— Почему ты показала мне на диско-болл? — из последних сил собирая в кучку расплескавшиеся остатки мыслей, спросил я.
— На диско-болл? Я?! — удивилась она. — Ты что-то путаешь, дорогой, — и больше уже не говорила ничего, потому что мы начали бешено целоваться, как двое сорвавшихся с цепи узника, не знавшие ласк несколько десятилетий кряду.
Первым делом я, естественно, проверил, не соврал ли Аникин. Он не соврал. От столь интимного прикосновения Стелла глухо застонала и призывно завертела бедрами, торопливо помогая мне расстегивать все молнии, которые были на ее и на моей одежде.
И, черт побери, в самый-самый захватывающий момент на ремне у меня дико завибрировал и закурлыкал мобильник. От неожиданности мы даже отпрянули друг от друга, и тогда в голову мою успела запрыгнуть одна-единственная, но очень даже здравая для такого состояния мысль: кто ты и кто она? Может ли такая, как Стелла, без всякой задней мысли отдаваться такому, как ты? Ты ведь даже не плейбой типа Аникина и для нее ты никто — ни ступенька в служебной лестнице, ни кошелек. Опомнись, кретин, ей что-то от тебя нужно, вот и все!
В динамике загрохотала музыка, сквозь которую послышался взволнованный голос Ленки:
— Денис, ты где?
Я не нашел лучшего варианта ответа, чем:
— Здесь.
— Денис, приходи скорее, тут разборки!
Кроме музыки, на заднем плане я расслышал вопли и мат.
— Вот черт! — прошептала Стелла, застегиваясь. — Как я это упустила?! Там же были ят… Тьфу! Не ходи за мной!
И она рванула в зал. Не знаю, за кого она меня приняла, но «не ходи за мной» звучало несколько унизительно. Задернув молнию на джинсах, я побежал следом. Хотя, судя по тому, что уже творилось в зале возле бара, мы с блондинкой могли бы ввалиться туда и совершенно голыми, и никто не обратил бы на это внимания.
Прибывшие чуть раньше нас, вышибалы клуба растаскивали дерущихся, не скупясь на пинки и тычки, но помогало это не слишком. Да и охраны, как выяснилось, было маловато для заварухи, мгновенно принявшей столь глобальные масштабы. Женская половина посетителей с визгом разбегалась, благоразумно покидая клуб.
— Кончай тут нереститься, индюк тольтекский! — орал один из Руськиных евнухов-литераторов и, удирая по залу от своего врага — приятеля того австралопитека — швырялся в него кусками стриптизного торта. — Убейся об стенку, дурак! — взвизгнул он, когда догнавший его перемазанный тортом и крайне обозленный жлоб намахнулся кулаком. Передумав, тот просто толкнул литератора, как девочку, взашей. Бедняга маленьким лебедем проскакал до стены с переливающейся голубой акулой, стукнулся лбом о панель и красиво распределился на заляпанном паркете в позе морской звезды.
Зал имел такой вид, будто во время нашего со Стеллой отсутствия кто-то спрятал в торт противотанковую мину, а потом она сдетонировала.
Уклоняясь от пролетающих мимо предметов и Руськиных коллег, расталкивая пары закрывающих путь и дубасящих друг друга противников, я лихорадочно искал Ленку, думая, что она могла затаиться под каким-нибудь столиком в ожидании меня. Почему же она сразу, как все остальные девицы заведения, не побежала к выходу, как только началась вся эта катавасия?
Возле бара мы столкнулись со Стеллой:
— Ты что тут делаешь? — крикнула она.
— Ищу Ленку!
— Я сама найду, ничего с ней не будет! Уходи!
— Ага, щ-щ-щас!
И мы снова разбежались.
Измазанные кремом, с кусками торта в волосах и на плечах, кругом возились, мутузя один другого, уже совсем неотличимые друг от друга мужики. Свинство, однако, объединяет и уравнивает!
Как бы я ни пытался в своих поисках избежать вмешательства в эту дурацкую свару, не получилось.
