Леандер встал на колени рядом со мной, так что я могла смотреть на него, не ведя себя при этом подозрительно. Его глаза тоже наполнились слезами, но то, что они говорили мне, мне не нужно было слышать из его рта. Он был того же мнения, что и доктор Саломон. Я не могла позволить Могваю страдать дольше, только потому, что хотела, чтобы он был рядом со мной. Мне нельзя было так поступать. Это было неправильно и эгоистично.
- Хорошо, - услышала я саму себя, как будто издалека. - Тогда пусть перейдёт через радужный мост. - Я считала выражение радужный мост ужасно безвкусным и спрашивала себя, кто придумал такое дерьмо, радугу нельзя было перейти, потому что она, как правило, заканчивалась в пустоте, но я не могла также назвать это своим именем.
Доктор Саломон усыпит сейчас Могвая, а я приняла это решение. Я решила, что моя дорогая собака умрёт! Я не могла поверить в это.
- Это правильное решение, Люси, поверь мне. Сейчас я сделаю ему укол, чтобы он мирно заснул, и как только он будет крепко спать, то получит ещё один укол. - Ещё один укол. Как безобидно это звучало. Этот укол означал его смерть и ничего другого. - У тебя есть сейчас несколько минут для себя и твой собаки, чтобы попрощаться с ним.
Уверенной рукой он поставил Могваю укол, потом покинул комнату. Не успел он закрыть дверь, как моя голова опустилась на стол для процедур. Плача, я притянула тёплое тело Могвая к себе и поцеловала его мохнатую шею.
Мне было всё равно, что из пасти у него как всегда воняло рыбой, и даже сейчас он всё ещё противился слишком крепким объятьям. Я должна была касаться, гладить и ласкать его, пока он был ещё жив и мог воспринимать меня.
- Мне очень жаль, - жалобно стонала я и вдохнула клочок шерсти, так что мне пришлось закашлять. Леандер взял меня за бёдра, отодвинул немного вперёд, чтобы сесть за мной на табуретку и заключить в объятья. Хотя он сам дрожал, но обнимал меня крепко и надёжно.
- Тебе нужно уйти, Леандер. Тебе нельзя здесь оставаться! - попросила я его, всхлипывая. - Это слишком опасно. Когда ... когда Хозяин времени ...
- Я не оставлю тебя здесь одну, шери. Никогда. - Он положил свой подбородок мне на плечо, так что наши щёки прижались друг к другу, а слёзы смешались. - Он был и моей собакой.
- Но что я буду с этого иметь, если вы оба уйдёте? Леандер, по крайней мере, ты должен остаться, - уговаривала я, хотя почти больше не могла говорить.
- Так быстро он меня не получит, - ответил Леандер хрипло. - Нам нужна твоя запоминающаяся мелодия. Может быть, это его удержит. Мы должны оставаться в жизни, Люси. В жизни. Здесь у нас. - Словно подтверждая это, он провёл мне рукой по сведённому судорогой животу.
Дыхание Могвая становилось всё более спокойнее, и я могла чувствовать, как его тело под моими руками медленно расслабляется. Он уже крепко спал.
- Who’s gonna drive you home … tonight …, - сказал Леандер тихо мне в ухо, и сразу же песня наполнила всё моё тело, даже мой собственный плачь я больше не слышала. - Who’s gonna drive you home … You can’t go on, thinking nothing’s wrong … tonight …
Теперь Леандер обнимал меня так крепко, что я слышала биение его сердца, которое стучало равномерно и сильно, в то время как сердце Могвая билось всё менее равномерно и всё медленнее.
Тем не менее, они нашли общий ритм, мы трое нашли его, собака, Леандер и я и там было ещё что-то другое, как тёплая тень, которая опустилась на нас, будто кто-то держит над нами свою руку, чтобы защищать от всего злого и холодного там снаружи.
Когда доктор Саломон вернулся, я стала совершенно спокойной. Леандер держал меня всё ещё рядом с собой, в то время как ветеринар поставил второй укол и неторопливо погладил Могвая по серой, лохматой шерсти.
- Теперь он почти справился, - сказал он, и это звучало так, будто он сам грустит из-за того, что здесь делал. Да, он грустит, подумала я удивлённо. Это расстраивает его всякий раз. Он не равнодушен.
