О, значит, я всё-таки была ещё здесь.
- Люси, список твоих преступлений длинный. Очень длинный. Мы всегда прощали тебя, снова и снова - даже после того, как ты посреди ночи, без разрешения, пробежала по крышам и заработала себе при этом сложный перелом руки.
Ну, с разрешением это было бы не возможным делом.
- Я не терплю две вещи в нашем доме: что у моей дочери в голове лишь она сама и её забавы, и она в своём эгоизме забывает обо всём остальном и что мы перестали говорить друг другу правду.
- Эгоизм? Я и эгоистка? - Теперь и я повысила голос. - Если бы вы знали! Я не эгоистка, да вы ничего не знаете! - Я почувствовала, что слёзы близко и прикусила губу, чтобы не позволить им выиграть. Эгоистка ... Я отчаянно пыталась спасти моему охраннику жизнь, всё остальное больше не имело значения. Обо мне самой здесь вообще не шла речь.
- Да, правильно Люси. Если бы мы знали. Если бы имели представление! Но мы не знаем, что тебя заставило прогулять всё утро в школе. Твоё провидение по отношению к матери было лживым и подлым!
Да, может, оно таким и было; я подождала в маленьком переулке за углом, пока она не спустилась вниз в подвал к папе, и прокралась снова наверх, чтобы всё утро оставаться в моей комнате, в то время как они думали, что я в школе. Но это не было серьёзным преступлением. Из моих ребят уже каждый когда-либо прогуливал школу.
- Я не могу вам этого рассказать, - ответила я с горечью и без всякой надежды на то, что меня поймут. - Просто не могу. - С какой бы стороны я на это не смотрела: Маме и папе не хватало информации, что мы уже в течение года даём приют нелегалу, который очень болен.
Как я могла уйти из дома, после того, как Леандер так сильно кашлял, что снова выплюнул свой скудный завтрак? А потом при каждом вздохе испытывал боль?
Это было невозможно, пойти в школу. Если уж он отдаст Богу душу, то я хотела по крайней мере быть рядом. Но прежде всего я всё ещё надеялась на то, что именно этого не случиться. Когда мне самой было плохо, я не хотела оставаться одна. Может быть, я дам ему как раз ту силу, которая нужна, чтобы выздороветь.
- Этот ребёнок очень упрям, - пробормотала мама беспомощно. - Люси, раньше мы всегда всё рассказывали друг другу. Мы ведь делали это, правда?
Нет, не делали, я бесчисленное количество раз обманывала маму и папу или рассказывала извращённые истины. Всё же теоретически я могла бы делать это. Всё им говорить.
Но теперь, я больше не могла делать этого. А так же больше не хотела. С удовольствием я рассказала бы кому-нибудь о Леандере, чтобы разделить тревогу о нём, но то, что мы поцеловались, а с недавних времён спали в одной постели - даже если это случилось из-за необходимости, нет, этого я не хотела позволить маме и папе узнать.
Я тупо смотрела на пол, не отвечая, и почти могла слышать, как у папы лопнуло терпение.
- Моя дорогая Люси Марлен Моргенрот, до тех пор, пока твои ноги находятся под нашим столом...
- Остановись Хериберт! - прервала его мама властно. - Мы поклялись самим себе, никогда не говорить это предложение нашим детям. Никогда! - Детям? Она сказала «детям»? Значит, они планировали завести нескольких?
Об этом я ничего не знала - только что после меня маме нельзя было рожать. Слишком рискованно. Но эта тема так и так в прошлом; Мама была слишком старой для детей.
- Это предложение запрещено!
- Но ...
- Никаких но. Хериберт, нет. Мы поклялись себе в этом. Это ужасное предложение, я его ненавижу. Я думаю, будет лучше, если ты сейчас снова спустишься в свой подвал.
Усы папы задёргались, как будто он стоит под напряжением, и я почти ожидала того, что он возразит маме. Но он дёрнул лишь ещё один раз усами, одарил меня снова своим новым ледяным взглядом и беззвучно исчез из кухни.
Они должно быть договорились об этом заранее. Если допрос ничего не принесёт, то мама начнёт оказывать на меня давление с глазу на глаз и с помощью одной из её страшных тактик доверительного разговора. Но для этого у меня не было времени.
