Совершенно неожиданно Александр увидел Лену в компании подростков лет пятнадцати. Что было делать девятилетней девочке в компании переростков, он определить не успел, его поразил громкий голос Лены и её сленг, неотличимый от знакомой Александру по информисточникам откровенной уголовной фени. Она уже была выпивши… Что могло последовать за этим — было хорошо известно — её сотоварищи не скрывали своих грязных намерений, но и Лена не особо защищалась… Скрывшись в полутьме арки межквартального проезда, Александр наблюдал и ждал развязки. Появляться эффектно и неожиданно, расшвыривать подростков приёмами БТО (бестравматической обороны) и вызывать дешёвое восхищение Лены ему не хотелось. Он продолжал ждать, наблюдать и запоминать каждую деталь. Тем временем компания увлекла Лену в какой-то грязный подвал и не появлялась оттуда часа два.
Всё это время Александр терпеливо ждал, мысленно просматривая окружавшие район проезды и проходы. Наконец Лена появилась одна, она шла пошатываясь и нетвёрдо ступая. Определив, что она была не только под градусом, но и под кайфом, Александр понял, что его неделя пребывания здесь может превратиться в сущий кошмар на улице Вязов.
Он не стал нарушать своей невидимости и проводил Лену взглядом до того момента, когда она скрылась за поворотом. После этого он вернулся в свой гостиничный номер, принял душ и лег спать, стараясь не пускать в душу и сердце то, что он незадолго до этого увидел и понял… Ему показалось, что в неделе пребывания нет необходимости и, перед тем, как забыться, он отметил в календаре трёхдневный срок. Сознание снова перегрузило все увиденное, услышанное и почувствованное в подсознание и занялось рутинной работой. Иванов забылся.
Проснувшись в пять утра, он принял душ и позавтракал в номере, не спускаясь в столовую, работавшую только с шести часов. Сегодня он запланировал выехать в Криницу, в центр отдыха. Теперь, после случившегося ему необходимо было сменить представление об этом месте, удалить из памяти и сердца зовущие положительные моменты, связанные с Леной. Собравшись, он вернул ключ портье и предупредив, что вернётся, возможно, только через двое суток, сел в прибывший по предварительно сделанному заказу мобиль, доставивший его на вокзал.
Криница была городом намного меньшим, чем тот, в котором обитала Лена. Прибыв на вокзал, Александр нашёл остановку пассбуса и на нём, устроившись у задней стенки в мягком кресле, добрался до конечной остановки — загородного центра отдыха «Приречье». Остановившись в гостинице центра, он вошёл на территорию и отправился бродить по обводной дороге, укрытой с боков могучими стволами старых деревьев и множеством стенок из старых кустарников. Здесь он ничем не выделялся среди многочисленных отдыхающих.
Теперь он был здесь только кратковременным пришельцем и это снимало с него множество обязанностей. Он посетил клуб, столовую, посидел на берегу озера, прошёл по лесу на берег реки — на дикий пляж Центра. Все это время он хранил полное молчание и думал.
В его душе яростно боролись два начала — гуманность и жёсткость. Гуманность требовала закрыть глаза на увиденное в городе вечером и посчитать это досадным недоразумением. В конце концов Елена Соколова не знала о слежке, равно как и о том, что Александр находится в нескольких десятках шагов. Жёсткость требовала немедленно начать грубую и безжалостную процедуру кардинального разрыва — подобное происшествие полностью подтверждало слова отца Александра Иванова и более того — будучи наглядным, ставило жирнейший крест на возможности каких либо дальнейших высокоуровневых отношений. Стоявшее в стороне от спорящих начал третье начало — первой любви — молчало и укоризненно жгло сердце Александра. Оно ничего не говорило и ничего не навязывало, давая возможность самостоятельно принять очень нелёгкое решение. Мозг Иванова упрямо раскладывал веером на экранах памяти варианты действий, выстраивая комбинации и указывая на всё новые и новые направления. Теперь Закон Триады заработал для Александра едва ли не в полную силу и впервые поставил молодого человека перед проблемой осуществления одного из самых важных Выборов в жизни. Никто из землян и не надеялся на то, что выбор можно делать всегда за секунду, а потому люди давно привыкли обдумывать любые варианты в деталях, пользуясь разумом и сердцем как двумя верными, пусть и не всегда единодушными советчиками.