- Храбрый мальчик, - пробормотал он Могваю и в последний раз приложил стетоскоп, чтобы послушать его сердцебиение. Но там больше не было сердцебиения. Только лишь песня в наших ушах и в тоже время всеобъемлющая, мирная тишина, которая заставляла меня чувствовать так, будто мне самой не нужно больше дышать, чтобы жить. Время остановилось.
В течение нескольких минут мы оставались возле мёртвой собаки, ничего не говоря, пока доктор Саломон не взял одеяло и не натянул его на безжизненное тело Могвая, как будто хотел накрыть его на ночь.
Я внимательно прислушалась к Леандеру, но его сердце ещё билось, я чувствовала это как небольшой вибрирующий источник энергии за моей спиной. Но его руки казались тяжёлыми и уставшими на моём теле, как будто его покинули силы.
- Что ... что с Могваем будет теперь? - Мой голос звучал разбито и стеклянно.
- Мы позаботимся о нём. Или у вас есть сад, где вы сможете его закопать? Хотя это и запрещено, но ... - Доктор Саломон утешительно мне подмигнул. - Я никому об этом не расскажу.
Закапать Могвая у нас в саду? На наших узких грядках можно похоронить самое большее Волнистого попугайчика. Кроме того грудь Леандера при словах ветеринара невольно напряглась.
Могила в нашем саду - нет, этого я не хотела. Я никогда снова не захочу спускаться туда вниз. Наш сад и так был унылым уголком, могила сделает его ещё более неуютным и печальным. Кроме того это представление означало для меня слишком много смерти в нашем доме. Хватало и той мысли, что в нашем подвале постоянно находился труп2, в прямом смысле этого слова.
В тоже время мысль о том, чтобы оставить Могвая здесь, точно не зная, что с ним случится - если быть честной, я и не хотела точно этого знать, чуть не убивала меня.
Чувство умиротворённости исчезло, и я зарыдала ещё более безудержно, чем уже ранее, когда доктор Саломон вынес Могвая, как ребёнка из комнаты, а Леандер поднял меня с табурета.
- Нам нужно идти, Люси. Тут есть ещё и другие пациенты. Тебе нужно домой, к маме и папе.
Безвольно, я позволила ему по этапам, вытолкать меня на улицу, где всё ещё шёл дождь, и стало темно. Ни одной звезды, ни луны над нами, даже туч не было видно, как будто в мире больше не было неба.
Держась за руки, и близко друг к другу, так что я снова и снова спотыкалась о ноги Леандера, мы шли под дождём домой. Я почти не могла поверить в то, что увидела, когда поняла, что три совершенно мокрые и находящихся в дурном настроение фигуры болтались возле нашей двери, руки глубоко в карманах, капюшоны надеты на головы.
- Люси ... эй, Катц ... Что происходит? - Леандеру пришлось отпрыгнуть назад, так быстро Сеппо оказался возле меня и поднял вверх, чтобы прижать к своей широкой груди. - Что случилось, моя сладкая?
Я рассмеялась сквозь слёзы, потому что он меня так назвал; Я не была сладкой, и это каждый из нас знал, но потом поняла, что не было не малейшего повода, чтобы смеяться и начала так неудержимо всхлипывать, что могла произносить только отдельные слова.
- Собака ... мертва ... усыпили ... только что ...
- Вот дерьмо. - Это был Сердан. - Нет ... только не Могвай.
Теперь это был он, кто притянул меня к себе, в то время как Билли неуклюже хлопал меня по плечу, а Леандер, с явно ревнивым выражением лица, расхаживал вокруг нас. Но и у него всё ещё текли тонкие ручейки слёз по бледным щекам.
- И что это здесь такое будет? Хм? Прямо на улице? Групповые объятия? Тебе не стыдно, барышня?
О Боже, теперь ещё мама. Я не хочу рассказывать это снова, не ещё один раз, подумала я и повернулась к ней, ревя.
- О, Боже мой, дорогая, да ты ... что такое ... но ... моё сокровище ... Давайте сюда мою дочь, немедленно! - Решительно она вырвала меня из объятий Сердана и прижала так сильно к своей груди, что я, задыхаясь, ахнула и у меня не было никаких шансов рассказать, что случилось.
Билли сделал это за меня, в то время как Сеппо словно примагниченный повернулся. Через мамино плечо я могла видеть почему. Мама Ломбарди вышла из дверей пиццерии и бросала на нас злющие взгляды.
