— Я — не волшебница, Юстара. Я — только учусь. В том числе и у моей предшественницы. — ответила Знаменская, не ставшая вслух именовать первую Знаменскую «великой». — И сравнивать меня с ней — это невозможное по причине ненормативности занятие. Она — прошла огромный путь, я же его — только начинаю.
— И вы намерены совмещать свою работу с практикой врача? — улыбнулась гостья.
— У меня нет других планов на этот счёт. — тихо ответила Виктория. — Мы должны окончательно стабилизировать Россию после тяжелейшего периода борьбы с Вирусом Очищения Цивилизации, вывести её на нормальный режим, а здесь я должна действовать не только как гражданский чиновник, но и как врач. Если хотите, как земский врач. Но и этому я ещё должна учиться. Так что я пока только посетила наши основные ближайшие и важнейшие мемориалы. На необходимый, важный и достаточный протокол у меня уйдут, полагаю, ещё максимум два дня. Завтра я проведу ещё протокольные мероприятия в Москве, потом — поеду по Центральному Кольцу России. Или по его части. Вернусь уже с полностью сформированным планом работы на ближайший год…
— Поминутным… — проговорила гостья.
— Согласна, поминутным. Разберусь с нарастающей волной недовольства — нам нужно снять эту волну и этим я займусь уже завтра и тем более — в поездке по центральному кольцу. Сколько на это уйдет времени — сказать не берусь, скажу так: я сделаю всё, что смогу, а сколько это займет дней или часов — не важно. Но постараюсь сделать всё максимально быстро. Я ведь не одна — у меня немало сторонников и немало противников, у которых я напряжённо ежедневно учусь. Сегодня вечером я вручаю звёзды героев спецслужб России группе офицеров и сотрудников Спецназа, а завтра утром — звёзды героев труда группе рабочих и крестьян с Дальнего Востока. После этого у меня с одиннадцати часов завтрашнего дня — снова поездка по мемориалам — я должна посетить всё Главное столичное кольцо, чтобы отдать нужную дань уважения — давно об этом мечтала и думала.
— Согласна, это не протокольные мероприятия. — молвила гостья.
— Как чиновник гражданского общества я могу назвать это протокольными мероприятиями, но как обычный человек я этого не сделаю. Для меня важно то, что везде, где я буду, я смогу встретиться с очень многими людьми и они увидят меня не за неприступными фигурами офицеров Спецназа, а рядом. Мне надо чётко и полно чувствовать самой, чем живут люди и ещё больше — знать и понимать их нужды и желания.
— И заниматься медпрактикой… — вставил своё слово Дункан Беверс.
— И заниматься медицинской практикой. В простых и сложных объёмах. Без всякой показухи и рисовки. — просто и тихо ответила Знаменская. — Но мне ещё очень многому следует научиться.
— Госпожа президент, разрешите накрыть стол? — в беседку вошел капитан спецназа — её постоянный сопровождающий.
— Разрешаю, господин капитан. — Знаменская встала. За ней встали гости. — Господа, давайте пройдёмся по радиусной аллее, сделаем несколько кружков по аренной аллее и продолжим наш разговор.
— Через десять минут все будет готово, госпожа президент. — сказал капитан, уступая выход из беседки для гостьи. Следом вышел гость. Знаменская по своему обыкновению шла позади.
— Зорян, мы подойдём через пятнадцать минут. Так что не спешите. — обратилась она к капитану. Тот кивнул и посторонился, давая возможность президенту догнать гостей.
— Ваша медицинская практика — как и раньше медицина катастроф? — спросил Дункан, когда Знаменская поравнялась с ним.
— Да. Иного я и не желала бы для себя. В России сейчас именно это направление наиболее способно смягчить последствия возвратного парадоксального удара после тяжелейшего периода борьбы с ВОЦ. Я буду оперировать и консультировать, буду вести лекции и семинары, а также проверять, контролировать и инспектировать, хотя, если честно, три последние вещи мне нравится делать меньше всего. Я не хочу не доверять людям больше, чем это требует Закон Безопасности.
— А ваша семья? Ведь дети ещё маленькие… — сказала Юстара, беря президента под руку.
