(1х02) Музыка, зеркала и дым
Со стороны гор налетал холодный западный ветер. Одинокий шар перекати-поле, гонимый его порывами, бросился под автомобиль как дикое животное, прочесал по днищу и с хрустом развалился под задними колесами. Пепел зажег было сигару, но раскурить не смог. Приборная доска лоурайдера тлела огнями, а по левому борту гордо парил Эль-Капитан — он же пик Пайкса, бессменный ориентир мексиканской дизельной конкисты.
Пряча глаза под шляпой от колючей пыли, слингер натянул шейный платок до переносицы. Сидевший рядом бандит прохрипел что-то на южном наречии.
— Говорит «не поезд едем грабить»! — перевел Пако, развернувшись к ним. Он добавил пару ленивых испанских словечек. Его спутники загоготали, безразличные к песчаному ветру и холоду сентябрьской ночи, привычные к любой дорожной стихии: и болотам Нью-Орлеана, и бетонным городам Запада, и свинцовым тоннелям воронки Мохаве.
— ВАЙ, КАБАЛЬЕРОС, ПОПОЗУДА ПРА ЛА! — рявкнул Пако, и двое латиносов дружно подхватили бандитскую песню, едва не полностью состоявшую из слов «попозуда» и «вай», которые полагалось реветь, не щадя глотки. Бросив мохнатую баранку, водитель барабанил по приборной доске, хватался за рычаги и попеременно жал педали, раскачивая лоурайдер будто железную лодку. В кабриолете пахло свежим потом, марихуаной и крепкими парфюмами. Еще одна Дева Гваделупская, привешенная к фонарной раме, юлой вертелась на связке четок.
— О чем песня? — спросил Пепел четыре рефрена спустя.
— А черт ее знает! Это ихняя, они бразильцы, — отозвался Пако. — Хе! Смешно звучит для испанического уха.
Едва хор развалился, мексиканец перемахнул назад и плюхнулся на ягуаровую шкуру рядом с Пеплом.
— Любишь музыку, ми компа? — он облапил стрелка за плечи. — Я очень люблю американскую музыку!
— «Дос пистольерос»? — слингер убрал шейный платок, укрываясь от ветра ладонью.
— Не-е. Не ваше кантри драное! Черную американскую музыку! Твист. Рок-н-ролл. Негритянскую разговорную, джаз. А! Сеньора Билли Холидей. — Пако отхаркнул за дверцу и простонал тоном выпившего артиста-марьячи: — И звезды падали на Алабаму… в ту но-о-очь!
К облегчению слингера, эта песня еще не докатилась до горячей Бразилии. Кочевые португальские фанкейро, наемные лошадки мексиканцев, лишь недавно наводнили Лос-Анджелес южными песнями и плясками, потеснив тамошних аборигенов-чиканос. Об их карнавалах и мюзиклах на Западе часто травили байки. Единственное, что стрелку было известно точно: их не следует звать португальцами в их присутствии. Так же, как индейца — индейцем, а испанца — испанцем.
— Извини. — Пепел растер кончик сигары и втянул табак ноздрей. — Я человек немузыкальный.
— Вот как. — Повертев пальцами в кармане жилета, мексиканец выудил крошечный матовый жернов, расцарапанный глубоким индейским орнаментом. — И ты, значит, не скажешь, что это, да?
Пепел оглядел предмет без особого интереса.
— Что-то армейское?
— Лучше, чико! Старайся лучше.
— Расточенное под Солнечный камень ацтеков? — устало предложил американец.
Исцарапанный жернов вернулся в карман.
— Вот как? — Пако наклонил голову. — Ацтеков, ты сказал. Не майя. Не инков.
— Нет.
— А-а-а! — Торговец обнажил золотые коронки, потрясая указательным пальцем. — Всё-таки, слингер, от тебя может быть польза.
— Это хорошо? — спросил Пепел. Он пожевал сигару, проглотил горькую слюну и сморщился.
— Это очень хорошо, — заверил его Пако. — Что-то ты знаешь. Знай ты на пяточку больше, ты был бы опасен. А меньше — лежать бы тебе в кустах с третьим глазом. А ну, Чолито, тормозни.
Мексиканец наклонился вперед и толкнул водительское сиденье. Лоурайдер вильнул к обочине, сбавил обороты и застыл, пыхтя на холостом ходу.
В свете автомобильных фар облезлым одуванчиком корчился знак: «Шоссе 10. Во имя свободы и мира!». Под геральдическим щитом поскрипывало на гвозде клеймо дорожного управления.
