«Так Вы, значит, в качестве последней инстанции держите здешнюю «приемную комиссию» в руках? Да. / Все они, сплошь специалисты и даже Great Old Men,[107] были очень осторожны; ведь тут ничего не стоит оскандалиться, покрыв себя на веки вечные позором! Для всех достаточным предупреждением послужил случай, когда фанатик-американец отклонил роман русского писателя «Спички»,[108] за что и был осмеян всем цивилизованным миром. / Островная комиссия могла со своей стороны вносить предложения, неся за них полную ответственность: важно для великих непризнанных; и в случае неоспоримого перепроизводства в той или иной стране выступала с заявлением: «В конце концов цель, стоящая перед островом, все же достигнута: объективный выбор; и неуклонное споспешествование развитию великих художников! Не говоря уж о сохранности крупных произведений искусства.»/ Прошло немало времени, пока он выговорил свое «М-да-с».
«Стареющие или вышедшие в тираж гении?»: русские настояли на принятии условия, согласно которому тот, кто в течение двух лет не предъявит значительного произведения (или подготовительных материалов, позволяющих надеяться на его создание), может быть вновь лишен островного гражданства. / Да, и еще один вопрос: «Бывает так, что художники добровольно покидают остров?»: «Дело обстоит следующим образом: достигшие преклонного возраста или утратившие способность или желание работать гении теоретически могут перейти в систему управления. В жюри. Для таких в хартии острова предусмотрено зачисление на должности учителя, библиотекаря» («и так далее?»: нет, на этот раз последовало): «и тому подобное».
«Часто такое случается»?: я имею в виду переход в систему управления; а также добровольное оставление острова? — Он проглотил ком, вставший в горле; покрутил головой — зрелище довольно жалкое.; в смущении вынул какую-то карточку (незаполненную: естественно!). Пробормотал: «Точных цифр — в настоящий момент — у меня нет —: э-э — Два!». (Я не хотел причинять затруднений милому старику и с безмятежным видом записал названную им цифру (хотя и не знал, к чему она относится: к числу добровольно покинувших остров — тогда, значит, я по чистой случайности засек в «Золотой Книге» обоих «козлов отпущения»?! Вот это повезло!: Ну, да журналисту и должно везти! — или к тем, кто перешел в систему управления? Ну, может, позже это выяснится. Как-нибудь.)).
Шесть еженевно сменяющихся президентов острова (меня из соображений куртуазности принимал президент- американец), по числу существующих ныне великих держав: один русский, один китаец, один индиец, один араб (на всю Черную Африку), один испанец (Южная Америка); и мой Калистус Мунбар собственной персоной. (Для принятия всех решений необходимо большинство в две трети голосов: американцы, к их искреннему удивлению, почти всегда оказывались в меньшинстве!)
Контроль за так называемыми «половинами» взяли на себя две крупнейшие державы: правый борт под эгидой североамериканцев; левый — русских (они же взяли на себя ответственность также за двигатели и т. д.: ведь «остров» представлял собой своего рода «двухвинтовой пароход», с двумя независимыми друг от друга, расположенными по обеим сторонам двигателями.)
Бывают ли конфликты?: Увы!: и он взял лежавшие на столе бумаги: «Вот самый свежий из конфликтов такого рода: левая сторона сочла колокольный звон двух крошечных западных часовенок «нарушающим покой шумом», который якобы мешал ее обитателям заниматься серьезной работой — церковный служка, без всякого злого умысла звонивший в колокола, был назван «убийцей мыслей»; «гонителем идей», «коварным истребителем творческих озарений» — и потребовала немедленного прекращения звонов: «имеют ли право 25 % населения Земли — имеются в виду христиане — устанавливать свою тиранию над остальными 75 процентами?!» / «Да, и что же дальше?» Он осторожно вытянул губы трубочкой, раздумывая: «Я полагаю, вынес он свой вердикт, «что в будущем звоны, записанные на магнитофон, будут передаваться в квартиры заинтересованных лиц: в часовнях точно так же могут быть установлены репродукторы, чтобы наружу не проникал практически ни один звук. — Ведь иногда это действительно мешало.» доверительно сообщил он мне. (Ну, да, он был индиец).