Я нос к носу столкнулся с дерущимися Руськой и австралопитеком. Мгновение — и оба рухнули мне под ноги, покатились по измазанному кремом, залитому пивом и посыпанному чипсами полу. Телефон у меня на поясе снова завибрировал (звука в этом дурдоме было не слышно). Не успел я его выхватить, кто-то навалился мне сзади на плечи и со всей дури долбанул кулаком по голове. В глазах помутнело, но я рефлекторно ухватил его руки у локтей, нырнул вперед и перебросил через себя. Краем глаза успел заметить, как во второго атакующего меня же типа прилетел откуда-то со стороны высокий стульчик, и он выбыл из строя, не добравшись до меня. Пару раз пнув переброшенного недоделка под ребра, я успел увидеть, как из того угла, откуда швырнули стул, Стелла показала мне большой палец и тут же куда-то исчезла. Вот лихая баба! С такой и в разведку не страшно.
Катящиеся обратно Руська и австралопитек едва не сбили меня с ног. Я успел поймать лысого за шиворот и отодрать от приятеля, уже основательно помятого, перепачканного и с разбитой в кровь мордой.
Австралопитек ловко извернулся и припечатал мне скулу чем-то твердым, так что искры посыпались из глаз. Однако Аникин уже слегка очухался, смог прийти на помощь. Вдвоем мы скрутили этому примату руки, повалили ничком на пол, и Руська содрал с него два кастета, а я, чертовский злой от боли, познакомил ребра отморозка со своими туфлями. Жалко, на мне не было сейчас рабочих ботинок с толстенной подошвой!
Рев кругом стоял такой, что мы не услышали предупреждающих криков вызванного на подмогу отряда быстрого реагирования.
Кончилось все тем, что не успевших разбежаться — нас с Аникиным в том числе — похватали, без сортировки повязали (поди разбери среди этих монстров, кто там есть кто!) и поволокли к фургонам у входа в клуб.
То, что Ленка рядом со мной, я понял уже только в милицейской машине. Она не причитала, только платочком промакивала мне ссадину на скуле.
— Ты куда пропала? — охрипшим голосом буркнул я, понимая, что злиться на нее нельзя и что, исчезнув, она в сущности поступила правильно: уединяясь со Стеллой, я ведь не сказал Ленке, где меня искать.
Стелла… Что-то такое странное она бросила, выбегая из нашего с нею закутка… И вообще она странная…
— Меня стриптизерша увела с собой в подсобку. Это из-за нее тот хмырь полез на Руслана! — пояснила Ленка.
— Ты бы хоть позвонила!
— Так я звонила! Ты трубку не брал!
Ах, ну да! Мне же как раз в тот момент и присветили по башке, а потом добавили по физиономии…
— Ты меня прости, Денисик! Я сейчас понимаю, что нельзя было тебя звать. А тогда я с перепугу не подумала. Эта девчонка быстрее сообразила, хвать меня за руку — и огородами, огородами!
— Правильно позвала, не болтай чепухи!
Ленка отняла платок и подула мне на щеку:
— Ссадина такая… Фингал буде-е-ет!
Я махнул рукой. Чай, не на выставку. Родители, конечно, оторопеют. Последний раз я дрался в школе — во всяком случае, так, что следы оставались на моей собственной физиономии. Да уж, заваруха в «Барракуде» отчетливо напоминала мне стрелку школоты…
— Лен, а ты-то зачем сюда подсела? Ехала бы домой, я бы тебе позвонил!
— Ага, конечно! Прямо уже еду!
Я хохотнул:
— Ну ты жена декабриста!
Она фыркнула и снова принялась терзать мою бедную скулу, полагая, вероятно, что таким образом рана заживет быстрее или фингал будет меньше.
Селезинские склады
Вот уже почти два часа мы дожидались, когда нами займутся ребята в форме, но до нас у них все никак не доходили руки.
Самых неадекватных тусовщиков — особенно австралопитека, который даже с довеском из двух крепких парней справа и слева и завернутыми за спину руками умудрялся дергаться и орать в наш с Руськой адрес всевозможные угрозы, вплоть до обещания «найти и урыть», — для успокоения сунули в обезьянник. Парочку особо разошедшихся и затеявших драку уже со служителями порядка отходили резиновыми дубинками.
Мы же, спокойные, остались дожидаться своей очереди в приемнике, возле поста дежурного. Я с неудовольствием думал о том, что застрял тут надолго: у меня не было с собой никаких документов, а это значит, они могут задержать до трех суток до установления личности. И провести все свои законные выходные в предвариловке мне как-то не улыбалось.