— Мой муж Андриан Николаевич Орлов, находясь почти постоянно в Нижегородском военном округе Поволжского центрального командования, взял на себя все заботы о них, какие только возможны. Две дочери и три сына у меня живут сейчас в городке для офицерского состава, вместе с отцом. Там всё прочно — я в этом архиубеждена. Андриан — тот человек, которого они слушаются беспрекословно и понимают с полувзгляда. А я обязательно поеду туда надолго, как только решу прежде всего проблему Волны Возмущения. — сказала Знаменская, на мгновение погрузившись в приятные воспоминания. — Может быть, загляну и раньше. У нас там вся база: вилла, особняк и дачный коттедж.
— А как с Президент-холлом? Вы также планируете сделать его закрытым, как этого хотела ваша предшественница? — спросил Дункан.
— Закрытым только для праздных бесед. Там я планирую заниматься рабочими встречами в несколько более неформальной обстановке. Но трёпа и ничего не значащих разговоров я там допускать не собираюсь. — просто и чётко ответила Знаменская. — Я планирую подобрать себе участок под Москвой и построить там свой собственный дом, где я буду принимать гостей только для отдыха и приятных неделовых бесед. Возможно, он станет родовым гнездом для детей моих детей, для моих внуков и правнуков. Если они того захотят.
— А как с журналистами? — спросила Юстара, улыбнувшись.
— Их в пределы моего будущего собственного дома и участка я допускать по-прежнему не собираюсь. Для них открыты определённые части Президент-Центра и Президент-Холла и этого — достаточно. В России должна продолжаться и всемерно укрепляться традиция уважения к личной жизни каждого человека, за любое вмешательство в которую без согласия хозяев должна следовать быстрая и полная ответственность. — Знаменская не стала улыбаться. — Я много общалась с журналистами и всегда пыталась им внушить эту простую истину, но на своем новом посту я постараюсь сделать это намного более фундаментально.
— А как же информцентры? — гости были осведомлены о планах России по созданию сети новейших хранилищ информации.
— Далеко не каждый информцентр нашей страны и тем более — зарубежный получит доступ к личным данным жителей России. Этим будут ведать всего несколько центральных, региональных и местных информцентров. Капитан Семёнов недавно представил мне целый план, согласно которому должна быть установлена многоуровневая система доступа к личной информации о каждом гражданине. Уже многим россиянам надоело снова и снова в разных источниках читать о том, что кто-то женился, а кто-то с кем-то развёлся, кто-то что-то получил, а что-то кто-то отдал, кто-то на кого-то как-то посмотрел и кто-то кому-то что-то сказал. Я не перечисляю здесь все возможные вариации этого балагана. — спокойно и размеренно произнесла Знаменская. — Появление столь однотипной информации в таких запредельных объемах крайне вредно, оно ведет к обеднению эмоций и на этом материале молодёжь ничему не научится — ни жить, ни думать. А мы ведь уже несколько десятков лет не только говорим, кто и что сделал, но и называем при этом полные координаты и личностные идентификаторы. Это — не светская хроника, а форменное ничем не обоснованное и часто бесполезное и откровенно небезопасное копание в грязном белье и я намерена это прекратить, переключив внимание россиян на многие другие вещи. У нас уже восемнадцать лет, как больше трёх миллиардов человек населения и мы больше не можем засорять ноосферу открытыми однотипными отчётами о том, что кто-то что-то как-то получил, а кто-то что-то как-то потерял.
— Кстати, а как вам удалось обойти парадокс, согласно которому в кризисные моменты рождаемость должна падать? — спросила Юстара.
— Мы — немножечко другие, Юстара. У нас в критические моменты рождаемость подскакивает до заоблачных высот и чем дольше длится кризис — тем сильнее волна сопротивления, оказываемого народом России всевозможному негативу. А поскольку в такие моменты мы объединяемся как никогда прочнее, наши женщины способны в кратчайшие сроки нужным образом воспитать рождённых детей, а наши мужчины — поддержать и защитить и женщин и детей.
— А как с ресурсами? — вставил свое слово Дункан.