А посетители?: он прочел мне соответствующий параграф островной хартии:/ Время от времени разрешение на такие визиты дает в случае необходимости президиум — на остров могут прибыть сроком на 50 часов и другие посетители, прежде всего представители духовной культуры. Ни в коем случае не допускаются политические деятели; профессиональные военные, кинозвезды, чемпионы по боксу (во всех весовых категориях); издатели, рецензенты; священнослужители какой-либо религии… / Затем беседа о внесенных дополнительно точных определениях терминов. Например, выражение «профессиональные военные» было дополнено: «или вспомогательные организации; безразлично, находящиеся на службе или вышедшие в отставку.» — и вот тогда-то и начался настоящий спор вокруг понятия «вспомогательные организации»! / Рядом с упоминанием о боксерах на полях было написано «и кетчмены». / Богатым зевакам, очень богатым, к сожалению, порой необходимо было давать разрешение на въезд; правда, они обязаны были предварительно уплачивать колоссальные суммы в «фонд развития»; (да и то при этом им разрешалось осматривать далеко не все.)
«Что Вы имеете в виду?!: Во времена, когда грозит опасность войны; когда мультимиллиардеры делают отчаянные попытки проникнуть контрабандой в наше священное, уважаемое всеми противоборствующими сторонами, убежище: кое-кому уже удалось перебраться, замаскировавшись под статуи!» (Когда сняли верхнюю часть статуи Купера, а сделали это в целях более удобной транспортировки — возможность, предоставившаяся благодаря чистой случайности; место соединения двух половин было необычайно ловко скрыто широким поясом, обвивавшим бедра статуи — внутри обнаружили усыпленную вдову американского газетного короля Хорсмиксера!). /Ему просто на глазах становилось не по себе. Вот почему я и поспешил откланяться/: «Я бы хотел сегодня — в полном соответствии с планом — ограничиться знакомством с Нейтральной полосой. Ту половину, которая выходит к корме, я осмотрю позже, так сказать автоматически, по дороге к себе в гостиницу: я хотел бы узнать, можно ли мне сейчас совершить небольшую поездку в сторону носа, к обсерватории?». - (Ну, разумеется, это было можно/. Кроме шофера, со мной ехали — еще один индиец и прежний араб, тот самый, с набережной: так и не пополневший.)[109]
В открытой машине: «И будьте любезны, помедленнее, хорошо?» (Обычно лишь в крайне исключительных случаях, в абсолютно непредвиденных, чрезвычайных обстоятельствах разрешалось ехать по Нейтральной полосе: Все, даже величайшие гении, должны были идти пешком. «Движение им только на пользу.» мрачно произнес шейх, плотнее кутаясь в бурнус. («Что, снова «разжиревшие затворники»? Или я ослышался?!)
Похоже на необычайно широкую аллею. / «Нет; это ИРАС-банк». (Солидное здание: доходы администрации, как известно — и это помимо государственных субсидий — были исключительно велики!: Монополия на радиовещание — и телепередачи со всеми звездами и авторитетами! Дотации жадных до титулов горнорудных магнатов, шахтовладельцев. Почтовые марки; продукция островной типографии: «Там, за морем, вдали»). /Несколько предприятий: бумаготорговец; столяр (специалист по изготовлению книжных полок?); «Ремонт пишущих = и счетных машинок». Женская галантерея, нижнее белье (ясное дело: три тысячи женщин!). / А что это за небольшое строение?: «Пожарная охрана. Дел у нес больше, чем думают», ответила мне мумия холодно и резко: «Здешняя публика слишком рассеянна!»
Нет, это не живой человек —: Бензе?: Разумеется!: Вон та конная статуя: «Не могли бы мы на секундочку приостановиться?!». /(В цоколь памятника врезаны названия его произведений. (Имя и даты жизни говорят сами за себя). Сзади него — «молодые таланты», развитию которых он оказывал решающее содействие. Справа, сияя лучезарными улыбками, его меценаты и первооткрыватели, радостно подъявшие персты, словно желая сказать: «Ну, что я говорил!?/». На левой боковой площадке, в декоративных оковах, рецензенты-злопыхатели, над каждым его асимметричная завистливая физия с кляпом во рту: очень мило! /«Но почему в виде всадника?!» Индиец объяснил:
В вопросе о памятниках очень скоро выявились трудности. То, что памятники необходимо свезти сюда, было решено единодушно, всеми без исключения. После длительных и упорных дискуссий была принята следующая шкала ценностей: в самом низу ее располагалась памятная доска. Затем, на следующей ступеньке, барельеф: круглый медальон с изображением головы. Затем бюст (установленный в виде гермы). Далее скульптура во весь рост в натуральную величину. Затем, на более высокой ступеньке шкалы, статуя, сидящая в кресле. (Как вот эта — как его зовут?: «Герхарт Гауптман»?»: «Совершенно верно». / Нет, какова хитрость: этот нежится в кресле, сладко потягиваясь, а стоящий рядом Альфред Дёблин вынужден идти пешком: «Следовало бы сделать наоборот!» /Они не обратили внимания на мое нескромное замечание; мы, по всей видимости, очутились в «Немецком уголке»). Надо всем возвышалась, подобно горной вершине, конная статуя.