— Я тебя найду! — вкрадчиво, чтобы не слышали менты, тянул свою волынку австралопитек, держась за решетку и сверля меня взглядом. — Ты у меня кровью умоешься, сцука! Я те всю батарею в обратную сторону оттопырю! Найду-у-у тебя! Найду, падла…
Счастливый уже тем, что не слышал этих завываний своего пылкого оппонента, Руська дрых, свесившись на подоконник и заляпывая его сукровицей, которая сочилась из разбитой физиономии и рта. Мне-то наплевать, а вот сидящая рядом со мной Ленка явно переживала и нервно сжимала мою руку повыше локтя.
— Лен, все нормально, — сказал я наконец. — Тебе не надо было сюда идти, я же говорил.
— Почему он угрожает, а эти и ухом не ведут? — возмущенно шепнула она, косясь на стражей закона, неторопливо бродящих то туда, то обратно по отделению и перебрасывавшихся не особо информативными фразами друг с другом. — Они что, забыли о нас?! Сколько можно нас тут мучить?
Я сдержал улыбку, тронутый ее святой наивностью.
В конце концов даже австралопитеку надоело ныть, и он отцепился, уйдя куда-то вглубь камеры. Многие задержанные из «Барракуды» уже дремали, кое-как устроившись на узких деревянных скамейках вдоль стен. Задремала и Ленка, привычно устроившись у меня на плече. Я же, обвыкнувшись, начал даже получать некоторое удовольствие от наблюдения за местной публикой.
Самым харизматичным тут был изрядно опустившийся бородатый мужичок с выбитыми передними зубами, а оттого шепелявый. Бомж или не бомж, не знаю, но попахивало от него не фиалками.
Мужичок сидел в уголочке под стендом с фотороботами «Их разыскивает милиция» и, кривляясь, стебался то над нами, то над дежурным или входящими-выходящими ментами. Нас, задержанных, он считал богатеями, которые зажрались и бесились с жиру. Да уж, я всегда знал, что все в этом мире относительно. Вот и меня кто-то счел нуворишем…
Время от времени дежурный лениво советовал ему заткнуться, но дядька за словом в карман не лез:
— А шо, правду, шо ли, брешут, шо ваш тут вщех шкоро переименуют в полишаев?
Мент зевал и продолжал заполнять какие-то бланки, игнорируя и сидящего перед ним уже с час «барракудовца», дело которого сейчас заводил. Глядя на это, я нерадостно думал о том, что если он столько возится с предъявившим документы клиентом, то что же будет с беспаспортным мной, если хотя бы к утру очередь дойдет до нас с Леной. А ей ведь наверняка завтра (сегодня!) на работу… Вот дуреха!
— Были вщю жышть ментами, теперь штанете понтами! — надрывался бродяга, от удовольствия подпрыгивая на месте и распространяя вокруг себя невыносимую вонь застоявшейся мочи.
— Ты, мля, нарываешься? Хочешь, чтоб тебе почки опустили? — без особенных эмоций уточнил у него дежурный.
Шепелявый залился визгливым смехом:
— Напужал ежа голой жопой! Ты ищо в штаны шрал, когда дяде Толе пощки опуштили, поял?
— Оно по вони и чувствуется! — огрызнулся один из «золотых мальчиков» клуба, попавший в облаву, скорее всего, по недоразумению. — Слушай, заткнись уже, козел, надоел ты!
— А ты меня не жатыкай, шопля желеная, не жатыкай! Ты шнащяла проживи ш моё, а потом и будешь тут шкалитьщя, ешли будет, щем, поял? — ни секунды не промедлив, выдал тираду бомжик.
Я покосился на дремлющую Ленку. Конечно, она все это продолжала слышать даже сквозь чутки сон. Как бы чувствовал себя мой папа, если бы на нашем с нею месте оказались они с мамой? Это ведь не лозунг обдолбанного пикассы «Кастян — пидар!» в подъезде со стены соскребать…
И тут снова проснулся мой мобильник. Похоже, это была его лебединая песня, сопровождаемая сигналами разряженного аккумулятора.
Я услышал усталый голос нашего диспетчера Тани:
— Стрельцов, срочно выезжай в дежурку.
— Не могу. А что случилось?
— Как это не можешь?! — растерялась Таня: наверное, за все время работы она впервые слышала от бойца пожарного расчета подобный ответ.
— Я в ментовке, без документов, и тут все как-то жутко затягивается. Так случилось-то что?
— Ну ты даешь… Случилось — горят Селезинские склады. Максимальная категория сложности, стягиваем туда все силы, — в голосе прозвучала нотка укора.
