У нас с нею одинаковый цвет волос. Кажется, по-научному он называется светло-каштановым, но я не силен в определении оттенков. Сегодня днем у Ленки на голове был облезлый крысиный хвостик, и волосы смотрелись так же стремно, как у распустившихся домохозяек в американских фильмах. Ну то есть стремно в квадрате. Не знаю, когда она успела побывать в парикмахерской и привести в порядок волосы и ногти, но сейчас рядом со мной на заднем сидении находилась королева с ультрасовременной прической в виде каскада блестящих локонов. Недаром же говорится, что женщина способна соорудить на скорую руку и буквально из ничего три вещи: салатик, прическу и скандал.
А еще у Ленки опять, как в прежние времена, обнаружилась прекрасная фигура и мерцающий тайной взгляд. Вот что значит — правильно поддразнить даму! Так что отставить вериги, красотка, теперь-то я проконтролирую, чтобы такой ты была всегда! Иначе будешь у меня безвылазно ходить в старушках и бабках-ёшках.
— Ты сегодня опупенно красивая, Ленка! — шепнул я, когда она чуть замешкалась в растерянности на пороге клуба, осторожно взял ее кисть и, едва коснувшись губами, поцеловал холодные от волнения пальцы. — Все будет путём, вперед!
Вышибалы-охранники посторонились перед нами и, думая, что делают это незаметно, проводили Ленку оценивающими взглядами, в основном изучая нижнюю часть спины и ножки. Черт с вами, любуйтесь, для того она и наряжалась, чтобы любовались.
Подхватив нашу верхнюю одежду, гардеробщик показал подниматься на второй этаж, где уже снизу были слышны раскаты музыки.
Для начала, чтобы адаптироваться к грохоту и к самому месту, мы устроились на стульчиках-насестах за высокой стойкой бара. Чтобы говорить друг с другом, приходилось наклоняться к самому уху собеседника и кричать. Но Ленке здесь, кажется, понравилось. Во всяком случае, слинять отсюда она не рвалась.
— А тут и стриптиз бывает! — подметила она, указывая в зал.
Я оглянулся через плечо. Посреди танцпола возвышались два круглых подиума, и в середине каждого из островков торчал хромированный шест для стрип-танцев. А чего удивляться, если нас… ну хорошо, если меня сюда зазвал сам бабник-Нео… то есть Руська Аникин. Кстати, где он сам?
Нам подали по бокалу пива. Ленке почему-то захотелось именно пива, а про коктейли она сразу высказалась в том ключе, что это мерзкая мерзость с запахом и вкусом шампуня. Я посмеялся над ее непосредственностью, но в душе согласился. Она права: тут нам не Майами, и манго с фейхоа у порога клуба не растут, чтобы все эти напитки могли быть натуральными. А будь они натуральными, и без того бешеные цены на алкоголь в «Неоновой барракуде» выросли бы минимум в три раза. Так что Ленка заказала светлого, а я темного.
— Можно твой портер попробовать? — спросила она.
— Да хоть все пей, — я подвинул к ней запотевший ледяной бокал, озираясь в поисках Руськиной банды.
— Теперь я буду знать все твои мысли! — довольная, как своровавшая сметаны кошка, зализывая остатки пены в уголках губ, сообщила Ленка.
— Не будешь: я оттуда еще не пил. А сейчас вот выпью — и буду знать твои!
— Только попробуй!
Черт, от этого грохота, именуемого музыкой, я к концу мальчишника опухну! И лучше нам с Ленкой действительно не узнавать мыслей друг друга, а то скажет — сам вытащил развеяться и сидит ноет.
— Смотри!
Я проследил за ее взглядом. Вот интересно: почему мы никогда не разглядываем других мужиков в общественных заведениях, а они, женщины, изучают друг друга как под микроскопом, стоит им оказаться вместе? Ну или, в конкретном случае, учитывая расстояние между субъектом и объектом, — как в бинокль?