А еще ниже на железном стебле трепетала яркая лента, расшитая костяным орнаментом.
— Клиент, — сообщил Пеплу торговец, выбираясь из машины.
Подвижная фигура выскользнула из темноты и затрусила к ним.
— Тони-Глиста! Старый каврон, никак не потолстеет! — Пако уже спешил навстречу гостю, широко раскинув объятия.
Пугливо стреляя глазами в сторону лоурайдера, Тони-Глиста приобнял торговца и что-то забормотал ему в ухо.
На рубахе гостя из тьмы болтался жетон шерифского подручного.
Глиста что-то долго клянчил у Пако, ломая костлявые пальцы, но тот лишь тряхнул головой.
— Нет, Тони. Нет. Цену ты знаешь. Нет.
— Пако! — застонал помощник, повысив тон. — Нужно заправиться. Самую малость. Одну понюшку!
— Слышь, Тони, хочешь скажу, как у нас говорят? Клиент нуждается — клиент заплатит. — Торговец ковырнул золотые коронки ногтем и сплюнул.
Глиста слезливо выдохнул, меча взгляды по сторонам.
— Один раз в долг, брат. Запиши на мой счет. Один раз.
— Нет.
— Вы же всю местную шушеру распугали! — Подручный сорвался на крик. — С кого брать? Кого заворачивать?
— Ты, компа, — Указательный палец мексиканца уперся в тощую грудь Тони, — клиент без денег. А значит…
Пако направился к машине, пошарил под сиденьем у ног Пепла и выволок на белый свет вязанку длинных мачете. Перебрав лезвия как квитанции, мексиканец выдернул одну железную рыбину и протянул ее Глисте, рукоятью вперед.
— Колумбийский тариф. — сказал Пако. — Извини, компадре. Такие правила.
Вдоль широкого лезвия скакало грубо нацарапанное послание: «║Ола, шериф Уилсон!»
— Нет. — Настал черед Глисты яростно трясти головой. — Нет. Нет. Это петля, Пако! Все поймут. Так нельзя!
— Нет так нет. — Мексиканец безразлично швырнул мачете на пятнистое сиденье. — Погнали, мучачос.
ГАР-Р-ГАР-Р-Р-Р-Р!
Бритый Чолито несколько раз вдавил педаль, заставляя лоурайдер яростно рявкать, оседая к земле.
— Стой! — Помощника шерифа затрясло. — Стой… Кольцо… Кольцо, сейчас… Старуха убьет меня, а-а-а…
Глиста принялся свинчивать украшение. И теперь он взялся за пальцы всерьез. Его длинные лапищи расплетались и переплетались, синели и краснели, но обручальное кольцо никак не желало покидать законный безымянный.
— З-зараза, не снимается, — бормотал помощник шерифа, упорно продолжая борьбу. — С-сейчас.
Пако обошел машину и сплюнул под колесо.
— Видал, слингер? Вот и нравы ваши знаменитые.
— Я сейчас, Пако, я сейчас. — Глиста удвоил усилия, и в горсти его пальцев что-то хрустнуло.
— Для моего народа брак — это есть дар Господень. Это есть подарок свыше! — прохрипел торговец, поднимая тяжелую крышку багажника.
— Как и для него сейчас. — Пепел чиркнул спичкой и закурил.
Услышав его, Тони-Глиста поднял нервное лицо.
— Ты, сынок, тоже скурвишься, — Он мрачно вытер нос. — Я сам так начинал, по маленькой. Воровать станешь. Или человека убьешь. Попомни мое слово.
— Дай помогу, — предложил мексиканец. Он вернулся и навис у подручного над головой, держа в руках большие автомобильные кусачки. — Дай сюда. Отцепим твою бирюльку.
— О… — Глиста заторможено осмотрел инструмент с оглоблю размером. — О, давай! Давай.
ХРК-к-к-к!
— А-а-а-а… — беззвучно взвыл подручный, когда зубчатые лезвия сомкнулись на его пальце. Он пытался вырваться, но Пако, сцепив золотые зубы и стальные клешни с равным усилием, кромсал и выламывал бедный безымянный, пока тот не обломился чуть ниже кольца.
— А-а-а! — передразнил торговец, с хрустом перерезав остатки связок. — Даже орешь как баба.
— Боль снять. — Мгновенно забыв о кусачках и крови, Тони выхватил у Пако мешочек. Орудуя здоровой рукой, он извлек длинную гильзу и дамское зеркальце: походный набор марафетчика.