Когда Александр Иванов вернулся вечером в гостиницу центра, он не мог даже ясно сформулировать план действий — настолько измучила его душевная борьба двух начал при молчаливой укоризне третьего. Он чётко чувствовал, что его угораздило отдать свое чувство первой любви человеку, который совершенно не отвечал его потребностям и нуждам, не был близок ему душевно, не мог сравняться с ним. Он понимал, что такое случалось со многими людьми неоднократно: никто никогда не обещал человечеству лёгких путей и только роз без шипов. Парадоксальный Зов Объединения до сих пор провоцировал многих людей вставать рядом с теми, кто не был равен им по очень многим параметрам, но Закон Соответствия упрямо говорил, что крайности сходятся, а от их соединения рождаются сильнейшие импульсы, корректирующие Триаду прохождения Пути. Александр впервые столкнулся с подобным многоуровневым соответствием на практике, хотя теорию прохождения Выбора он знал достаточно хорошо. Иванову было больно от своего неумения исправить это несоответствие собственным трудом.
Александр понимал, что по Высшему Закону ни один мужчина и ни одна женщина на планете не могли избежать высшей личностной инициализации, которая в качестве своей важной части обязательно включала и первую любовь. Но он теперь с особой силой понимал и то, что по тому же закону далеко не всегда люди, проходившие через первую влюблённость, являлись равными — очень часто неравенство было просто вопиющим и ошеломительным. Вот и ему, Александру Иванову, на практике выпал этот не слишком завидный, тяжёлый, выматывающий душу и сердце с разумом, жребий. Предстояло пройти ситуацию и вывести её к закономерному итогу.
Стоя под яростно хлеставшими по его телу струями контрастного душа, Александр едва не плакал от незнакомого ему раньше в таких масштабах бессилия. Он не чувствовал, но знал: будет третий, пограничный путь между двумя крайностями. Судорожно дергавшиеся чаши весов в его душе пока что не пришли в равновесие, но без равновесия, как он прекрасно понимал, не следовало предпринимать никаких действий. С таким ощущением он забылся на жестковатой постели.
Половину светового дня следующих суток Александр потратил на углублённое посещение центра. С каждым новым шагом по хорошо знакомым местам в его душе острый нож гильотинного скальпеля «бритвы Оккама» срезал из памяти всё, что так или иначе связывало его с Леной. Александр с трудом совмещал в себе тяжесть необходимости вырезать из души, сердца, памяти и разума всё, что раньше было настолько дорогим, что хранилось в самых потаённых уголках сознания и памяти с необходимостью оставаться внешне спокойным и расслабленным. Перед его взором проходили прошедшие дни, месяцы, годы, в которых где-то близко или совсем рядом была Лена.
Семья Ивановых уже десять лет приезжала сюда — едва только Александру исполнилось полгода, Ивановы выехали сюда на отдых. Центры отдыха России были теперь спроектированы так, что могли принимать людей с младенчества до самого почтенного возраста и имели все необходимое для того, чтобы учесть свойства и особенности каждого постояльца. Вот и полугодовалый Александр не испытал, как и его родители, никаких проблем. С тех пор это было почти каждый год. И в этом году планировался десятый раз. Александр ощущал, что «тянуть резину» придётся, возможно, ещё долгих пять-шесть лет, прежде чем удастся окончательно решить проблему. В десятилетнем возрасте такое противоречие не могло быть решено окончательно и это придавало мироощущению Александра особенно острое чувство безысходности.
Теперь, после случившегося, ситуация не могла быть решена в несколько дней, как это обычно бывало по схеме «развода и девичьей фамилии». Семьи Ивановых и Соколовых были давно знакомы, родители Александра не собирались рвать отношения с Соколовыми даже учтя случившееся с Леной. Не в традициях россиян было бросать проблемных людей и целые проблемные семьи на волю случайного стечения обстоятельств. Александр, неожиданно очутившийся на распутье между крепким объединением с Леной и соблюдением интересов собственной семьи и своей безопасности, своего собственного пути, понял, что рвать зверски, сразу, по-больному и без анестезии он тоже теперь не сможет. Выходило, что ещё пять-шесть лет ему придётся встречаться с Леной здесь и единственным способом избежать нервных срывов было постепенное забывание всех многочисленных связей… Уничтожением части этих связей и занимался Александр, меряя шагами дорожки центра.