Вдоль танцпола, еще малолюдного, летящей походкой манекенщицы экстра-класса продефилировала роскошная платиновая блондинка с аппетитными формами, густой гривой до пояса и ногами от ушей. С подачи Задорнова стало модно смеяться над понятием «модель». Претендующие на остроумие то и дело цитируют его: «Модель человека!» А по мне так нормальное слово, отображающее суть: это очень красивая, ладная, стройная и высокая женщина, на которую непреодолимо оглядываются, когда она проходит мимо, все более или менее дееспособные прохожие мужского пола. И, разумеется, женского. Только не так откровенно и совсем с другими эмоциями. Поэтому заинтересовавшая нас с Ленкой незнакомка целиком и полностью подпадала под определение «модель». А кому не нравится, хоть красной девкой обзовите — не думаю, что красотке будет от чьего-то мнения холодно или жарко.
Но Ленка, будучи сама красоткой и не страдая комплексом неполноценности, разглядывала ее исключительно в познавательных целях. Во всяком случае, в ее глазах я не уловил и тени зависти.
— Прикольное платье! — обратила она мое внимание на одежду блондинки, а вот я бы сам через минуту уже и не вспомнил, что было на той надето.
На незнакомке было короткое черное кожаное платье с застежкой-молнией впереди и что-то вроде черного, тоже кожаного, ошейника. Вид у леди-вамп был провоцирующим, но что странно, не вульгарным. Может быть, потому что в ней не было ничего искусственного — сделанного лица, силикона, безумной раскраски. Все в рамках хорошего вкуса, даже одежда. А я раньше стереотипно считал, что кожу любят или рокеры, или любители садо-мазо.
— Наверное, это какая-нибудь московская топ-модель, — заключила Ленка, не менее, между прочим, шикарная в своем ярко-синем облегающем платье, с аккуратной девической грудью и таинственным взором светло-карих глаз.
— Топ-топ-модель, — я прошагал двумя пальцами по стойке, имитируя походку блондинки, и мы, пригнувшись, прыснули. — Хочешь размяться?
— Под эту музыку, что ли?! Не-а!
— Ну, вальсы Шуберта тебе тут все равно не поставят. Идем.
Разминаться я особенно не хотел, но сидеть мне надоело. К тому же у меня сегодня была идея-фикс как следует расшевелить вдову моего друга. Может, единственного настоящего друга в жизни, который стал таковым слишком поздно — из-за пресловутой разницы в возрасте…
Мы вышли, Ленка опасливо покосилась на шесты, но испытывать ее терпение и тащить на подиум я не стал. Да и трезвые мы слишком для шестов.
Танцевала она симпатично. Не хуже остальных девчонок, тусящих на танцполе. Смотреть на ее грациозные движения было очень приятно. Не будь она вдовой Степки… Стоп! Ни шагу дальше! По отношению к покойному другу это было бы бесчестно. Это было бы предательством.
— А что сам не танцуешь, меня вытянул?! — разгорячившись, Ленка прижалась ко мне, чтобы я мог услышать ее.
— Я танцую!
Нет, ну я же и правда танцую! Как умею…
Ленка расхохоталась (эх, давно я не слышал ее веселого смеха, теперь наслаждаюсь им!), но приставать и дергать меня по поводу танцев не стала. Кажется, она наконец-то решила уйти в отрыв и ни о чем плохом не думать. Закрывая глаза, моя спутница с удовольствием извивалась под бешеную музыку, подхватывала водопад волос, обрушивая их на плечи, крутилась вокруг своей оси…
— И кто это у нас тут зажигает? — услышал я левым ухом, одновременно почувствовав хлопок по плечу.
Это был, конечно, Руська. Спрашивал-то он меня, а вот глазами стрелял в Ленку. И, кажется, не узнавал ее.
— О, какие люди! — проорал я в ответ и с чувством пожал его руку. А потом мы с его подачи даже обнялись. Крестные отцы мафии, блин. С этого момента я уже понял, что Руська основательно поддатый: черта с два его, трезвого, заставишь обниматься с мужиком!
— Познакомишь? — кося лиловым глазом, да все в Ленкино декольте, спросил без пяти минут жених.
— А сам не узнал, что ли? Это Лена Пушкарная из параллельного!
— Пушкарная?! — обалдел Руська. — А я-то где был тогда?! И где были мои глаза?
— Я знаю, где они будут сейчас, если ты не прекратишь разглядывать ее грудь! — злобно проворчал я ему в ухо, несмотря на то, что еще пять минут назад подумывал о том, как хорошо было бы, если бы Ленка подцепила тут себе нормального парня. Но это же нормального парня, а не бабника-Руську, не сказать грубей.
— Да ладно, ладно, ко мне-то можешь не ревновать, Ромео… то есть этот… Отелло!