Решительно я показала ей язык, прежде чем опустить лицо на массивное плечо мамы и покорно продолжить реветь. Я никогда не смогу больше делать что-то ещё. С этой минуты моя жизнь состояла из этого: реветь и скучать по моей собаке и постоянно думать о том одном непостижимом моменте, когда я решила отпустить его.
Но я ошиблась. Следующие два часа моей жизни состояли из того, чтобы позволить маме отнести меня на кухню и лелеять, как будто я была маленьким ребёнком.
Bitter Lemon с кубиками льда, бамба, прохладная тряпочка на лоб, поцелуйчик здесь, поцелуйчик там, пока от чистых ласк у меня не потемнело в глазах - что скорее случилось из-за маминых духов, а не из-за её попыток утешить меня.
Потом мама сама начала реветь, а папа взял на себя должность утешителя, прочитав нам речь о быстротечности жизни, которая составила бы конкуренцию любому пастору, и между делом незаметно избавился от оставшегося собачьего корма, выбросив его в мусор, а корзинку отнёс в кладовку, чтобы всё это, постоянно не напоминало нам того, что случилось.
Как будто бы это поможет! Могвай был со мной только один год, но мне будет не хватать его всю жизнь. Это я знала уже сейчас. Он был моей первой собакой. Леандер подарил его мне. Было невозможно забыть о нём даже на мили секунду.
Но в какой-то момент у меня так заболела голова, что я решила, прекратить реветь, потому что ненавидела головную боль; кроме того о себе дал знать мой желудок. Я проголодалась. Я считала это недостойным по отношению к моей бедной, мёртвой собаки, быть голодной, но к чёрту, я была ей и должна была что-то съесть.
Папа тоже считал, что бамба была не едой, а кулинарным преступлением и заказал в пиццерии Tonno три порции спагетти со специально острым томатным соусом. Пиццерии Ломбарди мы по-возможности сторонились со времени скандала по поводу паркура и переезда Сеппо, а сегодня я была уверенна в том, что мама Ломбарди подмешала бы в нашу еду яд, если бы мы заказали её у неё.
Да, это было утешительно, кушать острую лапшу и при этом думать о том, как Сеппо и Сердан добровольно заключили меня в объятия. Всегда, когда ком в горле становился слишком большим, и у меня было такое чувство, что начну сейчас опять реветь, я думала об этом. О моих ребятах.
Они были здесь, и у них не было больного сердца и надеюсь также никакой воды в лёгких. Они были молодыми и здоровыми и даже ожидали меня под проливным дождём, потому что не знали, чем им без меня заняться. В ближайшем будущем мне не придётся усыплять не одного из них.
Я позволила маме уговорить себя, посмотреть вместе с ней по телевизору Даниелю Катценбергер. Это тут же меня так утомило, что мои глаза закрылись, и я поприветствовала сон, потому что во сне не нужно было думать о том, что случилось. Мелодия в моей голове отключила все без исключения мысли. Здесь, где я была, была лишь жизнь. Тепло и мягко и защищёно.
Глава 6
.
Место последнего упокоения - Рейн
- Оно бьётся, - прошептала я от радости. - Ты тоже это слышишь? Леандер? - Он ничего не ответил, но ему было и не нужно. Не было не малейшего сомнения в том, что сердце Могвая снова забилось, громко и сильно.
Всё было только глупой, печальной ошибкой, Могвай не был больным и уж точно не мёртвым, а здоровым и живым.
Единственное, что меня удивляло, было то, что его сердце билось в тройном ритме вместо двойного, тук-тук-тук, пауза, тук-тук-тук, но таким образом это прекрасно подходило к моей запоминающейся мелодии. Who’s gonna drive you home … тук-тук-тук ... tonight … тук-тук-тук ...
- Люси! Открой, пожалуйста! - Мне пришлось сначала протереть глаз, чтобы получилось открыть их, когда я поняла, что это стучало не сердце Могвая, так как солёная вода моих слёз покрыла коркой ресницы. Только сон ... Это был только сон.
Сбитая с толку я села и тут же мой взгляд упал на то место рядом с диваном Леандера, где стояла корзинка Могвая. И эту корзинку папа тоже убрал, в то время, как я спала, наверное, после того, когда мама отнесла меня в кровать.
