос. Он словно сошел со страниц журнала, публикующего сотню самых красивых людей мира!
– Фиса! – Вася щелкал пальцами у ее лица. – Аверьян сказал, что у них в карете найдутся 2 места.
– Аверьян? – Анфиса взглянула на Панина затуманенным взором.
– Меня зовут Аверьян, – сказал юноша, протягивая ей руку и помогая забраться в карету. – Я могу дать тебе на время свой слуховой аппарат. Правда, он у меня только с языком мертвяков. Другие сложно достать.
– С языком кого? – Вася подумал, что ослышался.
– Мертвяков, – озадаченно повторил Аверьян.
– Они – простаки, – сказала ему сидящая у окна девушка с огненно-рыжими волосами.
– Алиса? – вопросительно посмотрела на нее смуглая шатенка с красиво изогнутыми бровями. Она была одета в юбку из интересного блестящего материала, который в точности повторял изумрудный оттенок ее глаз. – Меня зовут Рина Парижская, – повернулась она к ребятам. – Она из кожи василиска. – ответила она на Фисин заинтересованный взгляд.
– Простаки в реставрационное не поступают, – парировал Вася. – Тут нужен талант!
– Я же говорю – простаки, – констатировала Алиса.
– Хватит нас так называть. Мы еще толком не знакомы, а ты уже обзываешься, – обиделся Панин.
– Я слышал, что здесь простаки, – раздался за спиной Панина глубокий низкий голос. Его хозяин был очень высок и недурен собой. В начищенных до блеска носах ботинок отражались астрономические часы, завершавшие его продуманный до мелочей образ. – Всегда мечтал познакомиться с девушкой-простачкой. В этом есть что-то диковинное.
– Тогда у тебя есть шанс. Меня зовут Анфиса Муромцева, – сказала ему Муромцева.
– Очень приятно. Феликс Островский, – сказал он, целуя ей руку.
– Какие мы манерные сегодня, – поморщилась Алиса. – Тебе не идет.
– А теперь кто-нибудь объяснит мне, почему все нас так называют? – спросила Фиса, пристально глядя на Феликса.
– Вы что-нибудь знаете про силу мысли? – спросила ее Рина.
– Да.
– Простаки – это люди, не обладающие силой мысли. Люди, которые спокойно могут жить в старом параллельном мире и которым не пришлось бежать сюда во времена Великого переселения.
– А с чего вы решили, что мы простаки? – сразу пошел в наступление Панин.
– Это видно невооруженным взглядом, – сказала Алиса.
– Между прочим, у Фисиного отца в Тиморе целая усадьба!
В карете на секунду воцарилось молчание. Все внимание было приковано к Анфисе.
– Это случайно вышло, – смутилась Муромцева.
– С этого места, пожалуйста, поподробнее, – заинтереснованно посмотрела на нее Алиса.
– А куда мы едем? – неожиданно (вдруг) всполошился Вася, чувствуя, как их карета поднимается в воздух.
– На Велесовы игры, – ответила Рина. – Мы будем первой сборной в истории Тимора. Сюда было непросто попасть. Мы проходили тесты на выбранный навык, разгадывали руны. В лагере параллельно с соревнованиями нас будут готовить к бальцу. Ой, я совсем забыл, что ты из того мира. Бальц – это игра, я тебя потом научу.
– Вот так всегда! – возмутилась Алиса. – Куда смотрит магистериумская охрана? Мы в лотерее участвовали, руны разгадывали, целый кастинг прошли, а они просто взяли и сели в карету.
– Какие руны? – не понял Панин. – Да вы не знаете, что мне вчера пережить пришлось! Это в свой-то день рождения! А все из-за Фисы и трупа этого несчастного! – возмутился Вася и вкратце поведал «празднование» своего дня рождения.
– Даже Локи видели! – с восхищением сказал Аверьян. – Какой он?
– Если честно, помню его смутно, потому что через минуту после знакомства он закидал меня горячими шариками: мы с Фисой с ним минут двадцать в вышибалы играли. Он высокий такой дядечка, до потолка где-то, улыбчивый, но не общительный какой-то. Не понравился он мне, в общем. Сразу видно – иностранец! – небрежно ответил Вася.
– Везучие, вы! А мы целыми днями в Тиморе сидим: оперы, как клетки. Вот, хоть в играх поучаствуем, – грустно сказал Буянов.
– А чем плохи оперы? – с интересом спросила Муромцева.
– Ну, ты и спросила! – заметил Феликс. – Там, правда, хорошие условия, но не настолько.
– Между прочим, их отстраивал нынешний глава Магистериума! – прочитала ему лекцию Рина.
– Вот именно! – констатировала Алиса. – А все знают, что Магистериум возглавляет глупец, лебезящий перед ИМО, да еще и с прошлым соответствующим. И после этого спрашивается: откуда у нас столько проблем?!
– Встранечудесникова! – у Рины не хватало слов.
– Так что за местечко эта ваша опера? – переправила Муромцева разговор в другое русло.