— Лен! Лена!
Она открыла глаза и только тут заметила этого третьего-лишнего. Удивилась. Улыбнулась: сначала как-то нерешительно, а потом, узнавая, все шире и шире:
— Руслан!
— Да, вот этот самый Аникин, — представил я, хотя в сущности это было уже и не нужно. — Камраде Нео.
— Увидела — сразу вспомнила! — прокричала Ленка сквозь долбежку в колонках. — У нас по нему полкласса девчонок тащилось, даже Ирка.
— Ирка? — наклоняя к ней голову, чтобы ничего не упустить, переспросил Аникин.
— Подруганка моя. Маленькая такая, шустрая, хорошенькая. Все время бегала в оранжевой кофточке с Сейлор Мун.
Так мы и орали в напрасных попытках перекричать то, что в этих местах принято было называть музыкой. Но как бы там ни было, влияние этой музыки на настроение стало ощущаться очень быстро. И не надо никаких напитков-энергетиков — нервная система сама вставала на дыбы от этих децибел.
Руська предложил пойти к их столику в баре, Ленка оживилась и легко приняла приглашение. Он развернулся, чтобы взять ее под ручку, но тут в него неловко врезался проходящий мимо тип со стрижкой-полубокс и характерной для жлобов физиономией. Уже и без того чем-то раздраженный, тип злобно глянул на источник преткновения.
— Извини, братан! — сказал Аникин, прикладывая ладонь к груди. — Не нарочно!
Хотя вообще-то извиняться должен был этот австралопитек. Для таких «извини» равносильно прогибу.
Проурчав себе под нос что-то вроде «живи пока» — Руська не услышал, услышал стоявший за ними я — жлоб отправился восвояси, пробивая себе дорогу среди танцующих и даже не допуская мысли, что танцпол можно было бы обойти «посуху».
Ленка, кажется, этого инцидента не заметила, а я на всякий случай пронаблюдал, где зависает с дружками австралопитек. Таких всегда нужно держать на заметке, чтобы потом не было неприятных сюрпризов. Дворовый негласный закон, о котором Руська почему-то, кажется, забыл. Но ему простительно — он изрядно навеселе.
— Твоя девушка? — чуть приотстав от Ленки, спросил он: я все так же шел замыкающим.
— Нет. Жена друга. Вернее, вдова.
— Да ты чё? Я его знал?
— Вряд ли, он учился в старших классах. Степа Еремеев.
— А, ну да, не знал такого. А она клёвая… Попка такая, ножки, все при ней! Ты только не подумай чего, я в эстетическом смысле!
Говоря о попках-ножках, он делал движения, обрисовывающие грудь, которой у него, естественно, не наблюдалось. Конечно, исключительно в эстетическом! Так и запишем: Аникин говорит о женщинах только в эстетических смыслах!
Сисадмин Вольдемар
Столики в баре были сдвинуты между собой, и за ними гуляло человек двадцать мужиков разного возраста, но примерно одной кондиции.
— Это все журналисты? — уточнил я, обнаруживая три-четыре знакомые рожи, которые я где-то когда-то уже видел в компании Аникина.
— Да нет, не все. Тоже в редакции работают.
Здесь было куда тише, чем в зале. При желании можно было даже общаться, не слишком напрягая голосовые связки. Но, оглядев присутствующих, я сделал вывод, что общаться с ними мне хочется не слишком.
Увидев Ленку, мужики приосанились, со всех сторон в ее адрес полетели комплименты и предложения занять то или иное место за столом, в результате чего ей пришлось бы расклонироваться на двадцать Ленок.
— Пошли все вон, она с Дэном! — пресек их поползновения Руська, картинным жестом отбрасывая рукой чуб, нависший надо лбом.
Все вроде успокоились, но стоило нам сесть, самые ближние товарищи стали наперебой ухаживать за Ленкой с вопросами-цитатами из бедного Булгакова. Да-да, с теми самыми — о предпочтениях потребления вина в зависимости от времени суток. Несчастный классик, тебя задергали!
— Литераторы хреновы! — тут же, словно прочитав мои мысли, сообщил Руська, наливая себе что-то из красивой большой бутылки с незнакомой этикеткой не на русском и даже не на английском. — Да расслабься, Стрелец, они все импотенты. Ленка твоя с подружками будет в большей опасности, чем с этими алконавтами. Ты-то как? Молодец, кстати, что все-таки пришел! Такими мероприятиями манкировать нельзя! — он снова съездил мне со всей дури между лопаток.
