— Савитри надеется найти способ прояснить сознание людей, — вспомнив наш с нею разговор у зооуголка, сказал я.
— Да, это у нее идея-фикс. Знаешь что… Ты приостановись-ка… — Варуна оперся локтями на поручень и подался в мою сторону. — Ты приглядывай за ней, когда я улечу домой. Ее нужно иногда останавливать, чтобы не увлекалась.
— Постараюсь, но только я для нее не авторитет.
— Это еще неизвестно, кто для нее авторитет, кто нет. Она не может видеть, во что ты одет и какие маски прицепляешь, чтобы понравиться, например, девчонкам. Но видит суть. И от этого зависит, кого она подпустит к себе ближе, а от кого вообще сбежит.
Что-то, предчувствию подобное, шевельнулось в душе.
— Почему она не может видеть, во что я одет? — насторожился я, пытаясь ухватить догадку, но не успел, и Варуна ответил:
— Она слепорожденная. Мы ничего не смогли поделать, сколько ни пытались. А когда поняли, что она гораздо лучше видит иным способом, чем могла бы видеть глазами, то и вовсе перестали ее мучить, таскать по врачам, обследованиям. Тем более, медики не могли установить причину, а многие серьезные светила и подавно считали, что это не отклонение и не болезнь, а просто уникальное проявление способностей мозга. У нее врожденное умение воспринимать окружающее непосредственно сознанием. Она видит всё и сразу — позади, сверху, снизу — ей не нужен для этого свет, она увидит в дыму и в тумане так же, как в чистом прозрачном воздухе. Но своим, особым, образом. Я даже толком и не представляю, какими она рисует себе всех нас.
Теперь понятно, почему она так обиделась на мой глупый вопрос. Вот я дурак!
— Но просто так ничего не дается… — с горечью продолжал отец Савитри. — Ради этого девочка задействует возможности мозга на все сто процентов. Ты ведь понимаешь, к чему это может привести?
Я покачал головой. Он только вздохнул:
— Мы умираем не потому, что у нас изнашиваются органы. Любой орган в наше время можно заменить выращенным трансплантатом с собственным ДНК, практически любой недуг — вылечить. Но заменить мозг, сохранив при этом полноценную личность человека, медицина бессильна. И, наверное, будет бессильна всегда. Тут что-то сверх. Что-то непостижимое, незаменяемое. Может быть, это заложено в наш код, чтобы мы не смогли преодолеть старение и смерть тела? Обновление клеток замедляется, а для мозга это гибель. Когда сгорает мозг, а тело умирает, то личность-сознание должно искать новую оболочку. Видимо, на этом зиждется базовый принцип круговорота жизни. Бессмертия и вечного двигателя быть не должно. У всех умирание происходит в глубокой старости естественным путем — постепенно. А вот Савитри иногда, если ей приходится сильно напрячь все ресурсы организма, сжигает нейроны и глиальные клетки мозга с немыслимой скоростью. Иными словами, умереть она может в любой момент, если процесс пойдет по нарастающей и если его не прервать. Просто не успеют обновиться клетки…
— Уф… я не знал, что всё это так…
— Об этом мало кто знает — только круг доверенных лиц, которых я рекомендовал тебе: Аури, Шива, Ума… Больше никто. Она не хочет, чтобы знали. Остановить ее нетрудно, просто нужно вовремя это сделать… Поскольку меня рядом не будет, поручаю эту миссию тебе. Но не сочти это обузой, всё гораздо проще.
— Хорошо, я всё сделаю.
— Ты уже переехал в наш сектор?
— Еще нет.
— Ну так иди собирайся! Завтра уже работать!
И я с удовольствием вспомнил, что вещи свои предусмотрительно собрал, ожидая увольнения.
Кайлас
Это была моя первая настоящая циклизация, и меня чуть ли не лихорадило. На самых серьезных экзаменах я не испытывал и десятой доли того страха. Лишь абсолютное спокойствие Варуны придавало мне уверенности, что все должно пройти удачно.
В секторе «Омега» и рабочее место техников было оборудовано иначе, чем в тренажерках. Нам выделили специальную комнатку, в которой вайшву ничто не отвлекало от работы. Да и связаться с ним, когда он закрылся в звукоизолированном своем кабинетике, возможно только в привате.