Потому что я не могла вспомнить, как пришла сюда. Почти с ненавистью я смотрела на пустые половицы, которые показались мне внезапно ветхими и холодными.
- Люси! Пожалуйста! Здесь снаружи ужасно холодно и мокро, пожалуйста!
Снова раздалось ритмичное тук-тук-тук. О, Боже мой, Леандер! Леандер сидел снаружи, перед окном на крыше и ждал, что я запущу его. Как я только могла забыть про него?
О Сердане, Сеппо и Билли я подумала, прежде чем заснуть у мамы на плече, но Леандера больше не существовало. Я помнила ещё, что он с ревнивым выражением лица разглядывал объятия моих ребят, но что случилось потом?
Он не поднялся наверх? Навряд ли, иначе не сидел бы посреди ночи на нашей крыше и просил, чтобы я впустила его. Моя голова гудела от того, что я так много плакала, когда выбравшись из тёплой постели, я прошла к окну, чтобы открыть.
- Давно было пора, - простонал Леандер, дрожа, и плюхнулся на пол. Сразу же вода закапала из его одежды и волос на половицы. Он был похож на губку.
- Как ты забрался на крышу? - спросила я с дискомфортом. Раньше этот вопрос был бы лишним, он бы прилетел. Пока не приблизился бы ко мне настолько, что его способности охранника отказали бы. Но теперь у него больше не было способностей охранника, умение летать осталось в прошлом.
- Пар-апчхи-кур, - прокряхтел он и снял свою футболку через голову. Но это не помогло, его волосы впитали так много воды, что она сбегала ручьями по его голым плечам, и это только усиливало дрожь.
- Подожди, я принесу полотенце. - На цыпочках я прокралась из комнаты и прошла в сторону ванной, сняла большое, мягкое полотенце с крючка и направилась назад. Но мама, чьи уши с недавних времён слышали даже шуршание мышей, проснулась и включила свет в коридоре, так что я замерла на месте, как пойманный вор.
- Всё в порядке, малышка? - В голосе, привыкшем кричать в спортивном зале - самое позднее сейчас любая мышь заползла бы добровольно назад в нору, слышалось настоящее беспокойство; тем не менее у меня не было времени для дальнейших атак утешения.
- Да, всё хорошо. - Я добавила солидный зевок, но взгляд мамы вперился в полотенце, весящее у меня на плече.
- Для чего тебе нужно сейчас полотенце? Ты опять хочешь что-то э, шить?
- Моя подушка промокла от слёз, - ответила я подавленно. Уметь обманывать это хорошо, импровизировать же на основе истины это мастерство. - Я хотела положить его на неё.
- О, моя бедная, маленькая Люси, - запричитала мама театрально и перекрыла мне на хорошую минуту воздух, схватив мёртвой хваткой и так сильно потрепала по волосам, что они наэлектризовались. Я должна была ещё пять раз заверить её, что справлюсь сама и что она снова может лечь спать, пока не получила свободное сопровождение и не смогла пройти назад в мою комнату.
Между тем Леандер уже высвободился из мокрых штанов и надел свои дырявые тонкие брюки карго. Верхняя часть его тела всё ещё была голой, но запасной футболки у нас не было.
Он должен был ждать, пока футболка с лосем высохнет на батарее, и я очень надеялась, что за это время она не станет снова видимой, потому что тогда он не сможет надеть её завтра. Дрожа, Леандер начал тереть свои мокрые волосы.
Его губы снова посинели, а под глазами появились тёмные тени. Он выглядел жалко, больше мёртвым, чем живым.
- Где ты всё это время был? - спросила я неуверенно. Я удивлялась, что он до сих пор не начал меня упрекать. В конце концов, я оставила стоять его возле нашей входной двери, хорошо зная, что без меня у него не было шанса зайти, а дождь лил как из ведра.
- Хоронил Могвая, - ответил Леандер хриплым голосом.
- Что? Но ... но он ведь остался у ветеринара. Не так ли?
- Да. - Леандер встряхнул своими буйными волосами, при этом на меня посыпались мелкие капли дождя и продолжил пытаться вытереть их насухо. - Я заметил, что ты этого не хочешь. И будешь себя упрекать. Для такой милой собаки нужна хорошая могила. Я так считаю, - сказал Леандер решительно и чихнул так громко, что моё левое ухо начало звенеть. - Так что я ... выкрал его.