Внезапно я поняла, почему другие начинали грызть ногти или привыкали к другим причудам. Сейчас бы для этого был как раз подходящий момент. У меня появилось такое чувство, что я взорвусь от напряжения и нетерпения, если не смогу в скором будущем встать с этого стула и сбежать в мою комнату.
- Люси, моё сокровище. - Строгость ушла из её голоса, как будто её там никогда и не было. Вместо этого только ещё материнская заботливая слащавость. Слишком слащаво, подумала я. - Если ты не хочешь говорить с нами, то может с кем-нибудь, кто не имеет ничего общего со всем этим? Кем-нибудь посторонним, кто лучше всего знает, как выглядит внутри девушек твоего возраста?
Вопросительно я подняла на неё глаза. Кто это по-твоему должен быть? Бог? Но так как мама не верила в Бога, то он не входил в её список. Кроме того в моей голове выглядело вовсе не так, как в головах других девушек. На всякий случай я ничего не ответила, что вдохновило маму, после нескольких тихих секунд, говорить дальше.
- Ты смогла бы выговориться о том, что тебя так удручает. Также о твоих ребятах и ... изменениях твоего тела и ...
- Моё тело не изменяется! - прервала я её возмущённо. - А если будет изменяться, я точно не захочу с кем-то об этом говорить.
- Но психолог мог бы тебе ...
- Психолог? - Теперь меня ничто не удержит на стуле, я вскочила и прошла вокруг стола, потому что не знала, куда деть энергию. - Вы что, совсем рехнулись? Что мне делать у психолога? - Может рассказать о Леандере - чтобы меня потом заперли в психушку? - Мне не нужен психолог!
- Господин Рюбзам тоже говорил, что ты выделяешься, Люси, уже какое-то время, не только после того, как твоя собака ...
- Не впутывай сюда Могвая! Пожалуйста, мама! Он к этому никакого дела не имеет! - Мой голос предательски сорвался, потому что мне внезапно так захотелось, чтобы моя собака оказалась здесь, что у меня заболело сердце, как будто бы оно сгорало. Я хотела схватить его, привязать к поводку и исчезнуть на улице, чтобы прогуляться вокруг квартала и не надолго сбежать из этого дурдома.
- Хм. – Мама, казалось, размышляла, стоит ли ей продолжать донимать меня дальше или обнять. В случае сомнения лучше пусть донимает. Даже если это ни к чему не приведёт. - Мне только хочется понять, почему ты не пошла в школу. Может это ... я раньше не хотела об этом говорить, потому что отец реагирует иногда ... ну ... Это из-за господина Мэйя?
- Что? Почему вдруг это? - На одно мгновение у меня появилось такое чувство, будто я застряла в сильно действующем на нервы сне. Изменения тем разговора мамы ещё больше сбивали меня с толку, чем тогда, когда это делал Леандер. Зачем она упомянула моего сумасшедшего учителя физкультуры?
- Господин Рюбзам рассказал мне, что существует небольшая родительская инициатива, потому что некоторые девочки сказали, что он ... что он приставал к ним. Не напрямую, - прошептала мама многозначительным тоном. Я озадаченно молчала. Как можно к кому-то приставать не напрямую?
- Ты не знаешь, что я имею в виду?
- Нет.
- Они сказали, он ... - Мама сглотнула. - Показал слишком много своего тела.
- О, нет, - застонала я. Теперь конечно я знала, что она имела в виду. Господин Мэй и плохо сидящая внутренняя подкладка его слишком коротких, сиреневых шорт.
Да, во время разминочных движений он подсел к нам в круг на пол и сделал ногами ножницы. И, к большому сожалению, внутренняя подкладка не выдержала того, что обещала. Мы коллективно завопили и отвернулись в сторону, но он был так занят своим упражнением, что не понял, что нас так вывело из себя.
Господин Мэй был идиотом. Но родительская инициатива? Это было совершенно преувеличено.
- Мама, да он же абсолютный гей. Ему ничего не нужно от девчонок. Поверь мне. Он интересуется только нашими духами, причёсками и лосьонами для тела.
- Абсолютный гей, - повторила мама, округлив глаза. - Ага. Тогда у тебя не было страха перед двойным уроком физкультуры сегодня ...
