Песчаный ливень утих. Пако взял бутылку за длинное горлышко, высосал из нее половинку лайма, прикусил огрызок и скривился.
— Два способа было. — объявил он. Сплюнув лимонную корку под ноги, торговец вытер рот и продолжил: — Один, фу! Дурной. Некрасивый способ. Но… тоже способ, да.
Мексиканец поворочал языком во рту. Потом отхлебнул изрядную порцию южного пива и процедил ее между зубов.
— А второй хороший. Вкусный способ! — сказал Пако и причмокнул.
— Миром разойтись? Никак нельзя было. — Пепел ухмыльнулся.
— А потому, — сказал торговец, нашарив под ногами тяжелый обрез. — Колумбийский тариф, ми компа.
Он протянул оружие слингеру, прикладом вперед. Вдоль короткого ствола вились мелкие буквы, протравленные золотом.
— «Дону Эрнандо Сентенсиа», — разобрал стрелок по-испански. — Который… чей-то там друг… Начальник…
— С уважением, от родственников, друзей и коллег, — закончил за него Пако. — Бери, слингер. Кисло, зато ума не надо. Крючок нажал — работа сделана.
Но Пепел не спешил брать оружие. Оглядев земляной пол палатки, он нашел и подобрал свой плащ. Правда, ни сигар, ни спичек в карманах не оказалось. Внутри обнаружилась только горсть медных жетонов, позеленевших от сырости — давний гонорар от мексиканца. Армейский камзол валялся здесь же, но в этой ссохшейся рыже-голубой тряпке курева точно не уцелело бы.
— А на сладкое, стало быть, магнитный диск. Солнце ацтеков, — сказал Пепел. — Там… хранится голос?
Торговец молча пялился, держа ствол в протянутой руке.
— И, готов побиться об заклад, это не леди Дэй, — добавил стрелок. Он зачерпнул из кармана горсть медных фишек, подбросил на ладони и все поймал.
— Побиться об заклад! — Пако швырнул свою гаубицу на кровать. — Чико. Не бейся об заклад.
Он склонился к Пеплу и продолжил:
— Удача слепа! Кто ставит на слепого? Всё ремесло коту под хвост. У лоха каре, у тебя шушера, что тогда?
— Блефовать?
— Кто ж так блефует-то? Лох под каре борзый. Глядишь, и ва-банк пойдет.
— Тогда пас?
— Вот и вся твоя игра, чико. Пас, и еще пас, и еще раз пас. — Торговец пощелкал золотыми кольцами. — Кто ж удивится, что ты нищий и голодный.
Штаны нашлись под кроватью. Добыв курительный запас, стрелок зажег спичку и раскочегарил трехдневный окурок.
— Вот что сделаем, — сказал Пако. Он оставил табурет и хлопнулся на койку рядом с Пеплом. — Я тебя научу своей игре. Да, слингер? Тюремные шашки. Правильная игра.
Этот самый табурет оказался резным шахматным столиком с клетками красного и черного дерева. Вдоль его лакированного края тоже скакала золотая вязь, но в ней Пепел разобрал только три слова: «хисториа эста муэрта».
— Это что значит? — Он коснулся гравировки.
— История мертва, — перевел Пако. — А мы играем в шашки.
— Вроде потому тюремные, что в вашей кутузке удобно играть, когда тень от решетки вот так. — Торговец показал, как. — В Мехико их тоже называют «калавоса», хотя у нас тюрьмы без окон. Может, потому что пол кафельный? Не знаю! Давно не бывал там, и не хочу.
— Крепко пугают федералес честных купцов, — заметил Пепел и выпустил дым в полотняный свод. — То-то вы все здесь ошиваетесь.
— Вот тебе загадка, чико, — сказал мексиканец, яростно роясь в карманах под шерстяным пончо. — Стоит избушка в Сарагосе, окон нет, одни двери. Зашло сто два, вышло двое. Что на голове?
Пепел затянулся еще раз, нахмурился и пожал плечами.
— Сомбреро?
Пако тоже скривился.
— Каски ментовские, каврон.
Он ссыпал на доску пригоршню собственных медных жетонов.
— «Калавоса», объясняю. — Орудуя пятерней, торговец быстро распихал фишки-жетоны по клеткам. — Ты орлами будешь… да, янки?
Пако ухмыльнулся и перевернул свои орлы решкой кверху.
— Клади сколько хочешь, от одной до восьми, — сказал он. — Это твоя ставка.
Пепел аккуратно расставил свои медяки на доске, один за другим. Он поставил все восемь — медяков, впрочем, ровно столько и оказалось.