– В смысле? Трудовой лагерь, – удивилась вопросу Алиса.
– А у нас так называют театры, где люди поют, – сказала Фиса.
– Ничего себе! – удивилась Рина. – «Opera» ведь с латинского переводится как «труд». И при чем тут пение?
– Слушайте, а почему вы тогда такие радостные? Трудовые лагеря обычно не очень радужные местечки. Или я чего-то не понимаю? – стараясь говорить как можно деликатнее, продолжил Панин. Карета дружно засмеялась.
– Для кого как! У нас его и лагерем-то не называют, лагерь – это для антов, – заметил Феликс.
– Для кого трудовой лагерь, а для кого курорт! – улыбнулся Аверьян. – Нас тут и учить будут бесплатно, и накормят, и денег дадут, а дома пусто, есть нечего, денег тоже нет, родителей почти у всех забрали…
– Извините, я не хотел.
– Да ладно, чего уж тут такого. Для Тимора это обычное дело, – философски заметила Алиса. – Нас травят, как мух. А этот пересушенный гоблин сейчас спокойно лежит под пальмой где-нибудь в Северном Алжире и греет свои косточки! А еще некоторые его защищают! – возмущалась Алиса.
– Между прочим, в Алжире давно нет пальм! – возразила Рина.
– А думаешь, почему их нет? – не успокаивалась Алиса. – Потому что их извели на ингредиенты для алхимических лабораторий! Опять же, по вине твоего любимого Темира Боголюбского, которому, видите ли, хочется пожить подольше, а сердечко подводит, и он уже лет десять, наверное, пытается найти рецепт эликсира вечной жизни, изводя природу по полной программе.
– С каких это пор ты за Партию Зеленых?! – попыталась съязвить Рина.
– Смотрите! Кажется, мы приехали! – неожиданно воскликнула Анфиса.
– Ой! А я даже не видела, как пегасы тронулись! – удивленно сказала Рина.
– Все дружно повернулись к окну посмотреть на приближающийся палаточный лагерь, светящийся где-то под ними. Да… Посмотреть было на что! Миниатюрные пирамиды Хеопса, искрящиеся карамельные домики, разноцветные шатры и тянущиеся чуть ли не на 100 метров белоснежные колоннады раскинулись посреди заросшего таинственного парка, границ которого, казалось, было не объять и пяти великанам. В небе вперемешку с пестрым конфетти, раскидываемым шаловливыми купидонами, порхали феи и светляки. Откуда-то сверху, видимо, с крыши одинокой полуразрушенной башни, величественно возвышавшейся над палатками и шатрами, прыгали с парашютом бастующие гномы-шахтеры, вопящие что-то вроде: «Верните нам Белоснежку, водяные пересушенные, а то Деду Морозу жалобу писать будем» или «Гоблина вам в отцы, вы когда, зазеркалец возьми мою каску, вернете нам Белоснежку? Она уже неделю в загуле с каким-то принцем». Над башней раскинулась радуга; чуть в стороне скромно примостилось северное сияние. Со стен башни приезжих приветствовали чудаковатые участники и гости Велесовых игр, которые почему-то все стремительнее и стремительнее поднимались вместе со стенами куда-то вверх…
Некоторые из них были настолько необычны, что издали вообще не походили на людей. Например, коротышка, сидевший на плече у Стрибога, чей портрет Фиса видела в сокровищнице: не каждый день встретишь дедушку ростом треть метра с кепкой, у которого на голове вместо волос растут цветы и травы. Или стоявший через два человека мужчина с хвостом и аккуратно подпиленными рогами. Но в одном они были схожи: все они были участниками нового приключения, которые могли помочь нашим друзьям разгадать тайны мрачноватого Тимора.
Скорость кареты увеличилась, и ребята поняли, что пегасы все-таки не выдержали тяжести кареты и она вот-вот упадет. В тот момент, когда они это поняли, карета действительно на полной скорости врезалась колесами в припорошенную пестрым ковром конфетти землю и, конечно же, развалилась…
Открытие Велесовых игр
– Ну, вот так всегда! – проворчал Феликс, выплевывая конфетти. – Стоит Аверьянчику сесть в карету, как она обязательно упадет, да еще и развалится.
Фиса вопросительно посмотрела на Аверьяна.
– Иногда я бываю ходячей катастрофой, – ответил он на ее взгляд. – Учителя из оперы считают, что меня в детстве кто-то проклял, но сам я в это не верю. Плохие дни бывают даже у Иноков – мы же их как-то победили!
– Нет, это я во всем виноват, – к ним подошел понурый болезненно-бледный брюнет с выпуклыми зелеными глазами, тонким аристократическим носом и длиннющими ресницами, которым позавидовала бы любая косметическая компания. Этот молодой человек в темно-серой шелковой сорочке и узких черных брюках классического кроя сразу привлек Васино внимание.