«Поскольку для возведения памятника необходимо согласие обеих половин острова, происходит это в большинстве случаев постепенно, «шаг за шагом». То есть: мы, нейтралы, ждем, пока каждая сторона не выразит готовность приступить к постройке, и тогда уже тактично представляем оба предложения. Тут же можно произвести и необходимые расчеты: две памятные доски приравниваются к одному барельефу: тариф установлен.» / «А если вдруг выяснится, что с памятником поторопились? Или заслуги того, в чью честь он возведен, оценивались раньше неоправданно высоко, и впоследствии обнаружилось, что он «недостоин коня»?: «Головы всех скульптур легко снимаются; так что дело можно в любой момент поправить.» (Я долго и тупо смотрел в сторону: «съемные головы»: только этого воспоминания мне и не хватало в моей копилке!: Склады голов; погреба, набитые головами; дом для хранения ног, летающие головы, маски…). «А как поступить в том случае, когда неизвестно, как выглядел тот или иной великий? Гомер или Шнабель?» Решение было обескураживающе простым: «Я не знаю»./ Отсюда мы также должны были идти пешком.
Сквозь кладбищенские ворота: гений с опущенным факелом предостерегающе прижимал палец ко рту. Гравий хрустел под нашими подошвами. (Это важно отметить: на всем острове — и не только по техническим причинам (возникновение колебаний/- запрещено, чтобы более десяти человек шли вместе в ногу!). / Тишина: какая-то птица перепрыгивает с места на место. Над фонтанчиком для поливки газона, на самом кончике трубы, стояло в рост человека облачко водяной пыли. Садовник обмерял зеленым шестом грядки (интересно, носовой платок у него тоже зеленого цвета?)[110] Над могилой Джеймса Джойса сидел, выводя жалобные рулады, черный дрозд: Eleu loro: soft be his pillow[111] («Для него вам следовало бы выставить целый эскадрон!» И мы не могли удержаться от смеха, представив себе эту кавалькаду: Все всадники с профилем Джеймса «Джойса. — Но ведь это на самом деле так!!)
В крематории: небольшой интимный домик. (Печи работают на атомной энергии: труп превращается в прах за три минуты!)./ И — тем временем появившийся — кладбищенский инспектор объяснил нам осторожно: трупы «негениальных» распыляются. «Других» хоронят здесь; превращенных в пепел, мумифицированных, кому как угодно. «Или отправляют на родину». / «И сколько таких?» Он вытащил черную книгу из своего черного портфеля (стоп: Нет!: внутренняя сторона была обтянута белой кожей: для погребений по китайскому обряду); я спросил о количестве сожжений. — «Э-э-м —: деятелей искусства 0,4 %; ученых 88». (Странное соотношение; получается, что почти никто из подлинных гениев не соглашался на кремацию? Может быть, причиной тому избыток фантазии; ведь, в конце концов, все люди в той или иной степени суеверны. В том числе и те, кто входит в указанные 0,4 %.). /Ведь в континентальных странах уяснили себе, что кладбища, на которых хрянятся урны с прахом, занимают куда меньше места: иначе постепенно мертвые вытеснили бы живых. В соответствии с этим и велась пропаганда: на одном плакате был изображен покойник, блаженно улыбающийся весь охваченный огнем, под стать птице Феникс, возносящийся из пламени к небесам. На другом мерзкий скелет, кровь & слизь, откуда отвратительные черви бросали украдкой на зрителя гениально-тошнотворные взгляды. Приводились аргументы и из библии в пользу этой идеи — в пользу чего они, в конце концов, не приводились?! — : Илия и его огненная колесница![112]
И мы вошли — двигаясь по-прежнему своим ходом; здесь, за пределами кладбища, в «одиночестве», разрешалось пользоваться транспортными средствами лишь в случаях, когда дело действительно шло о жизни и смерти — в очаровательный лес (больше походивший на парк; на одной из лужаек пожилая парочка молча играла в бадминтон; черный пудель лежал в высокой траве и свысока поглядывал на нас: да; чудо как хорош твой желтый ошейник!).[113]