— Верно, верно, — одобрил мексиканец. — Больше ставишь — больше можешь. Теперь ходим по очереди, вот так, вот так, или вот так. Ло… э-э, новичку, в смысле — первый ход.
Он развернул тяжелую доску навстречу Пеплу. Тот коснулся крайнего медяка справа. Подумав, сдвинул палец левее.
— Не-не-не! — Цепкая клешня Пако настигла его руку и вернула ее обратно. — Три важных правила. Взялся — ходи. Это раз.
Мексиканец передвинул его пальцем первую фишку, потом быстро походил сам.
— Два. Хочешь встать — собрал медь и встал. Только свою. Когда твой черед. Не когда мой.
Пепел кивнул, вдумчиво окуривая доску, и автоматически сделал еще один ход.
— Три, — сказал торговец. Он передвинул фишку и поднял палец. — Самое важное правило. Мухлевал, попался — отдал жизнь. Это ясно?
— Я бью. Правильно? — спросил Пепел.
Подцепив медяк ногтем, он убрал его с доски. Пако тряхнул головой.
— Нет. Да. Не снимай. Переверни. Вот так.
Щелк! Он пристроил медную фишку обратно, гербом кверху.
— Теперь играть как своей? — спросил слингер.
— Да. Нет. Теперь я бью, и снова она моя.
— Вот как.
Пепел сунул ноги в сапоги на полу, устроился поудобней и склонился над доской.
— Расскажи про Солнечный диск, — попросил он и аккуратно перевернул еще одну фишку Пако.
— Что диск! — Торговец атаковал с другого фланга. — Не играет, и всё. Лучшие медвежатники не раскололи. Включают — оно квакает. Ручки крутят — оно квакает.
— Только Бэббидж управился, так? — спросил Пепел, думая, куда ходить следом. Он сказал: — Но старина Чарли захотел… отдельную плату?
Стрелок взял еще одну фишку. Мексиканец пожевал губы, наморщил лоб…
— Хороший ход, слингер.
Щелк! Щелк!
…и перевернул два соседних медяка Пепла.
— Одна беда, диск не мой, — продолжил Пако, наблюдая стратегические колебания слингера. Он сказал: — Его захочет получить назад мой друг и начальник, дон Эрнандо Хесус-и-Сальватор-а-ла-Хенте Гарсиа Сентенсиа. И другие люди. Но это уже моя забота.
Торговец уставился на ломаный южный горизонт. Аврора метнулась в обратную сторону, и от Стены покатилась новая штормовая волна.
— Ты хочешь, чтобы я убил твоего дона, — сказал Пепел.
Он аккуратно перевернул фишку Пако. Цифры в долларах, выбитой на ней, слингеру хватило бы на месяц.
Ква-а. Ква-а. Ква-а.
Аз-Р-РА-РУМ!
«…вый глаз узрел искушение, деву в пустыне, соляной столп…»
«Интерференция в ноль-пять, ноль-семь, ноль-тридцать, ОСТОРОЖ…»
— И опять! — сказал Пако и вскинул руки. — Опять глупый ход. Я ничего не хочу. Мне интересно, что на диске, и нужно время, чтоб узнать. А походи ты вот так, ты взял бы две.
Мексиканец повертел над доской пальцем и сделал ход. Пепел, не спеша ходить сам, подобрал с койки обрез, напоминавший большую вороненую стрекозу.
— А шерифу, значит, лезвие. На свинец поскупился, — сказал он.
Пако лишь ухмыльнулся.
— Нортеамериканос теперь владеют мачете?
Отбросив пончо, он извлек тяжелый испанский нож, весь раззолоченный, изукрашенный камнями, со змеиной головой на рукояти. Керосиновый свет фонаря заиграл на лезвии, и в палатке даже будто стало светлее.
— Ты прав, — сказал Пепел и вернулся к игре. — Твой друг скорей от смеха помрёт.
— Помрёт, — согласился Пако. — И без ножа помрёт. Тебя только увидит — и помрёт.
Тюк! Он воткнул мачете в земляной пол.
— У вашего брата, видать, и дыра в нужнике позолочена, — пробормотал слингер в переплетенные пальцы.
— У Эрнандо — у того да, — признал торговец. — А у меня, веришь, яма в огороде. Дон Эрнандо человек уважаемый. У него тебе и машины, и женщины. И знакомства.
«…гие мои, с вами в эфи…..из Санта-Фе, где сбываются ВАШИ…..бимые кошмары! Музыка!»
«ЧТО рапортуешь? ЧТО ТЫ МНЕ ТАМ РАПОРТУЕШЬ, ПЕНЁК…»
— И когда твой друг узнает, что его обокрали… — начал Пепел.