– Данила?! – такой встречи Вася не ожидал. Перед ним стоял бывший одноклассник – Данила Мелков. Более пасмурного человека Вася не мог бы припомнить. Больше всего на свете Мелков любил жаловаться и в чем-то себя обвинять, причем суть вины ему была совершенно безразлична – важен был процесс. Он пессимистично смотрел на жизнь и к четырнадцати годам обнаружил у себя более пятидесяти шести заболеваний.
– Это я виноват, – словно не слыша Васю, продолжал Мелков. – Я видел, что вы падаете, но ничего не предпринял.
– Ты о чем? – Феликс был застигнут врасплох.
– Данила! – позвал Мелкова Панин.
– Меня зовут Морфий, – повернулся к нему Мелков. – А, это ты…
– Ничего не понимаю! – запутался Вася.
– Конечно, куда вам, простакам! – не преминула вставить «заветное» слово Алиса. – Это Максимилиан Милявский, брат Изольды, вы ее скоро увидите. Не исключено, что он с тобой учился: обычная практика для антов – отдать ребенка в школу простаков, имя обычно меняют.
– Изольду? – как показалось Фисе, Рина немного занервничала, но тут же спохватилась. – Через пять минут начнется открытие Велесовых игр, а мы не готовы!
– К чему ты собралась готовиться? – спросил Аверьян.
– Мы же не можем пойти в таком виде!
– Вы, как хотите, а я пошел, – заметил Феликс и двинулся в гущу палаточного лагеря. За ним потянулись и остальные, включая возмущенную подобной безалаберностью Рину.
Через несколько минут они остановились у одного из пестрых шатров, тесно расположившихся на поляне. На входе стоял волшебник в серебристом жакете и странном разноцветном колпаке, какие обычно надевают на дни рождения. Широко улыбаясь, он проверял приглашенных по белоснежному свитку, конец которого терялся где-то глубоко в толпе.
– Ваше имя и фамилия? – не переставая широко улыбаться, обратился он к шедшему спереди Феликсу. Тут что-то громко зазвенело. «Тру-ля-ля, три рубля, тру-ля-ля, конопля, тру-ля-ля, на носу сопля, тру-ля-ля…» – понеслось из кармана серебристого жакета.
– Да! – раздраженно ответил проверяющий, доставая из кармана позолоченное зеркальце, и недовольно уставился в него. – Сколько раз говорил: не звони мне на работу! – сказал он зеркалу. Фиса и Вася с недоумением уставились на него. – Победители конкурса? – спросил человек, отвлекаясь от разговора.
– Ага! – ответила Алиса.
– Чего стоите тогда? Проходите, – послав зеркало к гоблину, поторопил их проверяющий, пропуская внутрь.
– Что это было? – с удивлением спросила Муромцева у Феликса, шедшего рядом.
– Могильник, – пояснил тот.
– Моги… что? – переспросила Фиса.
– Могильники, – повторил он. – Штуки такие. Зеркальца, в основном, складные, но бывают разные. Мы так общаемся на расстоянии. У вас там тоже фелотоны16 вроде какие-то есть, а у нас вот могильники и могифоны. Очень удобно. Некоторые даже передачи по радио и ток-шоу ловить умеют.
– А у вас есть телевизоры? – с интересом спросила Анфиса.
– Не, таких штук у нас точно нет.
– А мне говорили, что у вас есть телевидение, – разочарованно сказала Фиса. – Я думала, у вас и фильмы пооригинальнее наших.
– А! Ты про зазеркалье. Вот мертвяки – проныры! А я все думал: откуда они идею украли.
– Какое зазеркалье? Причем тут мертвяки?
– Как причем? – удивился Феликс. – Это же они зазеркалье придумали. Только у нас этих тевелизоров17 все равно нет. Мы передачи на зеркала ловим. Правда, там всегда такая путаница с каналами…
– Вот это я понимаю, красотища! – раздался справа голос Панина. – Фиска, хватит болтать. Смотри, как здесь классно. Вот бы у нас так делали! На День города, например.
Муромцева огляделась и даже сначала не поняла, где находится. Небольшой снаружи шатер, казалось, мог вместить целую праздничную площадь.
В нескольких метрах от входа, прямо перед ними, по обеим сторонам от длинного ковра, выстланного лепестками роз, начинались ряды изящных хрустальных стульев с необыкновенно мягкой, словно воздушной обивкой сидений. Поддерживающие столбы были украшены красиво подобранным переплетением полевых цветов. Над маленькой сценой в противоположном конце зала висела громадная связка причудливых воздушных шариков. Вокруг всего этого великолепия лениво парили бабочки и светляки, а несколько залетевших в шатер купидонов закидывали магов конфетти и стреляли в кого попало из своих новеньких осиновых луков.
Ярко одетые фигуры появлялись одна за другой, наполняя шатер ароматами дорогих парфюмов и звоном голосов. Не прошло и пятнадцати минут, как почти что пустой шатер под завязку заполнился разномастным народом, одетым в блестящие перламутровые мантии и экстравагантные шляпы.
Вдруг наступило молчание. Всеобщее внимание устремилось к сцене: единственному месту, где еще никого не было.