— Да, насчет мероприятия. Как тебя угораздило? Ты же пари держал, что до сорока — ни-ни!
Руська помрачнел:
— Давай-ка дербалызнем, — буркнул он и еще до того как я поднял свой бокал, стукнул о него краем своего, а затем немедленно осушил. Тут же лицо его прояснилось, и он перевел все в шутку: — Это, помнишь, как герой Буркова в «Иронии судьбы» все время: я не пьянею, я не пьянею? Так и моя… будущая… «Я не залетаю, я не залетаю!»
Я не сдержался. Хотел сдержаться, но не смог. Хохотал так, что Руська, кажется, снова разозлился. Вот как выглядит охота на охотника, однако!
— Хорош ржать! — наконец выдал он. — Ты, знаешь, тоже не застрахованный!
— Да и ладно, я-то зароков не давал, крест во все пузо не рисовал. Как хоть невесту зовут?
Руська закатил глаза:
— Ты не поверишь! Людка.
Меня снова прибило на смех. Приятель выглядел так, будто мечтал о прилете карлы Черномора. Ну или на худой конец — о притязаниях на руку и сердце невесты каких-нибудь фарлафов-рогдаев-ратмиров.
Ленка, кажется, немного скучала. Ей подсел на уши один из Руськиных импотентов-литераторов — наверное, вещал об упадке русской культуры на просторах «Неоновой барракуды», или о чем там они всегда начинают вещать, когда кто-нибудь хоть на секунду по ошибке проявит интерес к их речам? Делая вид, что внимательно его слушает, Ленка меланхолично похрумкивала чипсами, в обилии рассыпанными по столу. Это была единственная закуска к спиртному. Ну, мальчишник же!
Пока я отвлекся на нее, к Руське с другой стороны от меня подошел какой-то нелепый парень в застиранной клетчатой рубашке, надетой поверх футболки, и в джинсах, тоже настолько затасканных, что выглядел он бомжем. Хорошо хоть от него не несло. Одутловатое лицо, скрывающее возраст: он мог быть и нашим ровесником, и сорокалетним дядей, — обросло рыжеватыми волосами, и эту растительность очень трудно было квалифицировать как бороду и усы, уж слишком редкой она была. Сальные, того же цвета, что и на лице, волосенки, забранные в хвостик на макушке розовой девчачьей резиночкой, густотой тоже не отличались. Те, что из резиночки выскочили, топорщились над ушами, а при ближайшем рассмотрении было видно, что ссыпавшаяся с них перхоть ровным слоем покрывала воротник и сутулые плечи. Интересно, и кто же может позволить себе ходить по солидной фирме эдакой образиной? Не иначе как это у них самый-самый главный шеф?
Но Рус разговаривал с ним слишком уж вальяжно, так что мнение мое сразу изменилось. Но ведь это не журналист, упаси господи?!
— Кто это? — спросил я, когда клоун отошел.
— Да системщик наш, — Руська покосился ему вслед. — Вольдемар.
— Володя, что ли?
— Да не дай бог ты так его назовешь! Порвет, как Тузик клистир! Он Вольдемар! А того, кто зовет его иначе — Вовой, Вованом, Вовиком, Володей, «Володенькой-открой», — он проклинает по интернету во веки веков! Причем делает это круче, чем любой колдун-вуду, имей в виду!
— Ну, меня бабушка тоже иногда Володей зовет — вроде, еще не помер…
— Тебя? Володей? Зачем? — заинтересовался Аникин.
— С дядькой путает. С головой у нее… нелады. Ладно, вот Вольдемар-то твой мне и нужен! — сказал я, вставая.
— Ты куда?
— Я на минуту. Не возражаешь? — и я прихватил с собой бутылку и свой недопитый бокал.
— Стрелец, стой! Погоди, чего скажу! Дэн!..
Но, полный решимости, я отмахнулся и заметил только, как, садясь на место, засмеялся бывший одноклассник. Причину его поведения я узнал только несколько дней спустя.
Вольдемар восседал особняком от всех и с безучастностью высшего демона инфернального пантеона взирал на остальных, тихой сапой между тем напиваясь.