— То он заберет партию себе.
Щелк! Щелк! Щелк! Торговец перевернул три медяка.
Стрелок тронул фишку пальцем и остановился.
— Не знаю, куда ходить, — сказал он. — У меня одна.
Мексиканец оскалил зубы.
— Извини, чико. Уже взялся. Первое правило.
Щелк! Щелк!
Подхватив обрез, Пепел направил его в торговца. Свободной рукой он взвел оба курка, до щелчка, по очереди.
— Должно быть больше. — Стрелок перехватил оружие поудобней и добавил: — Я считал.
— И что с того?
Пако скалился себе, будто обреза и не было.
— Напомни-ка правило номер три, — попросил слингер.
Глаза мексиканца были черны и неподвижны, как два ствола, направленные на Пепла в ответ.
— Мухлевал — попался — отдал жизнь, — размеренно произнес он.
Пепел секунду помедлил, ощупывая изящный раздвоенный спуск. Обрез был тяжел, но гладок и сработан мастерски — не чета кустарному будильнику Масляного Джека.
— Я забираю выигрыш. — Стрелок приподнял оружие.
— Эй! — запротестовал Пако. — Кто говорил «нельзя мухлевать?» Нет такого правила! Есть правило — нельзя попадаться. Я попался? Нет, вовсе, ни разу. Ты проиграл.
— Напомню, что ствол теперь у меня, — сказал Пепел. — А значит, правила мои. Я дам тебе выбор. Либо жизнь, либо все твои медяки. И золото. И обрез я тоже возьму. На всякий случай.
Постно скривившись, мексиканец огляделся. Новая волна теплого воздуха расправила палатку, и в лицо им обоим брызнул мусорный дождь. Пако облизнул губы и сплюнул песчаную грязь.
— Дырки две, а нас с братанами трое, — сказал он.
— Вас двое, — отозвался Пепел, не шелохнувшись. — Чолито в Денвере. Ты сам сказал.
— Эх, слингер! — Торговец протяжно вздохнул и потряс головой. — Вот молодой ты, красивый, мозгов нет, оттого и кобенишься. Глянь на тебя! Довольный…
Взметнулось пончо, мазнув Пеплу по лицу, сбив прицел — и мексиканец уже был по другую сторону.
— …что твой кот. Правила у него! Банкует он, мадре.
Торговец подхватил с пола мачете. Блеснула сталь.
Щелк!
Пепел повернул регулятор. Сработала механика, ножка койки подломилась, и складная кровать усадила Пако на задницу. Тяжелое лезвие вывернулось из пальцев мексиканца и шлепнулось ему в подол.
— Стреляй, гринго, — посоветовал торговец. — Стреляй, пока кавесу твою дурную не раскроил!
Он ухватил широкое лезвие и вскинул его к потолку. Пепел спустил оба курка…
Щелк! Щелк!
…но боек лишь пусто щелкнул, один и второй.
Стрелок переломил обрез и заглянул в него.
— Не заряжен.
— Ну ты Пинкертон, чтоб тебя дрючили. — Пако ржанул.
— Подсылаешь убийцу без патронов. Умно, — сказал Пепел.
— Не патроном единым, чико.
— Я понял! Довольно повторять.
Цап! Широкая лапища Пако вцепилась ему в волосы и заломила голову слингера назад. Еще миг — и острие мачете уперлось Пеплу под кадык.
— Ни черта ты не понял, слингер, — прошипел мексиканец ему в ухо. — Заткнись и слушай, когда тебе говорят.
Торговец пинком вправил ножку кровати и лениво плюхнулся рядом со стрелком. Он придвинул доску поближе.
— В тюремных шашках, — сказал Пако, — честно партию ты не возьмешь. Ну, то есть, разве что у фраера, такого же лошары. Потому что опытный игрок в калавосу ведет свою партию на трех уровнях: один видимый, другой невидимый, третий в голове.
Мексиканец постучал себе по виску указательным пальцем.
— Держишь внимание клиента в одном углу, — продолжил он, повертев правой рукой над последним уцелевшим «орлом». — А в другом…
Щелк-дзинь, щелк-дзинь, щелк-дзинь, — привычными щелчками левой Пако перевернул десяток медяков, один за другим, у противоположного края.
— Покуда не поймали, ты при своих, — закончил он и хитро глянул на слингера. — Ну что, чико, всё понял? Твой ход.
Отложив тяжелое ружье, Пепел осмотрел доску.
— Забираю свои, — сказал он. — Правило номер два.
Щелк-дзинь, щелк-дзинь, щелк-дзинь. Пако вернул свои «решки» на место.