— В такие моменты мы не жмёмся и защищаем женщин всеми возможными средствами, ресурсами, методами и способами. Вскоре мы планируем начать подготовку к Общероссийской «Волне поддержки женщин» — это необходимо для стабилизации ситуации. Так что здесь мы будем совершенствовать нашу деятельность.
— А как будут развиваться ваши отношения с зарубежными партнерами?
— Программа остается прежней. Многоуровневая подготовка будет продолжаться, а с вводом в строй новой сети сверхкомпьютеров и суперкомпьютеров и системы Информцентров России мы получим новейшие и самые передовые на планете инструменты прогнозирования и планирования в режиме самого реального времени, что позволит нам переключить людские ресурсы на более продуктивную и интеллектуальную работу. Мы не собираемся давить на наших партнёров по ближнему и дальнему зарубежью, но собираемся ежесекундно доказывать, что давить на нас — безнадёжное и бесполезное занятие. Информцентры помогут нам перекачать всю возможную информацию в вычислительные центры и мы сможем увидеть наше прошлое и настоящее в таком масштабе динамики, какой раньше был просто недостижим. Но одновременно мы не будем бряцать оружием и играть на испуге окружающих. В целом наш путь ясен: баланс и всемерная защита и охрана нашего пути развития. На чужие пути мы не посягаем и посягать не собираемся.
— Кстати, а как вы видите роль новейшей сети Информцентров?
— Долгие века люди мечтали об инструменте, который бы позволил им взглянуть на происходившее в прошлом и происходящее в настоящем с самых разных точек зрения. Для нас информцентры — не только хранилища бесполезной и непонятной информации. Для нас они — инструменты познания нас самих. Но они будут выполнять и ряд новейших задач, цель которых одна: сделать Россию практически несменяемым членом союза стран Первого кольца. Мы должны уравновесить огромность территории, многочисленность населения и могучий потенциал с тем, чтобы все это, объединившись, превратилось в умную силу.
— А как же быть с волной недовольства? — спросила Юстара.
— Любой человек имеет полное и неотъемлемое право быть недовольным чем угодно. Все мы — очень разные. Тем более люди имеют право быть недовольными окружающими людьми, ведь, несмотря на тяжесть пройденного нами периода, россияне имеют право надеяться и рассчитывать на то, что в течение их жизни они смогут воспользоваться всеми благами нашей цивилизации, а не бесконечно страдать, жертвовать и затягивать пояса не видя и не чувствуя явной и понятной перспективы. Так что нынешняя и любая другая волна недовольства — обычное явление, но теперь она для нас приобретает характер рабочего момента, а не катастрофы. Мои сподвижники и коллеги уже работают над тем, чтобы максимально уменьшить накал страстей, но не бряцанием оружия и не применением всевозможных технологий усмирения, а тем, что наши люди ценят и любят больше всего — пониманием, готовностью и способностью реально помочь. Мы — власть, но мы — власть самого общества. Поэтому мы будем прежде чем применять насилие и прямую силу пояснять и разъяснять, будем входить в положение, будем помогать и помогать действенно, а не на словах. В этом — наша сила.
— Но ваши коллеги-военные придерживаются несколько иного мнения. — отметил Дункан Беверс. — они хотят быть готовыми к неприятностям совсем иного, более экстремистского характера. — сказал гость.
— Дункан. Мы — люди, каждый из нас — целая галактика. Как я могу запретить воинам быть воинами? Если они хотят выступить Стражами — как я могу им воспрепятствовать исполнить их долг? Их этому учили десятки лет, их к этому готовили и готовят ежеминутно. А экстремизм… Мы — люди, сотканы из противоречий. И экстремизм — только одно из возможных направлений этих противоречий. Не все люди — академики в понимании других людей. Мы не требуем от всех россиян только постоянной высочайшей подготовленности. Но мы не можем исключать необходимости перехода от слов и гуманизма к силовому варианту. Если руль можно повернуть только силой — он будет повёрнут силой, но только — до момента стабилизации корабля. Потом сила снова неизбежно и быстро уступит место разуму. И армия, выполнив стабилизирующую и корректирующую функцию, отойдёт в сторону, давая возможность гражданским институтам и инструментам продолжить выполнение своих и только своих функций.
— Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути. — проговорил Дункан. — Мистика какая-то.