Как он приедет сюда с семьей в этом году? Как он сможет теперь общаться с Леной? Что он теперь сможет ей сказать кроме протокольных, пусть даже и самых тёплых слов? Как он сможет обойти и отмести возможное обвинение во внезапной протокольности? Как он объяснит то, что теперь он будет стараться держаться на отдалении от той, к которой раньше он был способен прибыть в самые краткие сроки? Александр тяжело обдумывал эти вопросы — для него прошлое никогда не было мёртвым звуком, ибо ценой ошибок прошлого всегда были жизни и судьбы людей.
Александр понял, что детство, прошедшее под сверхзащищённостью со стороны родителей, кончилось окончательно и придется теперь активизироваться в автономном режиме. И Рубиконом между детством и юностью неожиданно стал разговор с отцом, в ходе которого у Александра упала с глаз тяжеленная пелена розового тумана, охранявшего до времени неокрепшую юную психику от перегрузок. Он вступил в жизнь, полную сложнейших противоречий и постоянно требующую жестокого однозначного Выбора, а подчас — скольжения между Сциллой и Харибдой.
В матримональных отношениях для людей его поколения не нужно было многократных доказательных моментов: достаточно было одного раза, чтобы просчитать всю цепочку и либо посчитать случившееся безопасной случайностью, либо принять меры. Вернувшись в гостиницу, Иванов собрался, вернул ключ портье и выехал на вокзал Криницы. Поздно вечером того же дня он вошёл в свой номер гостиницы в городе, где постоянно жила семья Лены.
Утром следующего дня Иванов прибрал номер, проверил укладки и рюкзак и пешком отправился на вокзал, забронировав место в поезде ещё за завтраком в столовой гостиницы. Подсознание занималось решением ряда вопросов, связанных с переходом к юности и одновременно сканировало пространство в радиусе двух километров, будучи предупреждено о необходимости избежать любой встречи с Леной или с её родителями. Можно было бы избежать и встреч со знакомыми, но Иванов пока что не ставил перед собой такой задачи. В конце концов он находится в этом городе легально и не собирается скрываться. Идя пешком, Александр, тем не менее, очень тщательно избегал выхода на привычные для Лены маршруты.
Добравшись до вагона, Александр опустился в кресло и забылся тяжёлым сном, спасавшим сознание от перегрузки, а мозг — от переутомления.
Ивановы. Выезд в Криницу
Выезд Ивановых в Криницу состоялся по плану — в июне. Но в этот раз Александр был особенно внимателен и сразу отметил холодность Лены по отношению к нему. После коротких раздумий, Иванов принял решение. Не вдаваясь в рассуждения и обсуждения, не проявляя своего негативного отношения даже жестом или выражением лица, он сразу и надолго избавил её от своего присутствия и занялся непосредственно отдыхом: привычным залповым чтением множества книг и просмотром ранее пропущенных из за загруженности в школе квадрофильмов, а также — ежедневным долгим и глубоким общением с давними приятелями, среди которых были и мальчики и девочки. Всё это время он тщательно избегал любых неожиданных контактов с Леной и не желал с ней встречаться.
Родители, сестры и братья, конечно же, видели страдания и метания Александра, но страховали в минимальной степени: не было необходимости вмешиваться в решение небольшой проблемы, поскольку Александр избрал правильную тактику — ему вполне хватало привычного одиночества и общества приятелей.
После Криницы семья отправилась на свою дачу, именовавшуюся пока что просто — «Волна-14» и расположенную в весьма приличном дачном центре близ Московска. Там Александр, опекаемый неугомонной Зирдой и флегматичным Бритсом, смог отвлечься от преследовавших его тяжёлых размышлений и весьма солидно подготовиться к четвёртому классу. Он чувствовал, что теперь в его жизни должны произойти большие изменения, о сути которых он не догадывался пока в полной мере.