— Рану перевяжи, локо, — посоветовал мексиканец, вытирая кольцо о брюки. Он швырнул кусачки в багажник и захлопнул крышку.
Глиста не слышал его. Помощник улыбался и шмыгал воспаленным носом. В глазах его сияли слезы радости, а с изуродованной кисти часто капала кровь.
— И палец свой забери, сдался он мне! — Пако уселся рядом со слингером и вышвырнул палец во тьму.
Кровавый обрезок метко угодил Тони-Глисте в мешок. Хлопнула дверца, машина тронулась, и несчастный помощник шерифа растаял позади.
— Не скажу, что я такого не видел, — произнес стрелок. — Видал и хуже. Но я, пожалуй, сойду. Останови машину.
Пако развернул к нему оживленное лицо.
— Слингер! — Он щелкнул перстнями. — Ты еще не понял, но у нас в руках билет до конечной. И мы с тобой тут такое увидим, что и черту не снилось. Это корыто повезет нас через люциферов огонь и бушующие реки мьерде, а мы будем веселиться, кричать как девочки, держаться за руки и глотать пивко!
В усах испанца искрился снежный порошок. «Глиста, — отметил слингер, — не досчитается одной доброй понюшки».
— Интересно, что было бы, — протянул Пепел, — узнай шериф Уилсон, что у картеля готов на него нож?
— Тебе-то что? Ты всё равно соучастник. В доле, как говорится, и на медь, и на веревку.
— Соучастник чего?
Пако блеснул зубом.
— Увидишь, слингер. До рассвета обернемся. Знаешь, как еще у нас говорят? Пута соврет!
Испанец кратко перекрестился и харкнул через плечо.
Оставив бетонную трассу за кормой, автомобиль поднялся на рессорах и захрустел по проселочному гравию. Водитель отключил верхние лампы. Буря чуть улеглась, и Пепел снова попробовал закурить.
— Увижу что? — упрямо спросил он.
— Ай-яй-яй, лишние знания, ми компа. Берегись лишних знаний. Всему свое время.
Пако щелкнул огромной зажигалкой. В ноздри Пепла ударил запах сырой нефти, но сигара послушно затрещала, вбирая чадящий огненный язычок.
— Ты что-то говорил про долю, — вспомнил слингер. — И про медь.
— Скажи мне, дорогой друг, — мексиканец прихлопнул огонь крышкой, — доводилось ли тебе играть на деньги?
— Банковал. — Стрелок кивнул, затянувшись и пуская дым. — Бывало.
— Вот как. — Торговец поднял бровь. — Руку дай.
Он спрятал зажигалку в карман, выгреб откуда-то горсть медных жетонов и ссыпал их Пеплу в ладонь.
— Оплата наша будет гибкой, — сообщил Пако. — Фишка дрянь, но в Вегасе пойдет хорошо. Только знай, в какую машину совать. Работу сделаешь — расскажу.
— Посмотрим, — отозвался Пепел, смахнув жетоны в карман.
— Итак. — Мексиканец хлопнул себя по коленям. — С музыкой разобрались. Фонетический диск не узнал — минус. Понимаешь в индейцах — плюс. За третье очко поборешься?
— Валяй. — Слингер откинулся назад, опустив шляпу. — Все ж не третий глаз.
— А-а-а! — одобрительно заревел Пако. Оба бразильца тоже завосхищались Пеплом. Чолито выжал сигнал, а другой сольдадо, по левую сторону, двинул американцу в плечо серебряным кастетом.
ЧОНГ! Впереди зажегся багровый сигнальный фонарь.
— К СВЕДЕНИЮ ГРАЖДАНСКИХ ЛИЦ, — пролаял из темноты железный голос, — этот проезд временно недоступен. Дорога находится под юрисдикцией корпуса Кавалерии Соединенных Штатов.
— Вы-то нам и нужны, — промычал Пако в усы. Чолито отпустил сцепление, мотор заглох, и лоурайдер остановился.
Вдоль горизонта ломаной цепью тянулись в небо гиперболические зеркала ветроходов под мозаикой из чудесной нулевки.
Как и всё совершенно секретное, армейский ветроуловитель родился из капли мистики. Сложилось так, что неизвестным науке образом пласты нулевого стекла раскаляются на ветру, и котлы, подогреваемые направленным жаром зеркал, кипятят достаточно воды, чтоб вертеть паровую машину. Почему раскаляются и как — мы не знаем, и «неча сурло разевать», — посоветовал бы старина Зебулон. В кровавые семидесятые ветроход можно было повстречать разве что в караванах у Санта-Фе, да еще в неназываемых южных странах, но уже через десять лет эти шагающие и колесные машины стали бессменным другом кавалериста, потеснив подвымершую лошадь.