— Святое правило! Вот и набанковал себе. Главное вовремя остановиться. Да?
Стрелок подбросил уцелевший медяк, поймал его и уронил себе в карман.
— Спасибо за игру, — сказал он. — Винтовку я отнес. Деньги получил. Мало, но бывает хуже. На потроха заливные хватит. А спрошу у Масла, как плечо — так и на пиво хватит.
— А там, — Пако обвел палатку широким жестом, — свобода, прерия и нажива. Да?
У Пепла снова защекотало внутри. Они с Пако дружно скривились.
«…транслируют сдвоенное изображение через окуляр в мой уцелевший глаз…»
«НОЛЬ-СЕМЬ, ноль-пять, ноль-тридцать. ВЫЖИВШИМ в ноль-восемь, один-пять, ноль-двадцать семь… ДВАДЦАТЬ СЕМЬ».
Шершавый голос истерически захохотал, и его вытеснила гитара из Санта-Фе.
— Что плохого в наживе? — спросил Пепел.
Торговец шумно вздохнул.
— Ты, слингер, так и думаешь себе как фраер. Ищешь, как говорится, что само тебя нашло!
Тюк! Крак! КВА-А! КВА-А!
Мощным ударом мачете Пако снес деревянную перекладину. Теплое дыхание Стены тут же сдернуло палатку и поволокло ее прочь.
— СВОБОДА! ПРЕРИЯ! — рявкнул мексиканец.
К неудовольствию Пепла обнаружилось, что лагерь разбит прямо у подножия особняка, где покойный мастер спал в объятиях своей неживой дочери.
— Эй, Сержиньо! — крикнул Пако, развернувшись к воротам. — Подай сюда этого, трактирщика, эль путо гордо! И пивка пусть захватит.
Коренастый бразилец вернулся. На мушке дробовика он буксировал необъятную тушу Масляного Джека. В руке бармена звякала пара бутылок.
— Трактирщик! Задание тебе, — сказал мексиканец. Он потянулся и взял пиво. — Возьми там в куклодельне решетку, зажарь нам мяса. Руки помой только. И перца хорошо всыпь, понял? Как это самое, на два пальца, чтоб вставило. Да? Всё, ступай, пошел!
Торговец замахал руками, и Масло с португальцем удалились.
В два отработанных приема Пако избавил бутылки от лайма и вручил одно пиво слингеру. Пепел отхлебнул колючего напитка, проглотил его и одобрительно прищурился.
— Ну что? — спросил мексиканец. — Всё есть?
В походном фонаре плясал керосиновый огонек. Позади, на громоотводе, верещал флюгер Куклодела, терпеливо размалывая пыль.
— Кто б мог подумать, — сказал Пепел. Он хлебнул еще пива. — В здешних глухих краях. Да еще на самом видном месте.
Пако вытянул руку и стукнул донышком своей бутылки о бутылку слингера.
— Я много таких мест знаю, чико. Салуд.
Запрокинув голову, торговец присосался к стеклянному горлу. Пепел тоже отхлебнул пива и обнаружил, что ему очень хочется пить. Слингер не удержался и вылил в себя бутылку почти целиком.
— Я найду тебе индейцев, — сказал он, когда перевел дух.
Не успев проглотить пиво, мексиканец булькнул, закивал и пихнул стрелка в бок.
— Но работу делаю я, — добавил тот, — и отныне мы играем по-моему.
— Как скажешь, слингер, — Пако все кивал.
— Это важно. Ты должен…
— Да, да, да, да.
— Сказать мне, откуда взялся твой камень Солнца.
Кивки сразу прекратились.
— Лишние знания, чико, — начал мексиканец, но Пепел остановил его.
— Мне нужно понимать, что мы ищем, — сказал он.
Пако встал и опять сел. Он шумно отхлебнул из бутылки и наконец решился.
— Индейские ружья, — сказал торговец, вытирая нос. — Большой тайник с индейскими ружьями.
Настал черед Пепла скрести за ухом.
— Их ружья сделаны из мусора, — сказал он. — Они стреляют какими-то духовыми перьями. Даже не убивают насмерть.
— Ох, и много ты знаешь, чико. — Мексиканец убавил тон. — То ружье, что мы сняли с трупа на Юкатане, убивало еще как, поверь. Деревья вокруг падали.
Р-РА-РУМ!
«…и я увидел мир, дети мои, каким его видит Господь, во всех четырех измерениях…»
«ВЫЖИВШИМ, повторяю, ноль-восемь, один-пять, НОЛЬ-ДВАДЦАТЬ-ПЯТЬ-АХ-ХА-ХАХ-ХА-ХА-А-А».