Звонок в дверь вспугнул нас обеих, но я отреагировала быстрее. Прежде чем мама смогла меня остановить, я уже выбежала в коридор и тремя гибкими прыжками оказалась возле двери. Я была благодарна за любое отвлечение, даже при виде мамы Ломбарди обрадовалась бы.
Но это был Сердан. С толстым пакетом наполненным одеждой в его правой руке.
- Это ко мне! - крикнула я в направление кухни, но мама последовала за мной и остановилась посреди коридора, чтобы выстрелить в Сердана более или менее смертоносным взглядом.
- Сегодня никаких визитов. Ни сегодня, ни завтра! - пролаяла она командным тоном. Сердан на всякий случай отступил на шаг. Зашуршав, пакет прошёлся вдоль косяка двери. - Если господин Мэй - гей, ты пойдёшь на урок физкультуры, барышня! Никаких возражений!
О, чёрт. Да, двойной урок физкультуры после обеда. Теперь у меня и вовсе не осталось шансов остаться здесь. Всё-таки, пока электричка поедет, у меня было ещё несколько минут, а их я хотела провести без постоянного наблюдения, прежде чем мама ещё начнёт копаться в одежде Леандера.
- Господин Мэй - гей? - спросил Сердан приглушённо, после того, как мама шаг за шагом - а это были очень маленькие шашки для такой большой женщины, отступила на кухню.
- Не имеет значения. Это не так важно. - Не приглашая его войти, я забрала пакет у него из рук и быстро просмотрела верхние слои. - Рубашки? Да это почти один рубашки. Полосатые рубашки. Леандер ведь не ... - Пойманная с поличным, я уронила пакет.
- Значит так и есть! - Сердан чуть ли не рычал от досады. - Этот Леандер, я так и знал! Я знал это уже всё время ... Ваш беженец Леандер!
- Мой беженец, - прошипела я. - И прекрати сейчас же кричать! Мама ничего об этом не знает!
- Тот, что написал в твоём дневнике дружбы? Но этого не может быть. Он же из Франции!
- И что дальше? Беженец из Франции, и больше тебе ничего не нужно знать. Больше никому ничего не нужно знать. - Я рванула пакет на себя и бросила в него ещё один взгляд. Брюки выглядели не менее провинциально, у двоих из них даже была складка впереди. Мне придётся перешивать их.
- Не дуйся, Люси, это одежда моего двоюродного брата, самого заядлого ботаника. Он носит только такие вещи. Беженцу это должно быть всё равно.
- Заядлого ботаника? - переспросила я рассеяно. - Изучает право, не так ли? - У Сердана была целая армия амбициозных кузенов, чья цель жизни состояла в том, чтобы показать Людвигсхафену и миру, что турки были более лучшими и прежде всего более умными немцами.
- Медицину. Хочет стать хирургом, и с того времени как решил им стать, мой отец хочет, чтобы я сделал тоже самое ... Это раздражает. Кем собственно ты хочешь однажды стать?
- Что? - Я оторвала взгляд от пакета и попыталась воспроизвести то, что только что сказал Сердан и почему ради Бога он хотел знать, чем я когда-то, через сто лет захочу заняться.
- Рюбзам спросил нас сегодня об этом, из-за практики в следующем году. Ну, чем мы хотим заняться позже и всё такое! Тебя же не было. Ты прогуляла, да?
- Я ... ах Сердан, не спрашивай меня подобные вещи! Нет, правда! Откуда мне это знать? А ты уже знаешь?
- Да, знаю, - ответил Сердан спокойно и заглянул мимо меня в коридор, но его глаза подсказали мне, что мама не стояла позади нас. - Я хочу стать учителем. Учителем физкультуры. Физкультуры и немецкого, наверное.
- Учителем!? - Я почувствовала, что он не дурачил меня, он говорил это на полном серьёзе, и я сразу же поняла, что он станет хорошим учителем, но в тоже время ощутила себя последней неудачницей.
Потому что у меня действительно не было представления, кем я хотела стать - и прежде всего свободного времени, чтобы поразмышлять над этим.
- Сердан, прямо сейчас неподходящее время, я не могу ... Мне нужно в школу.
- Да. Конечно. Или к твоему беженцу? Из Франции? В которой имеются такие невероятно большие проблемы с беженцами. - Не возможно было не услышать иронию в его словах, но я всё равно проигнорировала её.