Видя его состояние, родители, братья и сестры старались не беспокоить Александра по пустякам, понимая причину происшедших изменений. Уже давно в династии Ивановых не практиковалось излишнее сюсюкание и чрезмерная опека даже в кризисные моменты: считалось, что страдания в определенных пределах закаляют, воспитывают и совершенствуют.
Четвёртый класс Александр потратил на то, чтобы реализовать свою давнюю задумку: создать систему, благодаря которой его школа стала бы намного лучше. Забота о женской части коллектива школы была только одним из направлений гигантской очищающей Волны, накрывшей Россию в очередной раз. Информационники привычно называли происходившее с Россией просто принятием капитального омовения. И многие россияне с этим совершенно искренне соглашались: глупо жить в доме, в котором десятилетиями нет серьёзного ремонта. Конечно же, сестра Александра Иванова была права — они, Александр Иванов и его коллеги по Группе Системы не делали ничего ранее неизвестного, просто в очередной раз, как и два-три столетия назад реализовывали в отдельной школе программу защиты женщин и всестороннего внутреннего совершенствования жизнедеятельности школьного коллектива.
Александр и раньше не стоял в стороне от потребностей разработки деталей системы, но теперь у него был настоящий реальный стимул: стоявшая в памяти картина — Лена среди возбужденных половым психозом подростков. Эта картина заставляла Иванова действовать быстро, фундаментально и решительно.
В глубокой тайне несколько десятков школьников, часть педагогов и воспитателей продолжали готовить «систему» к реальному воплощению в жизнь. Строительство комплекса высотой в двадцать этажей заняло всего неделю и привыкшие к своим возможностям россияне не нашли в этом ничего особенного, выходящего за привычные рамки постоянного, пусть и не слишком заметного совершенствования. Все «посвящённые» прекрасно знали, что до времени нельзя дёргать налаженный механизм, снабжённый огромным количеством сопровождающих служб и подразделений. Пока что шла напряженная внутренняя работа.
Иванов, глубоко влезший в работу Группы Системы, теперь часто возвращался из школы домой к одиннадцати часам вечера, ужинал, принимал душ и падал в постель почти без чувств, чтобы хоть как-то выспаться до неминуемой шестичасовой Зирдиной побудки. В семь он уже садился в пассбус, а в восемь — был уже в расположении городка школы. Гибкий школьный график позволял ему иметь достаточно времени для подготовки к занятиям непосредственно в расположении школы.
Учебный год завершился точно по графику — пятнадцатого мая. «Группа Системы» — так называли себя «посвящённые» — была готова к разворачиванию своей деятельности уже не в теоретическом, а в практическом разрезе. Пятиклассник Александр Иванов принял на себя нелёгкую обязанность поставить в известность о грядущих огромных переменах средние классы школы второго цикла. Глубоко прочувствованная невыносимость существующего положения дел в школе жгла огнём и заставляла работать активнее. Александр Иванов теперь глубоко понял, что стоит за простым словосочетанием «информационная Ниагара».
Как всегда, семья Ивановых спланировала в это лето отправиться в Криницу, а затем на дачу. После дачи планировалось выехать в Нижний, в родовое имение Ивановых. Александр тоже родился в Нижнем Новгороде и всегда с гордостью носил звание гражданина купеческой столицы России.
Полисная организация крупных городов не только давала их гражданам огромные преимущества, но и накладывала серьёзные обязательства и ограничения. Тяжесть этих вериг ощущалась только тогда, когда ситуация приобретала опасный характер, но искусству управления всевозможными жизненными ситуациями уже давно учили в школе.
Прямого многоканального, а потому удобного сообщения Криницы с «Волной» пока ещё не было — сеть пяти видов транспорта, обычная для землян ещё только постепенно, но неуклонно дотягивалась до каждого населенного людьми уголка России, потому пришлось бы на несколько дней вернуться в Московск. Это время, оставшееся до летних семейных поездок Александр использовал для того, чтобы свыкнуться с мыслью о возможности крупных изменений в своём жизненном пути.