Варуна объявил, что притягивать суру из инфосферы с сегодняшнего дня мне предстоит самому, он будет лишь наблюдателем и — в случае крайней необходимости — подсказчиком. Притягивать, настраивать волны, направлять суру в коридор — это мои обязанности…
Шива и Ума, оба в танцорских комбинезонах, сосредоточенные, слаженно запрыгнули каждый в свой виман. Савитри, которая с самого утра избегала меня из-за вчерашней бестактности, забралась к подруге и помогла ей снарядить «Тандаву». Шива управился самостоятельно и начал разгонять двигатель. Я наблюдал за ними из своей «будки», ожидая лишь команды на призыв проводника.
Минувший год, оказывается, не прошел даром. Руки уже знали, что делать, и легко носились над панелью управления, словно без моего вмешательства касаясь необходимых сенсоров. Я научился справляться даже с манипуляторами, но до ловкости Варуны, который с ними будто родился, мне было далеко. Да и не любил я искусственные конечности, как ни пытался выработать в себе привычку.
Сейчас появится проводник! Только бы получилось! Зачем я читал тот документ о пропавшем?.. Надо узнать… Пожалуйста, получись!.. Потом спрошу Варуну… Только бы без накладок!.. И коридор! Сура и коридор…
Обрывки мыслей метались в моей голове. Вспоминались все истории о сурах, которые я когда-либо слышал. Вдоль хребта волнами катился холод, меня слегка потряхивало от страха.
— Не мандражируй! — шепнул мне по приват-связи Варуна. — Пока всё делаешь верно!
Виманы тем временем уже заскользили вверх по прозрачному «рукаву». Створки люков раскрывались, воздух выкачивался из доков, потом, после закрытия, закачивался снова… Все это отображалось на одной из моих голограмм — за всеми, до единой, я должен был успевать следить.
— Сура пошел! — прозвучал веселый голос Шивы.
Краем глаза я уловил, что «Тандавы» с Танцорами начали раскручиваться, виманы же летели в заданном ими направлении. В вимане Умы за их состоянием непрерывно наблюдала Савитри. Наши с нею обязанности были чем-то похожи: мы оба контролировали сложнейшие системы. Только она — биологическую, а я — техническую.
И вот почувствовалось присутствие нечто. Показатели на приборах сначала словно взбесились, затем вернулись к исходным позициям, но уже отображая некоторую погрешность в состоянии информационного поля. Процесс начался.
— Ну давай же, пожалуйста, давай! — сквозь зубы отчаянно твердил я.
Под обручем коже было горячо, лоб горел, а по вискам катился пот, который мне даже некогда было смахнуть.
Я не увидел суру. И не должен был увидеть — это неподвластно никому. Просто что-то вдруг отозвалось на мои мольбы: «К твоим услугам, почтенный!» — и тепло, возникшее в груди, покатилось по жилам, а тело стало невесомым, готовое к полету или танцу.
Наверное, так не радуются даже рождению первенца, как обрадовался я этому невозмутимому приветствию суры. Моего суры!
— Спасибо! — я шепотом поблагодарил его, а с его стороны исходила необычайная благожелательность. Не с чем сравнивать: мне впервые довелось вступить в контакт с настоящим сурой.
А затем по спине опять прокатилась ледяная волна. Студеной ненавистью обожгло меня с головы до ног, как тогда, на второй день моего знакомства со станцией. Несколько мгновений — и все прошло. Ну что ж, и ты заходи, раз пришел, асура…
Я тщательно проследил, чтобы тень не просочилась из ангара в сектор. Мое вмешательство только разожгло злобу асуры, но ему пришлось отступить и отправиться к уже формирующемуся вдали от станции коридору времени.
— Отлично! — заметил Варуна. — Хоть с этим к тебе не придерешься!
Он сидел рядом, но я был слишком занят, чтобы посмотреть на него или ответить. Да и не думаю, что Варуну обрадовало бы, начни его ученик отвлекаться и глазеть по сторонам. Он вообще старался не проявлять своего присутствия, но я знал, что каждое мое действие подвергается неустанному контролю.