— Черт! — вырвалось у меня. — Тань, у меня сотик садится, сейчас разъединится…
— Какое отделение? — устало вздохнула она.
Я сказал, и четко в эту секунду в динамике наступила гробовая тишина. Дисплей погас, отключился и сам телефон, пискнув на прощание. Не знаю, успела ли Татьяна услышать координаты…
— Что случилось? — шепнула Ленка, подтягивая к щекам ворот наброшенной на плечи шубки: пока нас в зале брали тепленьких, она предусмотрительно успела получить в гардеробной нашу одежду, иначе даже не знаю, как она чувствовала бы себя сейчас в выстуженной дежурке.
— Да… там пожар… крупный вроде…
Она вгляделась в мою явно перекошенную из-за отека на скуле физиономию:
— Ты что-то не договариваешь, эй!
— Да ладно, Аленосик, не бери в голову! — попытался отшутиться я, но это не сработало.
— Говори быстро! — скомандовала она, грозно сдвигая брови.
— Мне вчера снились последствия этого пожара. ДО того, как там все загорелось. Во сне я видел выгоревшие склады так правдоподобно, как это бывает в реальности после таких пожаров…
Ленку буквально затрясло. Даже губы, с которых давно стерлись остатки помады, побелели от страха.
— Давай сейчас устроим тут дебош? — предложила она шепотом. — Пусть нас посадят на пятнадцать суток, и ты никуда не поедешь!
— Гениальная идея! — хохотнул я, отчетливо представив себе, как эта девочка-припевочка выхватывает из-под десятка задержанных скамейку, выносит ею окно, а потом рвет на груди свое коктейльное платье с воплем: «Век воли не видать, пятерик мотать на Петровской киче!».
— Ему весело! — не зная, какой она только что предстала в моей разбуянившейся фантазии, выдохнула Ленка. — Посмотрите на него!
Тут открылась боковая дверь, ведущая, насколько я успел разглядеть за время нашего здесь пребывания, на лестницу. Из нее высунулся молодой прыщавенький сержантик:
— Стрельцов тут кто?
Я поднял руку.
— Стрельцова отпускай! — едва взглянув на мою кривую рожу и даже не поморщившись, обратился он к дежурному.
— А с девицей чего? — он кивнул на Ленку.
— Это моя жена, — быстро ввинтил я, не моргнув и глазом, только она зыркнула на меня он неожиданности. — Она здесь ни при чем.
Сержант махнул рукой и скрылся за дверью.
— Свободны, — буркнул нам тогда дежурный.
Под завистливыми взглядами проснувшихся Руськиных коллег мы с нею беспрепятственно покинули отделение. Аникин же, пьяный, по-прежнему дрых на подоконнике. Ох и красавец! Вот обрадуется его Людмила, увидев сие на пороге!
Я поймал для Ленки попутку, но прежде чем сесть, она мне строго-настрого наказала:
— Ты обязательно мне позвони, когда там все закончится! Обещаешь? Нет, ты мне пообещай!
— Обещаю-обещаю! — отозвался я, напрочь забыв про свой разряженный телефон, и наклонился к водителю: — Мужик, я, если что, номера твои запомнил. Так что смотри там, без глупостей. Лады?
— Денис! — укоризненно воскликнула с заднего сидения утонченная Ленка.
— Да все будет в лучшем виде! — заверил необидчивый толстячок, смеясь. — Не обидим!
Едва Ленка укатила, ко мне подлетел один из красных носорогов с номерами нашей части. Видимо, его экипажу было поручено подхватить меня по пути. Парни с любопытством разглядывали мой фингал и не скупились на шуточки. Переодевшись в дежурке, я подсел уже в другую АЦ. Ехали мы по короткой дороге, минуя объезд, — то есть, совсем не так, как было в моем вчерашнем сне, — и путь наш теперь лежал мимо Чертова сарая. Усадьба смотрелась еще более зловеще, чем днем. Никогда раньше не видел ее при свете почти полной Луны, а нынче ночью было ясно и звездно. И уже отсюда со стороны Селезинского бора виднелось багровое зарево.
Пожар был просто гигантских масштабов. Признаться, за пять лет службы я на таких еще не бывал.
Здесь уже торчали телевизионщики, корреспонденты и операторы путались под ногами у моих коллег, откровенно их раздражая. Поодаль наготове стояли машины «скорой» и даже две желтых «реанимации» с надписью-зеркалкой. Там же — несколько милицейских «бобиков». А светло было, как днем.