- Именно. Спасибо за одежду. Как я уже говорила, мне нужно в школу. На физкультуру. - Я толкнула дверь ещё немного дальше, пытаясь закрыть её, но Сердан засунул в щель ногу.
- Завтра нам наконец нужно будет начать работать над проектом, Катц. Я серьёзно. Мы даже не знаем, какие ключевые слова получили!
- Знаешь что, Сердан? Ты тоже ботаник. Как твой двоюродный брат. И если я немедленно не начну упаковывать мои вещи для физкультуры, то мама убьёт меня. Пока, до завтра. - Да, я поступила с ним невежливо и вела себя именно так, как папа обвинил меня ранее: эгоистично и не принимая во внимания других. Но я уже слишком много открыла Сердану. Он вцепится в это, как битбуль.
Я услышала, как он снаружи, перед дверью, заругался на турецком, грубо и явно рассерженно, но хотя это было и не логично, я хотела поехать как можно быстрее в школу, чтобы побыстрее снова вернуться, даже если урок не кончиться из-за этого раньше.
Мама наблюдала за мной без слов, пока я не покинула квартиру, так что я не могла больше проведать Леандера и измерить его температуру. А неприятное покалывание у меня на затылке заставило почувствовать, что она смотрела мне вслед из окна, так долго, как только могла.
Это она будет делать теперь каждое утро. Она будет наведываться ко мне в комнату, чтобы проконтролировать, может быть даже обшаривать кровать, чтобы убедиться, что я не прячусь под одеялом.
У меня больше не будет шансов прогулять. А Леандеру нельзя более и дня оставаться в нашей квартире.
Глава 11
.
Бастующие куры
- Что это будет, когда вы закончите?
- Уже закончили, - ответила Софи прищурившись. Как и другие девчонки, она сидела на скамейке раздевалки в уличной одежде - то есть: плотно облегающих джинсах и слишком широкими сапожками, сверху куртка и огромный шарф, скрестив ноги и руки, а взгляд опасный.
Они напоминали мне рассерженных кур, которые встретились для конференции на жерди, а теперь обсуждали, как им линчевать другую курицу. Разве нет?
- Ага, - ответила я без всякого интереса и медленно опустила мой рюкзак на пол, но Софи энергично вырвала его у меня из рук, чтобы поставить рядом с собой на скамейку.
- Давай, подсаживайся к нам. Мы бастуем. - Софи требовательно постучала на оставшиеся десять сантиметров деревянной скамьи. Я не последовала её приглашению.
- Из-за чего забастовка?
- Из-за чего забастовка? - передразнила меня Софи и посмотрела на тех, кто бастовал вместе с ней. Они уже и так перешёптывались и хихикали, звук, который я ненавидела больше, чем что-либо другое. - Нам нужно ещё и объяснять тебе? Этот тип грязный домогатель!
- Да это ведь чушь собачья! - Я протянула руку вперёд и захватила мой рюкзак назад. - Он никого не лапал, и вы это очень хорошо знаете!
- Нет, он сделал это! - заругалась Елена. - При подтягивании на турнике он пощупал мой зад!
- Потому что в противном случае ты бы упала, как мокрый мешок! Поэтому! Ему что, следовало наблюдать за тем, как ты ломаешь себе шею?
- Люси, он ... он ... - Софи краснея понизила голос, но её глаза оставались ядовитыми. - Он показал нам свою штуку. Это говорит о нём всё.
- Вы кучка глупых женщин, правда. У него просто сдвинулась внутренняя подкладка, это всё. Он этого даже не заметил. Кроме того это было его яйцо, а не штука. - Я решила проигнорировать этот заговор и начала переодеваться. У меня было ещё только три минуты. Но Софи, которая по-видимому была лидером забастовки, не собиралась сдаваться.
- Теперь не подводи нас, Люси! Если мы будем бастовать все, то никто нам ничего не сможет сделать! Ты ведь уже все утренние занятия прогуляла, тогда ещё два урока ничего не будут значить, не так ли?
Молча, я выскользнула из моих джинсов и натянула спортивные штаны. На такие дурацкие вопросы я даже не хотела отвечать. Пошли они все подальше. Кроме того в этом была огромная разница, прогуляю ли я физкультуру или нет. У других девчат дома не сидела моя мать.