Тем временем сура-проводник установил маяк на нашем берегу тоннеля. Второй он поставит на берегу иного времени, когда поможет добраться туда сознаниям Танцоров. Сейчас они как раз перемещались внутри темпорального коридора, а их тела остались в виманах, вращающимися на центрифуге.
Едва вспыхнул второй зеленый огонь маяка, я переместил фокус в другого наблюдателя и теперь начал слежение через Гаруту, спрятанную в Великих Азиатских горах. Деактивированный орлан, услугами которого наши пользовались уже не первый цикл, сидел на утесе, с двух сторон прикрытый скальными выступами. Стоило мне разбудить его, орлан встрепенулся, покрутил головой. На тренингах я быстро научился управлять им, и теперь, в настоящем цикле, мне тоже не составило труда сориентироваться на местности. Гарута легко, с прискоком, достигла края уступа… Голова слегка закружилась от высоты. Рывок — мы с птицей прыгаем в заснеженную бездну… И вот орлан возлежит на гриве ледяного ветра, ухватив ее струи-пряди раскинутыми широко в стороны мощными крыльями. И будто бы я сам летел сейчас над неприступными вершинами, но страха и головокружения уже не было — был восторг.
Вдали показалась равнина, а мы держали путь к одной из гор близ цветущей долины. Северный и западный склоны этой горы напоминали вогнутую линзу. Впрочем, это и в самом деле были рукотворные линзы, о которых мне еще придется упомянуть далее, иначе информация о нашей деятельности в этих краях и в этих временах будет неполной.
Гора возвышалась над другими и отличалась от них оттенком камня. На вершине ее неукрощенный ветер катался в сухом снегу, мотая гривой и тонко, зло визжа. Но Гарута перемахнула зону метели, особым образом сложила крылья и приземлилась, позволяя мне разглядеть, что в одном из плоских участков вершины имеется обширное углубление. И даже поземка опасливо обтекала этот кратер, точно не смея к нему приближаться…
Теперь отдалимся и посмотрим все в целом, как учил папа Варуна. Я усмехнулся. После знакомства с Шивой мне все чаще приходится ловить себя на том, что зову наставника так же. Правда, не вслух…
Характеристики места. Итак, приборы показывают: на горе Кайлас сейчас помимо моего суры и Гаруты находится еще что-то разумное. Так и должно быть. Проводник явился сюда, чтобы поднять из анабиоза биокукол для вселения Шивы и Умы. Их аватары созданы трийпурийцами внутри эпохи для удобства, но в состоянии бездействия они тут лишние. Пройдя цикл, куклы всегда поднимались в свой бункер и засыпали до следующей миссии. В этом медитативном состоянии жизнь тел, лишенных сознания, почти останавливалась, как в летаргии.
А чтобы вместилища не были потревожены любопытными аборигенами исследуемого времени, с живущими неподалеку народностями провели серьезную религиозно-культурологическую подготовку. Если рассказать о ней вкратце, людям внушалось, что Кайлас — это трон бога разрушения: покуда тот медитирует или танцует, миру ничего не грозит, но если его потревожить, случится беда вселенского масштаба. С местными обитателями эти постулаты сработали идеально, но от иноверцев можно было ждать подвоха. Исключить сюрпризы помогло вполне материальное изобретение наших инженеров-физиков. Как говорится, вера — это хорошо, но топор всегда эффективнее.
Подходы к вершине охранялись кольцом инфразвуковых колебаний. Как я уже упомянул, склоны самой Кайлас и некоторых окружающих ее гор были искусственно вытесаны в форме линз. И хотя это было заметно даже невооруженному глазу, опасаться разоблачения не приходилось. Во всяком случае, в ближайшие тысячелетия. А линзы эти, расположенные в определенных точках ландшафта, принимающие и транслирующие друг другу импульсы от колебания земной коры, вкупе создавали резонансную частоту, которая влияла на человеческую психику как сигнал смертельной опасности. Те, кто пытался бросить вызов «богам», подобравшись к невидимому кольцу, начинали испытывать прилив необъяснимого ужаса. Их мозг воспринимал то, что не улавливало ухо. Каждый орган тела начинал вибрировать, вопить о приближающейся катастрофе неведомой природы и силы, а мозг давал единственную интерпретацию: бежать отсюда прочь! И «осквернитель» в страхе покидал запретную зону. Со временем камень где-то разрушится, поэтому в более поздние эпохи эффект линз уже не будет столь разительным. Но более поздние эпохи нас уже и не интересовали — биокуклы Танцоров будут выведены из игры в богов задолго до появления первых ученых новой формации и летательных аппаратов сродни виманам.