Небрежная светская болтовня: во время нашей прогулки я узнал: здесь имели хождение свои деньги, чеканилась монета (из сплава алюминия и бронзы); не только для того, чтобы живущие здесь господа совсем уж не отгородились от людей и не утратили чувства сопричастности к горестям и бедам человечества; но прежде всего по той причине, что все здесь отнюдь не было бесплатным. «А я до сих пор думал, что это именно так!»: «В таком случае Вы заблуждались» нанес мне удар скрипучий голос. / Подробности: жилье было бесплатным. Еда, белье. Через каждые два года — новая пишущая машинка; бумага & карандаши выдавались по потребности. (Если уж какой изысканный поэт мог творить только на бумаге ручной выделки: то уж за нее он должен раскошеливаться из собственных средств!/ Совершенно правильно: что касается меня, то я всю жизнь мечтал пользоваться бумагой без малейшей примеси древесной массы!)./ Предоставлялось бесплатно и еще кое-что, если писатель был холост, я бы назвал это «секретаршей» (на что, конечно, — ведь дело происходило в одном из самых республиканских государств всех времен — эта секретарша должна была дать свое согласие. (Правда, почти все они без исключения делали это: ведь в этом случае они автоматически приобщались к писательской славе; и в конце концов сами начинали писать — чаще всего биографию своего шефа, в которой изображались интерьеры, располагающие к глубочайшему погружению в творческие замыслы, м-да-с). — Потом надо еще попросить у них комплект островных денег: монеты представляли собой настоящее произведение искусства. Могли бы вручить их мне на прощание, чтобы я ни в коем случае не нанес ущерба бюджету острова. Я высказал индийцу свою просьбу; и тот сразу же любезно позвонил из обсерватории.)
Обсерватория (или, точнее: наверху, на ее наблюдательной площадке. — Один из весьма дружественно настроенных господ показался мне сперва в высшей степени экстравагантным; что бы я ни говорил ему, о чем бы его ни спрашивал, как бы вежливо ни обращался с просьбами —: на все он лишь с готовностью улыбался, согласно кивал и задумчиво произносил: «Мда-а-а-а»/ Так продолжалось до тех пор, пока я не заметил у него в ухе кнопочку слухового аппарата, подошел к нему с нужной стороны и рявкнул: «Где мы находимся в настоящий момент?» (Все это для того, чтобы расположить его к себе: хотя я и старательно записывал его ответ, меня самого крайне мало интересовало то, что мы находимся в точке, расположенной под 138 градусами, 16 минутами и 24,2 секунды западной долготы, да к тому же еще под 40 градусами, 16 минутами и 58,4 секунды северной широты.: «И тут и там 16 минут?!» — Он восторженно улыбнулся: «М-м-да-а-а!»: Ну, теперь он был в моих руках! — Средняя скорость, кстати, 8 морских миль в час.) / Под ротондой овал с изображением Шмидта диаметром 20 дюймов: ох, уж эти мне Шмидты!).
«Какая ожидается погода на завтра?»: дело происходило в метеорологическом институте по соседству; он с полной серьезностью прочел мне новейшую сводку; она была совсем свежей, они только что, пять минут назад, закончили ее составлять. Итак: «Утром пока без осадков. К вечеру облачность; поднимется ветер./ А дальнейшие перспективы?: Ухудшение погоды.»: «Что ж, посмотрим, окажется ли ваш прогноз верным».: «Он верен!». /Количество осадков ни в малейшей степени не покрывало потребность в воде; поэтому в обоих машинных отделениях сзади были установлены агрегаты для выпаривания и дистилляции воды (обогащенной фтором во избежание кариеса). / Стены всех строений, обращенные к носовой части, были сделаны более прочными, чем остальные: защита от волн и ветра, ударяющих в носовую часть острова. Имелись и заглубленные в землю высокие стальные стены, принимающие на себя удары ветра; своего рода ветроломы: «У нас давно уже не было штормов: впору заняться их поиском.» (Счастливая страна, что и говорить!»)