Позади армейской стоянки вертелся суставчатый флюгер, а справа гудела радиокаланча. В ветре угадывались запахи горелого мяса, крепкого вина и кострового дыма.
На насыпь, чертыхаясь, выбрался небритый детина при сержантских лычках, сабле и мундире на голое тело. На спине медведя-сержанта болтался здоровенный армейский рупор.
— Сим уведомляю, господа, — произнес он, жуя слова как табачную жвачку, — что в случае нарушения местных либо федеральных законов на территории расположения армии задержанный будет помещен под стражу и передан в распоряжение властей, а имущество, у него изъятое, конфисковано в пользу Кавалерийского корпуса, если прямое командование сочтет таковое пригодным к укреплению боевой мощи.
Покончив с официальной частью, сержант обмяк лицом.
— Сколько можно, барыги хреновы, — пробурчал он, обходя машину и бороздя гравий ножнами кавалерийской сабли. — Пацаны с вечера гостинцев ждут. У них построение через час.
— Всё здесь, мистер командир, всё здесь. — Пако выбрался из лоурайдера и сделал знак двоим бразильцам.
— Я тебе не мистер, балда. — Сержант пьяно качнулся. — К старшему инструктору обращаться «сэр».
Медведеподобный вояка оглядел автомобиль как поле боя. Завидев кислую гримасу Пепла, он нахмурился.
— Недоволен чем-то, сынок?
— Твоим знанием устава.
— Что?! — Военный сплюнул под дверцу.
Покинув машину, слингер шагнул сержанту навстречу. Тот лениво ждал. Стрелок открыл было рот, но тяжелая лапа торговца остановила его плечо.
— Никаких проблем. — Пако дружелюбно сверкнул зубом и прибавил: — Сэр.
— Как м-можно… — Вояка покосился на него, а затем скрутил под носом у слингера грушевидный кулак. — Р-работать на этих… которые отравляют. Отравой… твою родину.
— Отраву беру не я, — Пепел затянулся и выдохнул дым, — а твои люди.
— «Мои люди», — передразнил сержант, переставляя хмельные ноги. — А какие у меня люди? Сельские молокососы, вчера быкам хвосты крутили. На рассвете уйдут к Стенке. Знаешь, сколько оттуда вернется живьем?
Два бразильца, нагрузившись связками мешков, побрели в расположение части. Пако и Пепел остались с командиром наедине.
Армейский лагерь не спал. Тут и там, в темноте среди островков хохота и ругани тренькало банджо, мяукала губная гармошка, хлопали бутылочные пробки и поднимался костровый дым.
— Двое. — Сержант нагнулся к дверце и дохнул на Пепла винным перегаром. — Двое на пятьдесят.
Он выпрямился, сунув мексиканцу под нос три пальца, и едва не уселся в кювет суконной задницей, перехватив тяжелый рупор за портупею.
— А остальные в медных гробах вакуумных. И половина еще скребется внутри. Родители лицо открыть хотят, а нельзя, запрещено, заварено намертво, — произнес сержант, опершись на саблю для равновесия. Он постучал кулаком себе в грудь. — И я как командир, я — делаю всё, чтоб пацаны нагулялись, те, что так вернутся. Я ж не могу знать, кто как вернется, верно? Кому гулять, а кому нет?
Не дождавшись ответа, медведь-военный размашисто отдал честь.
— К вашим услугам, господа!
Он выполнил армейский разворот и удалился, с ревом и бранью продираясь сквозь придорожные кусты.
— Первый сержант мотокавалерии Макмиллан. — Пако ухмыльнулся ему вслед. — Хороший человек. А теперь ступай сюда и помоги, слингер.
Вместе они подняли тяжелую заднюю крышку. Пако зажег багажный фонарь и приподнял мешковину.
— Глянь-ка. — Он тряхнул головой. — А? Красавица? Что скажешь?
Среди автомобильного скарба и ветоши в багажнике покоилась телескопическая винтовка армейского образца. Пепел осторожно взял оружие. С ним воевали совсем недавно: камуфляжная бахрома местами обуглилась, а дорогой прицел из нулевого стекла оказался расколот.
— Армия не станет чинить паленое. — Американец покачал головой. — За это расстрел.
— А мы здесь и не для того, — оскалился Пако в свете багажного фонаря. Он обернулся, тренированным взглядом окинув темные заросли. — Эй! Эй, мальчик! Ты, иди сюда.