— Никакая не мистика, Дункан. Человек — пограничное существо. Он не может быть только плохим или только хорошим, он не может быть в чём-то только плохим, а в чём-то только хорошим. Восприятие и реакция на мир, к примеру, пятилетней девочки отличается от реакции на мир десятилетней девочки, а восприятие двадцатилетней девочки по сравнению с восприятием пятнадцатилетней — это вообще небо и земля. Сегодня кому-то из людей очень хочется покоя, хотя вчера хотелось горы свернуть, а кто-то проснулся от спячки и хочет пешком подняться на ближайший восьмитысячник и он сможет это сделать, поскольку он хочет это сделать и готов к этому, хотя раньше и не подозревал о том, что располагает подобными силами. В нашей прошлой жизни было полно ситуаций, когда мы не могли найти вовремя и быстро ни профессиональных медиков, ни профессиональных военных, но в то же самое время мы находили множество людей, способных в критические моменты стать медиками и военными. Это не только война, но и мирное время с его проблемами и вопросами. Это простая гражданская жизнь, когда в случае чего рядом не оказывается ни медика ни воина, а есть только гражданские люди любых мыслимых профессий. Сделать так, чтобы каждый человек минимально необходимо был подготовлен к миссии священника, врача, воина и спасателя — одна из наших целей и наша мечта, которые кое-в чём уже обрели черты реальности. Мы не насилуем людей лишними знаниями и лишними тренировками, Дункан. Мы только раскрываем то, к чему они уже готовы. Одно дело — готовить парикмахера восемь лет и получить вопиющую, всем очевидную посредственность и совершенно другое — за несколько месяцев или за четыре года подготовить мастера высочайшего класса, способного не только творить, но и обучать, не только менторствовать, но и направлять, раскрывать потенциал. Мы хотим научить людей глубже разбираться и в них самих и в окружающих их людях, чтобы разочарование и боль в этих областях проявлялись как можно реже. Кому-то нужен авторитарный руководитель, чёткие планы и жесточайшая ответственность за малейший просчёт — по другому он жить, мыслить и действовать просто не может. Кого-то просто надо направлять, изредка помогать и ненавязчиво советовать — и он вспыхнет как неугасимый факел. А кому-то надо только указать цель и не мешать — и он сделает всё и даже сверх всё, чтобы достичь этой цели быстрее и полнее, а значит — профессиональнее. Любая попытка навязать какую-либо другую модель поведения и деятельности — это кровь, боль, смерть. Мы достаточно этого хлебнули в прошлом и эта похлёбка изрядно всем надоела. Мы разные, но в разности, способной жить отдельно и в разности, способной объединиться не только с себе подобными разностями, но и с противоположностями — наша сила. Сегодня человек не может выполнить и десятой доли норматива, а завтра — мы это чётко знаем — он выполнит десять нормативов. И если сейчас не случится чего-то экстремального — мы не будем требовать от этого человека сверхнапряжения и сверхвозможностей, поскольку нам трудно будет объяснить потом, для чего нужны были штурмовщина и жертвы. Мы просто пригласим временно свободного профессионала и он выполнит эту работу в срок и качественно, не претендуя ни на какие особые лавры. Мы научили людей основному принципу: мы все здесь временно и мы все здесь заменимы, поскольку смертны. Мы арендаторы всего окружающего мира, а не хозяева. Но арендаторов должно быть много и их действительно много и все они действуют не хуже, чем хозяева, поскольку пока идёт срок аренды мы — хозяева. Настоящий хозяин — это мы сегодня, хотя по сути мы всё берем в долг у будущих поколений и платим долги прошлого поколения. На мемориалах я снова слышала внутри себя один и тот же вопрос. Это не был вопрос «за что?». На него мне было бы трудно ответить. Это был вопрос другой — «Наша жизнь и смерть были напрасны?» И на этот вопрос я отвечаю однозначно: мы сделаем всё, чтобы жизнь и смерть любого человека не были напрасны. Именно этого ждут от нас наши предки, именно этого они желают для наших потомков, потому что придёт время и мы также зададим этот вопрос нашим будущим потомкам. Зададим, потому что все мы — только звенья гигантской цепи.