Я снова вернулся в Гаруту. Нужно было подогнать ее поближе к куполу над кратером и включить видение через оптическую защиту. А все для того, чтобы убедиться в целости и сохранности кукол, ведь в них через считанные мгновения будет поселено сознание Шивы и Умы. Мера перестраховочная, но входящая в обязанности координатора. Как множество других — мелких и кажущихся лишними.
На дне этого неглубокого кратера проявились две фигуры — мужская и женская. Причем сидели они прямо на металлической крышке гигантского люка, скрестив ноги и расслабленно, ладонями вверх, выложив кисти рук на колени. Только приглядевшись можно было увидеть, что куклы сидят не сами по себе, а заключены в прозрачные же вертикальные капсулы, заполненные криопротектором. Вещество, препятствующее разрушению тканей организма во время анабиотического замораживания, заменяло сейчас и все жидкости в телах биокукол. И пробудить их от многолетнего — если не векового! — сна предстояло суре, а отследить — мне, прячущемуся в Гаруте.
Первым подал признаки жизни мужчина (а куклы в точности копировали внешность Умы и Шивы): он слегка пошевелил рукой. Затем начала просыпаться и женщина.
Я вышел, чтобы проверить показатели и настроить маркер. С этого момента можно было экономить время, сокращая для себя периоды реальных событий в прошлом, а при необходимости — возвращаясь к исходной сцене. То есть — к пробуждению биокукол. В том случае, если в дальнейшем их действия не будут заключать в себе критические ошибки, маркер можно передвинуть на более поздний срок. Так сказать, «пересохранить» происходящее с нового старта. В общем, «перемотать» можно хоть полжизни, хоть целую жизнь исполнителя в цикле: для их организма в «Тандаве» минут всего лишь секунды от момента входа в коридор до выхода из него, и лишь сознание в ускоренном режиме проживет годы в прошлом.
Когда через пятнадцать секунд прозвучало оповещение, куклы уже выбрались из своих капсул. По меркам той реальности прошло почти двое суток. Они уже успели переодеться: в растворе они сидели, одетые в облегающие комбинезоны, теперь же на них были необычные костюмы. Почувствовав мое присутствие в Гаруте, Ума оглянулась и слегка помахала мне рукой.
Повеселил меня вид Шивы. Его светлые волосы были собраны в смешной пучок на макушке, а вывалившиеся из этого пучка пряди в беспорядке болтались по плечам, укрытым пятнистой шкурой какого-то зверя. Ко всему прочему, его сенсорник имитировал глаз: самого обруча было почти не видно, зато посреди лба посверкивал замечательный аквамариновый зрачок. В зубах висящей у него на шее змеи-ожерелья крепился пульт управления хранилищем тел и ангаром. Коммуникатор был встроен в один из множества браслетов. Их и в самом деле было великое множество — и на запястьях, и на щиколотках. Одним словом, его образ навевал воспоминания о праздничном дереве мечты, на которое совершили набег целые толпы школьниц, загадавших кучу желаний. Одежда Умы казалась проще и понятнее, чем-то похожая на костюм Савитри, когда мы только-только познакомились на лунной станции «Эйткен».
Шива оттянул от груди ожерелье и придавил пальцем голову змейки. Земля дрогнула под лапами Гаруты, пошатнулись и стоявшие на мостике биокуклы. Люк под ними разошелся пополам. Из ангара, спрятанного в подземелье, в небо взмыл виман. Хотя нет, этот аппарат был намного меньше наших виманов, да и форма его выглядела неуклюжей — летающий инжир, иначе и не назовешь! Но принцип передвижения был в точности таким же, как у нас — летали они почти совсем бесшумно и с огромной скоростью.